Данэя. Жертвы прогресса II - Борис Мир

– Замечательный вечер, Лейли! Это я, – раздался голос Лала. – Извини: я задерживаюсь с друзьями.

– Ничего, дорогой: я тоже не скоро буду дома. Ты не торопись.

– Я прилечу сразу же, как освобожусь.

– Но я в Звездограде.

– А! Где?

– В кафе «Аквариум».

– Там почти каждый вечер Отец и Мама.

– Они и сейчас здесь. Я с ними – встретились сегодня на студии, потом прилетели сюда. У нас длинный разговор. Освобожусь нескоро.

– Ты просигналь мне, когда будешь уходить. Хорошо?

– Зачем?

– Ну, пожалуйста!

– Хорошо, родной. Пока!

Она опять стала слушать Эю, которая несколько раз бросала взгляд на нее, когда она говорила с Лалом. Вероятно, догадывалась, что это Сын.

Она говорила уже давно. Все, кто был в кафе, спросив разрешение, садились поближе и слушали. Слушали о вещах удивительных, необычных – это было прочно позабытое то, что когда-то было известно всем на Земле.

Группа универсантов ужинала в холле общежития. На столе перед ними стояли кувшины с молоком, лежали на блюде ржаные лепешки и сухое печенье.

Лал сидел в середине. Сегодня весь вечер его опять расспрашивали о полете, о Земле-2. Изображение её полушарий украшало их одежду, состоящую из одинаковых черных свитеров и белых жилетов.

– Там у нас… – этой фразой Лал начинал каждый очередной рассказ о своей родной планете. Они слушали широко раскрыв глаза: вот это да!

Они ещё не всегда понимали друг друга. Ребята не очень представляли его жизнь с родителями, он – как они могут даже совсем не иметь их. Он пытался понять их образ жизни, раньше знакомый ему только со слов Отца.

– Твой отец – самый великий человек нашего времени. – Когда он это услышал, удивился:

– Он говорит, что самым замечательным человеком был Лал, его друг. Меня назвали его именем.

– Но именно твой отец открыл гиперструктуры.

– Ну и что?

– Ну, знаешь ли! Ты что – не слышал о научном кризисе?

– Он мне рассказывал.

– И не говорил что кризис кончился только благодаря ему?

– Нет. И Мама тоже. Я от них слышал, что кризис кончился после открытия Земли-2.

– Но её открытие целиком связано с созданием Экспресса, совершающего перенос в гиперпространстве – благодаря ему. Лал лишь был его другом: он только – талантливый писатель и журналист.

– Не только. Отец сказал, что он заставил людей перестать есть человеческое мясо.

– Что?!

– А вы и не знали? – это было первое, что он рассказал им о Лале Старшем. – Но главное не это: Лал обнаружил страшную вещь – возрождение социальной несправедливости на Земле.

Он начал излагать им то, что слышал от Отца о неполноценных. Но тут рассказ его не был таким ярким, как о Дальнем космосе, о Земле-2. То он видел собственными глазами – знал, помнил. Здесь – приходилось напрягаться, вспоминая, что говорил Отец. Оказывается, ему и самому не всё понятно. Всё-таки, он не очень-то представлял, что такое неполноценные.

Он признался им в этом.

– Просто люди, не способные выполнять нормальную работу. Сходи, всё-таки, с нами на эротические игры – посмотришь гурий.

– Поймешь, какие они: ничего не знают и с трудом что-либо понимают.

– О чем же вы с ними говорите?

– С ними? Да ни о чем. Просто танцуем, принимаем участие в играх и уединяемся с ними. Пока нам разрешают ходить туда не чаще двух раз в месяц. Пойдем с нами в следующий раз – увидишь. – Большего они ему не предлагали: до них дошло о Лейли. Это был ещё один повод гордиться им. – Ты подумай.

– Хорошо, – согласился он и снова заговорил о Лале Старшем.

Они жадно впитывали то, что говорил Лал – Лал Младший, их товарищ и герой-астронавт, и не могли ему не верить, даже когда не всё понимали. Но Лал чувствовал, что говорить ему всё трудней.

– Я ещё раз поговорю с Отцом, – сказал он, – тогда расскажу вам остальное. Постараюсь вообще как-нибудь познакомить с ним. И с Мамой. И с Сестренкой.

– Спасибо, брат. Мы стеснялись сами попросить тебя об этом.

– Слушайте, почему вы иногда называете меня братом?

– Брат – это близкий друг.

– Разве?

– А почему – нет?

– Меня Сестра называет Братом, потому что у нас одни Отец и Мама. Ещё у нас был маленький брат – Малыш: он родился в космосе и там же умер. А с Сестренкой мы росли вместе; она меня слушалась не меньше, чем родителей. – Ему даже в голову не приходило сказать ещё, что он всегда отдавал ей самое лучшее, а страшные дни голода – и последнее.

– Ты нам покажи их – мы хотим всё понять, что ты говоришь.

– Пора, ребята! – сказал он, вставая. Сигнала от Лейли так и не было.

Они гурьбой пошли провожать его.

– Лал, кем ты станешь? В какой институт думаешь поступать?

– Я улечу на Землю-2: мне надо будет знать слишком многое – боюсь, ни один не подойдет.

– Вероятно, откроют специальный: по программе, по которой когда-то готовились твои родители.

– Надо поговорить с Отцом. Пусть он предложит это.

– Мы тоже пойдем туда: хотим улететь туда с тобой.

Лал уже сидел в кабине.

– Пока, друзья! – крикнул он, захлопывая крышку.

Пора было расходиться. Дан с Эей и трое актеров направились к выходу.

– Когда можно будет снова встретиться? – спросил Дана Поль. – Я очень хочу услышать о самом Лале.

– Хоть сейчас, если предпочтешь поехать к нам – говорить, а не домой – спать. – Предложение Дана было совершенно неожиданным, но Поль не удивился: всё поведение этой пары людей было необычным.

– Не злоупотреблю ли я вашей любезностью? – на всякий случай спросил он.

– Ни в коем случае! Мы с тобой Эе не помешаем: уйдем на террасу.

– Незачем! Мне совсем не хочется спать: я слишком долго не была на Земле, чтобы отказывать себе в возможности поговорить. Может быть, и вы с нами? – обратилась она к Лейли и Рите.

– Да: с удовольствием! – ответила Рита: плюс ко всему ещё посещение их жилья!

– К огромному сожалению, я не могу, – немного грустно ответила Лейли; ей так хотелось ещё побыть с ними, но знала: Лал ждет её сигнала.

– Жаль! Я всегда рада тебя видеть и говорить, – и Эя протянула ей свою пластинку.

– Спасибо! Она мне очень скоро понадобится.

Вопрос застыл в глазах Эи, но Лейли, попрощавшись, наклонив голову, быстро вышла. Их разговор, теперь уже обязательный – впереди, но сейчас она ещё не готова к нему. К тому же, она действительно спешила: нельзя заставлять его ждать так долго.

Выйдя на аллею, она едва взялась за свой радиобраслет, чтобы послать ему вызов, как вдруг услышала негромкое:

– Лейли! – юноша поднялся с земли и шагнул из-под деревьев на освещенную дорожку.

– Ты здесь, мальчик?

– Да.

– Ждешь?

– Жду, – он коснулся её руки.

– Давно? У тебя руки холодные – ты замерз.

– Ну что ты!

– Ты же можешь простудиться: земля, должно быть, сырая.

– Разве с человеком может что-нибудь плохое случиться здесь, на Земле?

– Глупый мальчик! – она поправила ему волосы.

– Я ждал тебя.

– Я знаю.

Блок был велик. Рита с любопытством рассматривала предметы украшения – изделия хозяев.

– Я только посмотрю Дочку – и сразу вернусь к вам, – сказал Дан.

– Можно и мне с тобой? – осмелилась спросить его Рита.

– Пожалуйста, – только тихонько.

– А мне? – спросил и Поль.

– Конечно.

В комнате девочки горел ночничок. Дэя лежала, раскинувшись, одеяло было сбито. Дан осторожно укрыл её, – Дочь не просыпалась. Одну минуту постояли, глядя на нее, слушая её ровное дыхание. Потом вышли на цыпочках.

Робот привез им на террасу кофе, крепкий – чтобы не хотелось спать. Дан стал говорить.

О том, как впервые встретился с Лалом. О долгой дружбе с ним. О замечательных способностях Лала, его всеобъемлющих знаниях, широте его интересов. О его нечеловеческом терпении – многолетнем молчании о страшном своем открытии.

Актеры слушали, не задавая вопросов. В рассказе Дана рисовалась фигура замечательная, героическая. Хотелось верить всему, что открыл этот безвременно ушедший человек.

…Трудно было бороться с обаянием этого образа, воспринимать оставленные им идеи по-прежнему с иронией. Что-то мешало – уже – не верить тому, что говорит о Лале Дан. Трудно забыть, как он осторожно касался спящей дочери и заботливо укрывал одеялом, как смотрел на нее: выражение его глаз в полумраке спальни девочки поразили Риту более всего. Его невозможно было забыть – и потому так трудно не верить тому, что он говорит. Даже если, действительно, он, как и его покойный друг, заблуждается.

Даже если…? Она усмехнулась про себя: подумала так, будто уже больше была уверена в их правоте, а не своей, Милана и профессора Йорга.

Продолжая говорить, Дан почти машинально сорвал цветок, бархотку, и, помяв пальцами, поднес к лицу, втянул ноздрями запах его. И Рите почему-то тоже остро захотелось почувствовать горько-пряный аромат этого цветка – и неожиданно для себя она протянула к Дану ладонь, а он, как будто сразу поняв её, отдал ей его.