Мистик Томас Свит - Евгений Александрович Козлов

Рассказ далее мной повествуемый будет изрядно отличаться от всех предыдущих мистических изысканий прошлого. Канул в Лету, шепот тех блаженных лет, и предки прахом стали, передающие мысли из поколения в поколение, не обрывая цепь необъяснимых событий. Романтикой будут пронизаны мои слова, но, по крайней мере, я так считаю. Итак. Речь моя пойдет о моем старом друге, который благоприятно проживал в пригороде Лондона. Почему я говорю в прошедшем времени? Всё просто, ведь он уже давно покоится с миром на одном из местных кладбищ, надеюсь, он нашел тот покой, который так неусердно, но всё же искал. И почему я говорю без доли сожаления, ответ также прост, старик Мэтьюс прожил долгую и не сомневаюсь счастливую жизнь. Он не отличался серьезностью, успешностью, находчивостью, жизнерадостностью, при всем этом Мэтьюс обладал поразительным даром, и скоро вы поймете каким.

Однажды узнав о смерти его любимой жены, я, позабыв обо всех своих делах, закрыв всю бумажную волокиту и отменив все так надоевшие мне встречи, немедленно отправился к Мэтьюсу, дабы узнать о его самочувствии. Первым же поездом я выехал навстречу туманному Альбиону. Но что-то не давало мне покоя, я будто предчувствовал неладное, готовое случиться в любой день. Всю нескончаемую, как мне казалось дорогу, я находился в глубоких раздумьях. Я долгое время сидел, всматриваясь в дождевые капли, стекающие вниз, сравнивая их с жизнью человека, дивился быстроте их падения. Искренне надеясь, что старина Мэтьюс окажется, несломлен утратой близкого человека, как душевно, так и физически.

Поезд начал постепенно убавлять ход, и тогда я отчетливо осознал, что мой путь окончен и мне воистину стало легче. Я вышел на нужной мне станции, как полагается, был встречен лондонским дождем, крупные капли катились по моей шляпе. К счастью я не позабыл взять с собой плащ, впоследствии не позволивший мне полностью промокнуть. Погода способствовала моему быстродействию, поэтому, даже не спросив цену, я нанял экипаж, который благополучно доставил меня до особняка, моего как я полагал опечаленного друга. Признаюсь честно, я мало любовался теми пейзажами, что представлялись неискушенному моему взору. Мои мысли были направлены в иное русло.

На пороге меня как подобает, встретил дворецкий. Его имя не так важно, и поэтому буду звать его просто дворецкий. Его роль в этой истории, безусловно, очень важна, ведь это он рассказал мне то, что старина Мэтьюс не отважился произнести. От дворецкого я узнал, что господина нет, не будет еще несколько часов. Впустив меня как долгожданного гостя, я, наконец, смог согреться и мог снять ботинки пропитанные влагой. И в минуты ожидания, дворецкий начал рассказывать о муках Мэтьюса, а точнее о том, как он бедняга пережил то внезапно свалившееся на него горе. К моему глубочайшему удивлению он оказался довольно разговорчив. Дворецкий поведал, о том, что супруга Мэтьюса умерла от болезни, делающей человека слабым, болезнь эта словно высосала из нее всю жизнь, но она не мучилась, а лишь однажды не проснулась. После чего верный вдовец находился в опустошении несколько недель. Ведь его словно лишили той части, что наполняет жизнь радостью и счастливыми мгновениями. Вся душа Мэтьюса наполнилась лишь одними воспоминаниями, открыв книгу, он вернулся на ту главу, где еще присутствовала неизвестность, но ожидание казалось не таким долгим как раньше. Вскоре старик наполнился любовью, или вдохновением, или божественной благодатью, фразеология не столь важна, а то, во что и как это вылилось. Фениксом, воскреснув из пепла, он начал творить, очень даже интересным способом. Мэтьюс стал создавать скульптуры, и материалом ему служил довольно экзотический и экстравагантный, самый обычный лед. Ему привозили его глыбами, аккуратно вырезанного, кое-где с замершим снегом внутри, он как художник, с помощью зубила и деревянного молотка создавал удивительные композиции. Волновало ли его, что скульптуры весной растают, став водой, а затем и вовсе испарятся, думаю, нет, не особо. Целыми днями он проводил в саду, изнуряя себя творчеством, выплескивая из себя все замыслы, постепенно становившиеся реальными. Дворецкий так и не смог вспомнить, на что были похожи работы старика, но лишь одна так отчетливо врезалась ему в память. Та последняя скульптура, завершившая череду потока его вдохновения, то была фигура девушки в полный рост с маленьким цветком в волосах, ставшая впоследствии супругой Мэтьюса, его второй половиной.

Выпив несколько чашек восхитительно приготовленного кофе, ожидание вскоре утомило меня, и дворецкий, усмотрев мои намерения, решает пойти ва-банк и предлагает мне пройтись по саду, славящегося на всю округу. Долгий путь в сидячем положении повлиял не лучшим способом на мои конечности, поэтому грешно было отказываться от такого заманчивого предложения.

И впрямь сад оказался довольно красивым, но дождь по-прежнему ухудшал всякое впечатление, все деревья и аккуратно подстриженные кусты казались мокрыми собаками, а трава стала скользкой и опасной для передвижения. Как только я раскрыл зонт, меня окликнул человек. Обернувшись, я, разглядел в нем старика Мэтьюса. Он медленно приближался ко мне, сжимая и опираясь правой рукой на трость, левой он снял шляпу и поприветствовал меня.

– Здравствуй Томас, сколько лет, сколько зим. Я искренне рад твоему приезду. – произнес он.

– Доброго вечера Мэтьюс. Но боюсь я приехал с соболезнованиями. – сказал я.

– Не будем об этом, хотя бы сегодня. – ответил старик. – Давай-ка я покажу тебе то, что все так желают увидеть.

– И что же это?

Старик только посмотрел на меня глазами младенца и повел вглубь сада, туда, куда уже не вели тропы из гравия. В тот нетронутый магический уголок, где люди, будто сознательно оставляют всё как есть и не мешают существам, что там обитают. В саду Мэтьюса находилась престранная необычность или чудо, не что иное, как чудо. Там я увидел скульптуру, ту самую девушку с цветком в волосах, она стояла на невысоком постаменте, кротко убрав руки за спину, опустив немного голову вниз, казалось, она вот-вот покраснеет, наверное, как тогда, во время признания Мэтьюса в любви к ней. Но она была изо льда. Я был дико озадачен, ведь повсюду правит лето, прохладное, но всё же лето и в моей душе никак не укладывался этот странный факт. Я был моложе, поэтому во мне взросли плоды сомнения. Сначала я подумал, что это мутное стекло. Но дотронувшись, я ощутил холод. Тогда я спросил Мэтьюса, как такое вообще может быть. И он ответил.

– Видишь Томас, как дождевые капли падают на нее, они теплые, протяни руку и ты поймешь, к чему я клоню. Она не смотря ни на что, не тает.