Роль, заметная на экране - Серафима Полоцкая

— Да, да, — нахмурившись, бросил ему Вадим и улыбнулся мне, будто извиняясь. — Раечка, еще на ветку ниже.

Теперь я порхнула птицей и сама протянула руки Вадиму.

— Прыгайте!

Он повис на руках и, опустившись рядом, схватил мою руку.

— Осторожнее, там нет дна…

Мы оба помолчали, глядя сквозь зеленую листву на отливающую металлом воду.

— Вы плаваете? — спросил он.

— Ну-у… Как сказать…

— Слава богу, хотя бы что-то вы делаете плохо, а то даже страшно становится от такого совершенства, — пошутил он. — Садитесь осторожно, но не бойтесь… У берега лодка с дежурным… Здесь вас и будут снимать.

Сидеть на ветке было совсем нетрудно, потому что к дереву в нескольких местах прибили крепкие ременные петли, чтобы удобнее было держаться. Вадим, подстилая мне свою куртку, смотрел так упорно, будто хотел сквозь мои глаза разглядеть мысли.

— Товарищи «убитые и умирающие», слушайте внимательно! — прогремело из репродукторов странное распоряжение нашего режиссера.

Я от неожиданности расхохоталась. Вадим, не улыбаясь, склонился надо мной:

— Я должен ненадолго покинуть вас. Дайте мне слово сидеть тихо… Вы неосторожная, как ребенок.

Он опять о чем-то спрашивал меня взглядом.

— Даю слово, — прошептала я, будто речь шла о чем-то большем. — Но вы… вы сами…

Он встряхнул головой, словно что-то отгоняя, и улыбнулся.

— Я плаваю колоссально, как… гусь… — Пройдя по ветке, он спрыгнул на глиняные ступени и рассмеялся. — Должен же и я иметь какие-нибудь достоинства…

Я смотрела ему вслед и теперь уже не радовалась, как тогда у гримеров, что наш разговор прервали. Разговор… Разве это был какой-нибудь особенный разговор? Обыкновенные слова об обыкновенных делах… И все-таки, все-таки…

— Товарищи «убитые и умирающие», займите свои места! — опять послышался спокойный голос Евгения Даниловича, усиленный репродуктором. — Не вижу воина, убитого копьем!

— Он пошел купить лимонаду! — закричала с берега Лена.

— Повторяю: все «убитые» по местам!

Толстый сук, на котором я сидела, был выбран, вероятно, с большим расчетом. Я находилась на виду у всех, а сама видела и край берега, где стояли Хабир с Анвером, и крутой глинистый откос, подкрашенный желтой краской, на котором, цепляясь за траву, располагались «убитые». На плоту я тоже замечала каждое движение: и то, как солидно, словно прославленный мастер, шествовал вокруг аппарата толстый Валя, и как Анна Николаевна, заметив меня, приветственно помахала рукой, и как Евгений Данилович сердито схватил микрофон.

— «Убитые и умирающие», не устраивайтесь уютно, не подкладывайте ничего под голову! — послышался его глуховатый голос. — Разбросайте вокруг оружие и шапки!

Внизу, под моим сучком, завозился тоненький юноша, несмотря на приклеенные усы больше похожий на девушку. Он еще глубже нахлобучил меховую шапку.

— Булат! — крикнула ему сверху Лена. — Ты что, спать собрался?..

— Не все же должны потерять вместе с жизнью и шапку, — проворчал Булат и бросил рядом с собой алый узорчатый кушак. — У меня, например, пояс разорвался.

Он был в завидном положении, потому что лежал на естественном выступе обрыва. Другие приняли выразительные, но очень неудобные позы. «Убитому копьем», который только что напился лимонада, пришлось улечься на откосе вниз головой. Но никто не унывал. Они хохотали, что-то выкрикивали, задирали ноги, махали руками. Всего было четыре убитых воина и один умирающий, друг пастуха, который еще держался за куст и пытался встать. Наверное, это были самые молодые и сильные артисты, потому что задача их требовала выносливости. О тех двоих, которых Анвер должен был во время съемки сбросить с берега, я уже слышала, что они превосходно прыгают в воду и плавают.

— Вот так и будем «умирать», товарищи! — удовлетворенно сказал наш главный режиссер. — Все остаются на местах! Проверяем центральную группу. Фонограмму! — скомандовал он.

Над рекой грянула литаврами и барабанами суровая музыка боя. На фоне синего неба высокая фигура Анвера казалась еще крупнее, когда он поднял на вытянутых руках артиста с копьем. С обеих сторон на него бросились два здоровенных парня с короткими мечами, а справа, подняв копье и скрючившись, приготовился к броску приземистый артист в расшитой золотом одежде, под которой на спине был приделан горб.

— Стоп! — раздалось над рекой. — Воин слева, почему вы остановились? Что вам нужно?

— Мне нужно, чтобы он меня проткнул! — деловито объявил левый воин.

— «Убитые», не уходя с мест, лягте поудобнее. Центральная группа отрепетирует одна…

— Раечка, — взял меня за руку Вадим. — Я вернулся… Как вы тут? Не страшно?..

— Что вы!.. Тут очень удобно…

Он сел рядом со мной.

— Я смотрел на вас с плота. Колоссально! Среди зелени ваша хрупкость подчеркивается еще больше! Конечно, нежный рот и чистые черты вашего прекрасного лица… Осторожно! — воскликнул он и схватил меня за плечи, потому что я, перестав держаться, приложила руки к груди.

— Да, так что?.. — все еще обнимая меня, спросил он растерянно. — Что я говорил?..

Я не знала, как ответить.

— Ах, да! Крупные планы вашего лица снимут потом… А сейчас давайте порепетируем.

Он стал напоминать мне вчерашнюю репетицию, но я не могла сосредоточиться. Мне было неловко, хотя то, что он, обнимая, придерживал меня, сидя над водой, было вполне естественно. В голове все путалось, будто меня вызвали к доске, а я ничего не выучила.

— Понятно, понятно, — механически повторяла я, не понимая ничего.

Потом он помог мне подняться.

— Представляете?.. Увидев пастуха, вы хотите покинуть свое убежище, где спрятались от черных воинов… Сверху падают тела убитых, и вы опять невольно прижимаетесь к стволу.

— Понятно, — твердила я.

Спрыгнув на откос, он стал давать мне разные указания. Мы принялись опять репетировать эти «два с половиной шага», которые, если говорить точно, были всего-навсего одним шагом.

— Рая! — крикнула в рупор Анна Николаевна. — Подними ногу понаряднее, выгни подъем! И корпус скучный… Ты что, аршин проглотила? Оживи корпус изгибом!

Искоса взглянув вниз на воду, я освободила руки и стала в такую позу, словно подо мной был пол нашего школьного зала.

— Еще чуточку прогнись! — донеслось с плота. — Вадим Ефимович, помогите ей…

— Ничего больше не надо, Раечка! — сказал Вадим. — Вы и так словно орхидея в ботаническом саду!

«Подо мной нет дна, а я никудышный пловец», — мелькнула мысль, но я, не шелохнувшись, опиралась на ветку одной ногой, как аист, и только слегка касалась ствола откинутой рукой.

— Хорошо, Рая. Запомни позу и отдыхай, — одобрила Анна Николаевна. — Вадим Ефимович, вернитесь, пожалуйста, на плот.

Но он не ушел. Он опять подстелил свою куртку, помог мне сесть, а сам присел неподалеку на глиняную ступеньку.

— Представляете, как на экране перед зрителем заплещутся серебристые волны реки, а над ними прекрасная девушка, из-за которой идет сражение. И все зрители почувствуют, что из-за этой девушки стоит умереть…

На мое счастье, опять включили фонограмму, и под звуки барабанов и скрежет мечей я могла ничего не отвечать Вадиму.

Большой буксир, проходящий мимо, дал гудок, и капитан, перегнувшись с мостика, спросил в рупор: не нужна ли помощь и что случилось? На плоту-самосплаве из шалаша выскочили два парня в трусиках и окаменели рядом с рулевым. Зяма что-то прокричал им, успокоительно помахав руками.

Мне стало казаться, что я веду себя глупо, ничего не отвечая Вадиму. Я злилась на свою растерянность. Хотелось говорить весело и остроумно, будто не принимая всерьез его слов. Вместо этого я громко и деловито спросила:

— Всегда на съемках столько времени уходит?

— В общем, всегда, — ответил, улыбаясь, Вадим. Он старался перекричать музыку и шум. — Но, конечно, задача снимать балет в природных условиях все усложняет. В павильоне с декорациями много проще… Как на сцене…

— Это же замечательно! — перебила я его. — Только очень трудно! Конечно, и на сцене не легко, но здесь особенно… Даже образы героев как-то по-другому раскрываются! Правда?

— Да, да, — радостно согласился он. — Вы правильно заметили! На фоне настоящего неба и земли…

Музыка кончилась.

— Нет, товарищи, это не годится, — раздался голос Евгения Даниловича. — Кто там слева? Надо было пригнуться…

Хабир с разгоряченным, потным лицом выскочил к краю обрыва и, присев, как кошка перед прыжком, крикнул:

— Держи меч на уровне плеча и прыгай в длину, а не вверх… По-настоящему!..

Он прыгнул, расстилаясь в воздухе. Потом выпрямился и снова начал считать. К нему присоединились остальные, и под громкий счет всех пятерых «сражающихся» они повторили «бой» с начала.