Жена на один год (СИ) - Коваленко Мария Сергеевна

— У тебя еще Лешка есть, — кивнула я в сторону коротко стриженной шевелюры за рулем.

— Лешка, он не «у меня»! Он общественный.

— Ага. Как достояние, — недовольно буркнул Панов.

— Рули давай! — Наташа по-царски махнула рукой в сторону нашего водителя. — Плохая у тебя интернатура, если в поликлинике за день не наговорился.

О том, что Лешка стоматолог, а не педиатр или терапевт, которым положено много разговаривать, Наташа словно забыла. Привычка использовать бывшего капитана волейбольной команды в качестве тяжелой силы не лечилась ни выпускным Лешки, ни его работой, ни попытками устроить личную жизнь.

Как и четыре года назад, в любой непонятной ситуации рядом с нами появлялся Лешка. По первому свистку он из молодого интерна-стоматолога превращался в водителя-грузчика-сисадмина-охранника. А стоило рабу раскрыть рот, Наташка одной фразой запечатывала его наглухо.

— Ну как ты, рассказывай? — Она взяла мою руку в свою. С тревогой заглянула в глаза.

От такого взгляда стандартное «нормально» само застряло в горле.

— Я ничего не тяну, — признание вырвалось со вздохом.

— Опять эти акционеры на тебя наседают?

Будто это ей не дают спать разными протоколами и важными бумажками, Наташка мгновенно вспыхнула.

— У меня голова скоро взорвется из-за этого банка. Не представляю, как Татьяна Егоровна справлялась. Я так никогда не смогу.

— Ты пятый год мединститут на «отлично» тянешь. Осилишь! Найми грамотного консультанта, и он поможет во всем разобраться.

— Конечно… — Я закусила губу.

— Лер, я ведь тебе уже давала контакт специалиста. Отец очень его хватил. Ну почему ты такая упрямая и пытаешься разобраться во всем сама?

— Не сложилось у меня с тем консультантом.

О том, что вместо консультации эта звезда современного менеджмента три часа полоскал мне мозг рассказами о себе прекрасном, я Наташе говорить не стала. А о том, что он посоветовал пойти на поводу у акционеров и провести массовое сокращение штата, не хотела даже вспоминать.

За полгода после смерти приемных родителей я столько раз была в главном управлении банка, познакомилась со столькими работниками, что и подумать не могла о том, чтобы выгнать кого-то из них на улицу.

Должен был быть другой выход. Мне всего-то стоило напрячь свой мозг, изучить километры бумаг, выстоять в битве против ушлого управляющего и не умереть в процессе от усталости. Пустяки!

— Все с тобой ясно. Не заслужил доверия, — Наташа поняла все без моих объяснений.

— Так может, продай этот банк. Я тебе уже столько раз говорил, — воспользовавшись остановкой на «красный», вмешался Лешка.

— Что консультант, что продажа… — Откинувшись на спинку сиденья, я закрыла глаза. — Итог будет один.

— Проклятие… — Наташка тоже откинулась рядом. — А в книжках пишут, что жизнь богатой наследницы — это малина.

— Скорее малиновые кусы. С колючками и без ягод.

— Ага. И с медведями. Шатунами.

— Точно. — Перед глазами встал управляющий.

— А все эти проклятые выборы. — Наташа прижала мою голову к своей и крепко обняла руками за плечи.

— Проклятые.

Вспоминать ничего не хотелось. Особенно события последних шести месяцев. Вымотали они меня. Но Наташины слова, усталость и ровный шум двигатели сами будто на машине времени вернули в прошлое.

В душное питерское лето, когда Николай Петрович проиграл выборы и свалился с инфарктом… когда Татьяна Егоровна, похоронив мужа, пристрастилась к алкоголю и успокоительным. А спустя месяц после смерти «отца» уснула и не проснулась.

В официальной прессе писали о трагической любви. Журналисты превратили смерть бывшего депутата и его жены в историю равную шекспировской драме о влюбленных.

Мне сочувствовали. Моими приемными родителями восторгались. Татьяну Егоровну посмертно сделали идеалом жены и матери. На два месяца ворота загородного дома превратились в мемориал, к которому несли цветы.

И только я, СанСаныч и врач, приехавший на вызов, знали правду — передозировка алкоголем и транквилизаторами.

«Мама» легко пережила смерть «отца». После того как закончилась публичная часть прощания с ним, она не сказала ни одного доброго слова о Николае Петровиче. Но пережить проигрыш в выборах не смогла.

Сочувствие партнеров по бизнесу, лишение всех депутатских льгот и уголовное дело, которое завела прокуратура, день за днем толкали ее в депрессию. Лучшими друзьями бывшей светской львицы стали бар и аптека. А моя поддержка так и не смогла превратиться в спасительный круг.

Благодаря полному приводу Лешкиного джипа до поселка мы добрались быстро и без происшествий. Не знаю, чем занималась Наташа, но я эти полчаса спала, прижавшись лбом к стеклу. Это был самый полезный сон — без сновидений. Погрузилась в него я так глубоко, забылась так качественно, что не с первого «мы приехали» смогла открыть глаза.

Лешка уже собрался переносить меня в дом на руках, но неизвестно откуда появившийся начбез его опередил.

— А ну грабли убрал! — СанСаныч в фирменной манере особо не расшаркивался.

В ответ Панов с Наташей хором промычали что-то вроде «Она спит». Но молодой, игривый Демон Второй уже сунул морду в салон и беспардонно лизнул меня по щеке.

— Спала, — тут же сонно уточнила я, как ребенка прижимая к себе наглого пса.

После такого радушного приема оставаться на ужин ни Наташа, ни Леша не захотели. У подруги нашлось сразу несколько дел, а Панов принялся так красноречиво зевать, что Демон Второй радостно облизнулся.

Дом встретил уже привычной тишиной и пустотой. В углу гостиной горел красным глазом робот-пылесос. Показывая, что она справилась со своей работой, на кухне сияла зеленой подсветкой посудомоечная машина.

Людей не было. После смерти родителей из прислуги почти никого не осталось. Верная хозяйке горничная уволилась сама. Ей было больно находиться в этих стенах, а у меня не нашлось сил доказывать, что я не хуже Татьяны Егоровны.

Садовник попросил о сокращении вслед за горничной. СанСаныч ворчал что-то про «два сапога», матерился про себя. Но я без споров выдала садовнику три оклада и пожелала удачи.

Третьим ушедшим должна была стать повариха. Каждый день после похорон хозяйки я ждала, что она зайдет ко мне в комнату и заведет уже знакомую шарманку. Но пожилая тетя Галина не шла.

Вместо заявления об увольнении каждое утро на кухонном столе появлялись все более вкусные завтраки, а на ужины — настоящие шедевры кулинарии.

В страхе, что лишусь последнего работника в доме, я прожила три месяца. Несколько раз даже пыталась завести разговор о повышении зарплаты. Но вначале Галина отмахивалась. Потом стала смеяться. А на четвертом месяце СанСаныч огорошил новостью о своей свадьбе и перенес вещи поварихи из ее комнаты в домик сторожей, который он уже давно превратил в свое персональное жилье.

Так я осталась одна. С завтраками, ужинами. Но без единой живой души рядом.

Обычно после пар в вузе меня это не тревожило. В тишине и покое приходить в себя было легче. Но сегодня почему-то задело.

Желание спать слегка притупилось. Пустота тяжелым грузом опустилась на плечи. Хоть было проси Лешку повернуть назад или умоляй Галину одни вечер побыть со мной в доме.

Если бы ни гора дел, связанных с банком, я бы, наверное, сама потопала в дом сторожа. Но проблемы не дали даже переодеться спокойно.

Как только я зашла к себе в комнату, тут же позвонил управляющий. А когда спустилась ужинать — по видеосвязи вызвал заместитель финансового директора. У первого и у второго повод для разговора был один. Они оба наседали на меня, вынуждая принять решение. И ни одного из них нельзя было послать подальше с их требованиями.

— Опять упырь звонил? — СанСаныч вошел в гостиную как раз к концу второго звонка.

Я положила трубку, отключила телефон и на несколько секунд задержала дыхание.

— Понятно, — протянул начбез. — Значит, и упырь, и упырёныш. Бригадой ломать взялись.