Две ночи в Лондоне - Джессика Гилмор

– Раньше я мечтала об обыденных вещах: университет, хорошая работа, любовь, семья, дети. Много детей. – Взгляд ее потеплел. – Я всегда хотела быть частью большой семьи, а после смерти папы и Фила стало совсем одиноко. Наверное, поэтому я и полюбила книги. Только так могла отвлечься от действительности, увидеть новые страны, испытать новые впечатления. Сравнивала себя с Гермионой, Лирой, Энн Ширли. Как и я, они были одиноки и сами прокладывали свой путь в жизни. А сейчас? Не знаю, Макс. Я давно не позволяла себе мечтать.

– Я никогда в жизни не хотел убежать и скрыться, – задумчиво произнес он. Это было правдой, хотя и не полной. – Привык жить под давлением, ведь быть Лавдеем большая ответственность. Но и привилегий это дает немало.

– И ваши желания не изменились со временем? Он покачал головой.

– Вы правы. Сейчас кажется, я давно попал в ловушку. – Как странно признать правду и, более того, озвучить это. – Отец ждет от меня одобрения, мама пытается привлечь на свою сторону, а законы ведения бизнеса требуют принятия нужных и верных решений. А главное, своевременных. Сейчас складывается ощущение, будто я понял, что рос во лжи.

– Как же так?

Он помолчал, пытаясь из разрозненных мыслей сформулировать фразу, имевшую законченный смысл.

– Нам необходимо сохранять лицо, понимаете? Внешне все должно смотреться идеально: шикарный дом, богатство, которое не выставляют напоказ, мужчины – члены правильного клуба, разделяющие правильные взгляды. И в центре всего этого дед – тиран-филантроп. Я был уверен, он все делает так, как должно.

Макс перевел дыхание. Высказанные еретические мысли подарили непривычное ощущение легкости.

– Папу всегда обижало зависимое положение. Думаю, дед держал его на коротком поводке. И маму. На публике они всегда были любящей парой, но сейчас, когда отец встретил Мэнди, я часто задаюсь вопросом…

– Было ли это правдой? – закончила за него Элли. Черт, как она точно все понимает.

– У отца было много романов, я знал о них. Все выходные он проводил вне дома под предлогом работы, возвращался с экстравагантными подарками. Но при этом я был уверен, что родители любят друг друга. Теперь же меня одолевают сомнения. Мама так изменилась, думает только о том, как сильнее наказать отца, ее не заботит будущее компании.

Элли тяжело вздохнула и посмотрела на него с беспокойством.

– Все так плохо?

– Похоже, да. А если этим делом займутся юристы, станет в сто раз хуже. Поэтому отец хочет, чтобы я поговорил с мамой, а она, в свою очередь, требует, чтобы я не общался с его новой пассией. – Макс с удивлением ощутил, что губы сами собой скривились в ироничной улыбке. – Похоже, я всегда считал своим долгом быть разумным и относиться ко всему по-взрослому. Просто до настоящего времени меня это никогда не возмущало.

Элли подняла руку, ему показалось, что она сейчас коснется его лица. Все тело напряглось от предвкушения, но вскоре он разочарованно выдохнул, видя, как, махнув в воздухе, рука опустилась на стекло. Макс подался вперед, нет, не позволил себе слишком приблизиться или прикоснуться к ней, он замер, с трудом сдерживая желание положить руку ей на плечо и на спину. Возможно, потом опустить ниже и ощутить охватившее Элли волнение и дрожь. Надо остановиться и дать им обоим еще время.

Однако он не смог.

Глаза Элли округлились. Затаив дыхание, она повернулась к нему и задрожала, то ли от страха, то ли от возбуждения. Кажется, она сама не понимала отчего. Макс чувствовал, что раньше бывали моменты, когда ее влекло к нему, об этом свидетельствовала улыбка, жест, которым она поправляла волосы и смотрела на него из-под опущенных ресниц. Даже в очереди на Лондонский Глаз он перехватил ее взгляд, от которого бросило в жар. Однако в следующее мгновение все вернулось на круги своя. Элли отгородилась от него невидимой стеной. Она была пуглива, как жеребенок, ее хотелось оберегать и защищать. С одной стороны. С другой же – Макс понимал, что подобное спонтанное желание лучше сдерживать. Ведь он совсем ее не знает, имеет ли право вмешиваться в жизнь незнакомого человека?

Он придал лицу равнодушное выражение, словно случайно его рука скользнула вниз с ее плеча, и между ними вновь появилось безопасное для обоих расстояние. Он улыбнулся ей сладко и чуть шутливо.

– Элли Скотт, мы ведем себя непозволительно. Она не шелохнулась, словно окаменела.

– Да? – пролепетала она.

– Мы решили весело проводить время, а разговоры о моей семье совсем этому не способствуют. Знаете, я решил принять участие в викторине, которую учителя устроили этим детям, посмотрим, смогу ли победить десятилеток.

– Но ведь вы не знаете темы. – Краски наконец вернулись на ее лицо, она немного расслабилась. – В нашей семье привыкли побеждать, дорогая. И не важно, «Монополия» это или «Улика», «Марио Карт» или «Короли вечеринок» – что бы то ни было, я сделаю все для победы. Даже если надо будет подкупить эту малышню.

Как бы он поступил, если бы она улыбнулась ему, а не стояла, как фавн, превращенный Белой Колдуньей в камень? Если бы подошла ближе? Прикоснулся бы он к ней? Поцеловал бы? Возникшие в душе чувства были дружескими или он все же заинтересовался ею как женщиной?

Всего за несколько минут Макс очаровал учителей, заполнив две страницы анкеты с вопросами, ответы на которые обсуждал, кажется, со всеми детьми одновременно. Помахав им на прощание, шумная толпа покинула остановившуюся внизу кабину и направилась в ближайший музей. Макс и Элли решили прогуляться вдоль Темзы.

– Что теперь? Пингвины? Элли покосилась на очередь и поморщилась:

– Уже поздно. Боюсь, когда подойдет наша очередь, они уже закроются. Отложим?

– Смотрите. – Макс остановился у рекламного плаката. – Чай с пингвинами. Круто! Мы тоже будем поглощать сырую рыбу? Может, нам предложат что-то типа суши? Не уверен, что смогу проглотить рыбу с головой и костями.

– Возможно, пингвины тоже любят плюшки? Жаль, такое возможно только в следующем месяце. Двадцать второго.

– Запишите, – усмехнулся Макс. – Пингвины, плюшки и суши на двоих.

– О таком я не забуду!

– Кстати, вы должны купить мне сувенир. Даже два. Я справился с викториной.

– Не сам.

– Какая разница. В любом деле важен результат, а как вы его получили, не имеет значения.

Макс имел вид довольного собой человека и ни в чем не раскаивался.

– Вы правда в это верите? – Так считали многие, но Элли ожидала от него большего.

– Разумеется. – Он посмотрел ей в глаза и усмехнулся. – И не важно, кого вы оттолкнули на этом пути вверх, ведь вниз больше не вернетесь. Выживают наиболее приспособленные к жизни. Девиз Лавдеев. Уверен, тетушка Демельза вышивала эти слова крестиком, чтобы потом повесить в спальне каждого члена семьи.

– Ха-ха. – Элли опустила глаза. Впрочем, Максу удаются ироничные шутки.

Она украдкой посмотрела на него из-под ресниц, и по телу пробежало тепло. Ветер взъерошил его темные волосы, подбородок покрыла легкая щетина.

Обычный турист-американец, наслаждающийся видами Лондона в вечерних сумерках. Однако не каждый турист замечает проходящих мимо красавиц и позволяет себе окидывать их взглядом, полным восторга и любопытства. Элли это странно. С первого взгляда Макс показался ей человеком совсем другого типа, более суровым и сдержанным, а еще высокомерным и грубым. Поразительно, ведь буквально пару дней назад она бы не поверила, что будет гулять с ним по городу, смеяться над его шутками, а от прикосновений сердце станет биться сильнее. Предположившему такое она бы порекомендовала читать меньше детских сказок и раньше ложиться спать.

Но тем не менее это происходит. И она не может отвести от него взгляд, любуясь тем, как предзакатное солнце красиво подсвечивает загорелые руки, как играют тренированные мышцы под гладкой кожей. Как было бы приятно к ним прикоснуться, но разве она посмеет. Набравшись храбрости, Элли приблизилась к нему, махнула рукой, будто случайно, и тут же одернула ее, испугавшись, когда костяшки коснулись его руки.

– Элли.

Макс остановился перед ней и посмотрел в лицо. От него исходило тепло, в глазах плескался огонь, жар проникал ей в кровь и разносился по всему телу, будоража каждый нерв.

– Если ты хочешь взять меня за руку, дорогая, просто возьми и все.

Элли открыла рот, чтобы возмутиться столь несуразным предположением, но не произнесла ни звука.

– Элли?

Голос стал напряженным, будто он сдерживался, старался оставаться спокойным, боясь дать волю эмоциям. Она подняла голову и выдержала его взгляд, выдержала, несмотря на дрожь в коленях и сковывающий душу страх от допущенной ошибки. Желание отступить было таким же сильным, как идти вперед.

– Да?

– Если ты это сделаешь, я тебя поцелую. Может, не сейчас на оживленной улице, не на ходу, а позже, но обязательно поцелую. А ты, – взгляд переместился на ее губы, она почти ощущала его физически, – ответишь на поцелуй. Ты готова к этому, Элли?