Штрафбат. Миссия невыполнима - Кротков Антон Павлович

Вернувшись на аэродром, чтобы заправиться и пополнить боекомплект, Нефёдов чуть не стал жертвой обещанного возмездия. Вставший рядом с самолётом автозаправщик внезапно вспыхнул вскоре после того, как началась перекачка топлива. В это время Борис сидел в кабине, но вовремя заметил в зеркальце заднего обзора горящий бензовоз у своего киля. Нефёдов не помнил, как он выскочил из самолёта. Пилот успел отбежать метров на тридцать от очага пожара, когда за спиной рванул взрыв. Сильный удар в спину бросил его на бетон. Быстро оглянувшись, старый лётчик увидел, как во все стороны разлетаются тысячи искорёженных стальных обломков; огнемётными струями брызжет горящее топливо из взорвавшихся самолётных баков и цистерны бензовоза. Пытающиеся спастись бегством люди за секунды вспыхивали и сгорали, словно спички. Загорелись самолёты на соседних стоянках.

Вокруг Нефёдова падали фрагменты, по которым не всегда можно было определить, что ещё минуту назад являлось самолётом, а что грузовиком. В результате диверсии погибло не менее десяти человек и втрое больше получили ожоги и ранения. Три боевые машины были выведены из строя.

Пока Борису искали другой самолёт на замену, пришло сообщение, что после нанесённого им воздушного удара мятежники решили больше не искушать судьбу и сложили оружие. Интересно, что обычно беспощадные к пленённым врагам, на этот раз власти проявили удивительную гуманность. Приехавший принимать капитуляцию гвардейцев Хенк в качестве наказания приказал солдатам… сто раз отжаться. Этот эпизод дан, чтобы показать необычные местные нравы. А кроме того, впоследствии выяснится, что это Хенк стоял за мятежами, и президентские гвардейцы давно с ним в сговоре. Борис воспринял эту новость без особого удивления. Тот, кто хотя бы неделю провёл в этой стране, неизбежно привыкал к местному театру абсурда.

Однако для Нефёдова работа на этом не завершилась. Вскоре стало известно, что хаосом в столице решил воспользоваться один из партизанских командиров, который двинул на город свою лесную армию. Срочно требовалось обнаружить приближающиеся к окрестностям столицы отряды противника и навести на них ударную авиацию. Майору Эрнесту было приказано выполнить задачу в качестве передового авианаводчика. Конечно, он мог отказаться, сославшись на усталость после утреннего налёта и полученные при взрыве своего самолёт лёгкие ожоги, но приказ, а точнее, просьба исходили лично от Макса Хана. Немец словно перестал замечать других своих лётчиков, видя в русском надёжного удачливого бойца, которому под силу справиться с любой проблемой. Поэтому Нефёдов ответил «есть», а про себя подумал: «Ладно, надеюсь, камрад[3], ты отплатишь мне той же монетой и поможешь вытащить сына из плена».

Под монотонное гудение самолётного двигателя тянуло в сон. Проплывающий внизу пейзаж уже стал почти привычен. Хотя нет-нет да ловишь себя на мысли: «А что там, под кроной таинственного и даже зловещего тропического леса? Какие хищники прячутся в его глубине?» До этой командировки Нефёдов был знаком с джунглями и их обитателями только по посещению ботанического сада и зоопарка, а ещё по репродукциям картин Анри Руссо. Как и этот талантливый художник-самоучка, Борис раньше представлял себе тропический лес фантастическим миром, где в гигантской густой растительности бродят люди и животные, выглядящие карликами, попавшими в странный мир великанов. Однако с высоты джунгли уже не казались такими величественными. Да и люди правили этим зелёным миром отнюдь не на карликовых правах. По сравнению с двуногими хищниками, напалмом испепеляющими целые гектары леса со всеми его обитателями, ягуары и анаконды не казались уже столь кровожадными созданиями…

Борис быстро обнаружил противника и пометил его местонахождение сигнальными ракетами, горящими белым фосфором. Остальное было делом пилотов-бомбардировщиков.

По возвращении на базу Макс Хан поздравил Нефёдова с тем, что он прошёл испытательный срок и больше не будет заниматься крайне рискованной работой передового авианаводчика. Отличившийся пилот переводился в другую эскадрилью.

История с подавлением мятежа выдвинула Нефёдова на особое место среди других лётчиков-наёмников. Когда через какое-то время в пригороде Морганбурга восстали кадеты полицейской академии, то подавить очаг возмущения сразу поручили проверенному в деле «специалисту» по таким операциям. На этот раз задачу Борису приехал поставить лично Хенк-бомбардировщик:

– Мы недавно получили из Штатов новый боевой вертолёт. На мой взгляд, теперь как раз представляется удобная возможность проверить его в деле.

Ван дер Вольф внимательно следил за реакцией Нефёдова.

– У меня недостаточно опыта пилотирования подобной техники, – ответил лётчик. На самом деле ему до сих пор вообще не приходилось управлять вертолётом.

Хенк, казалось, только этого и ждал. Он тут же переспросил, как показалось Нефёдову, с тайной надеждой:

– Значит, вы отказываетесь?

Хенк заговорил холодно и строго, словно заранее заполнял уведомление о смерти:

– Мне очень жаль, но мы заинтересованы в найме прежде всего первоклассных лётчиков-универсалов. Я думаю, командир легиона поспешил подписать с вами контракт.

– Хорошо, я полечу, – вынужден был взять под козырёк Нефёдов. Он уже понял, что угодил в очередную западню, из которой обязан выбраться самостоятельно, ибо Хан в это время находился в командировке где-то за границей. В его отсутствие Хенк исполнял функцию командующего ВВС. В его власти было объявить отказавшегося лететь лётчика дезертиром. А оправдания, что ты, мол, не умеешь управлять вертолётом, вряд ли будут услышаны судьями военного трибунала. Если к ним кто-то попадал, то живым уже не возвращался.

У Нефёдова было ровно сорок минут на изучение новой машины. Вторым пилотом Хенк назначил к нему туземного лётчика, от которого толку было немного. Поэтому первым делом Борис разыскал знакомого вертолётчика по прозвищу Напалмовый Джек и попросил его о коротком инструктаже.

Вертолёты оказались достаточно сложны в управлении. В полёте лётчику приходилось буквально сливаться с машиной, бдительно контролируя все фазы полёта. Знаменитый вертолётный ас вьетнамской войны Хьюго Редстоун по этому поводу сказал так: «Вертолёт надо ощущать, как собственное тело. Стоит перестать чувствовать машину, как продолжение своих ног и рук – непременно вскоре разобьёшься».

Но, к счастью, американская машина была оснащена несколькими передовыми автоматическими системами, предназначенными снизить рабочую нагрузку на пилота. В частности, в вертолёте имелась система обеспечения устойчивости (SAS), назначением которой было парирование внешних воздействий, например внезапного порыва ветра.

Это была «Кобра» AH-1 последней серии производства компании Bell. Под слоем свежей краски ещё можно было различить опознавательные знаки корпуса морской пехоты США.

Наставник с удивлением отметил уникальную обучаемость «курсанта»: «Тебя на табуретку с пропеллером посади, и ты через час начнёшь на ней петли крутить!» Борису в очередной раз пригодился опыт лётчика-испытателя. Когда-то ему приходилось много пилотировать самые разные машины, быстро обживаясь в незнакомой кабине. Так что он и в самом деле всё схватывал на лету, с полуслова понимая, как следует работать педалями, чтобы компенсировать вращающий момент, создаваемый несущим винтом вертолёта, как «вышивать» рычагами циклического и общего шага, управлять мощностью двигателя и прочее. Да и не было у него иного выхода, кроме как на ходу осваивать новую науку. В случае ошибки покинуть с парашютом вертолёт было невозможно, ибо вращающиеся лопасти винта сразу превратят тебя в мясной фарш.

Так что требовалось губкой впитывать все, что говорит инструктор. Сдавать экзамен Борису предстояло уже в ходе самостоятельного боевого вылета. Новоиспечённый вертолётчик довольно уверенно поднял машину в воздух и перевёл её в горизонтальный полёт. По пути с любопытством, свойственным испытателю, Нефёдов осторожно знакомился с возможностями машины – пробовал новые манёвры, внимательно следя за тем, как вертолёт реагирует на его действие. Большой опыт полётов на самой разной авиатехнике научил его тому, что машина часто оказывается мудрее пилота, подсказывая человеку, что делать можно, и предостерегая от фатальных ошибок.