Злой волк - Неле Нойхаус

Смена картинки.

Здание франкфуртского Института судебной медицины на Кеннедиаллее. Перед ним – девушка-корреспондент, которая с серьезным лицом говорит в камеру. Показали фотографию погибшей девушки, и он сглотнул. Такая симпатичная, такая светловолосая и такая… мертвая. Молодое нежное лицо с высокими скулами и полными губами, на которых больше никогда не появится улыбка. Судебная медицина, видно, как следует, постаралась. Погибшая совсем не выглядит мертвой, а кажется просто спящей. Несколько секунд спустя она будто с упреком посмотрела на него своими большими глазами, и его сердце испуганно заколотилось, пока он не понял, что это всего лишь реконструкция лица, компьютерная анимация, но эффект был невероятно реалистичным.

Он нащупал пульт и опять включил звук.

«…на вид примерно пятнадцать-шестнадцать лет. Девушка была одета в джинсовую мини-юбку и желтый топ с бретельками марки H&M 34-го размера. Всех, кто видел эту девушку или может сообщить о месте ее пребывания в последние дни или недели, просим обращаться в любое отделение полиции».

Его немного удивил тот факт, что полиция так скоро после обнаружения трупа обратилась к населению за помощью. Очевидно, полицейские ищейки не имеют никакого представления о том, кто эта девушка, и надеются на Его Величество Случай.

К сожалению, – это он узнал, поговорив только что по телефону, – почти наверняка не будет ни одной зацепки, которая могла бы привести к раскрытию преступления. Каждый страдающий тщеславием человек сочтет необходимым позвонить в полицию и утверждать, что где-то видел девушку, и после этого ищейки будут вынуждены проверять сотни пустых наводок. Какая бессмысленная трата времени и ресурсов!

Он уже хотел выключить телевизор, чтобы ехать на работу, когда на экране появилось лицо мужчины. Увидев его, он вздрогнул. Волна давно ушедших чувств поднялась из самых глубоких недр его души. Он задрожал.

– Грязная свинья, – пробормотал он и почувствовал, как в нем поднимается хорошо знакомый беспомощный гнев и прежняя озлобленность. Его рука так сильно сжала пульт, что отделение для батареек треснуло, и батарейки выпали. Он этого даже не заметил.

«Мы только начали наше расследование, – сказал главный прокурор доктор Маркус Мария Фрей. – Правда, пока у нас нет результата вскрытия, мы не можем сказать, идет ли речь о несчастном случае, суициде или даже убийстве».

Угловатый подбородок, темные зачесанные назад волосы с первыми седыми прядками, сострадательный голос деликатного человека и карие глаза, которые так обманчиво светились доверием и дружелюбием. Но это была лишь уловка. Дон Мария – как его за спиной называли в прокуратуре Франкфурта – был двуличным человеком: он был остроумен, обаятелен и красноречив с теми, кого мог обвести вокруг пальца, но мог быть и совершенно другим.

Он часто смотрел ему прямо в глаза, в глубины этой черной, снедаемой честолюбием души. Фрей был беспощадным человеком, стремящимся к власти – заносчивым и непомерно тщеславным. Поэтому его не удивило, что прокурор хватался за расследования. Любое дело обещало определенную порцию общественного внимания, а оно было для Фрея как наркотик.

Опять зазвонил мобильный телефон. Это был его шеф из закусочной, где они торговали картофелем фри. Его голос дрожал от ярости.

– Посмотри на часы, наглый лентяй! – завизжал в трубку толстяк. – Семь часов значит семь часов, а не восемь или девять! Чтоб через десять минут был на месте, иначе можешь…

Решение созрело в одну секунду, как только он увидел на экране прокурора Фрея. Такую работу, как эта, в закусочной, он найдет всегда. Сейчас важнее всего было другое.

– Пошел в… – перебил он жирного головореза. – Поищи себе другого идиота.

Он нажал клавишу отбоя.

Ему надо было сделать многое. Он был готов к тому, что рано или поздно сюда явится полиция и перероет, перевернет все его имущество. Тем более что руководит всем этим делом дон Мария, у которого память как у слона, особенно в отношении его.

Мужчина опустился на колени и вытащил из-под углового диванчика коричневую картонную коробку. Осторожно поставив ее на стол, он открыл крышку. Сверху лежала прозрачная папка с фотографией. Он вынул ее и стал внимательно рассматривать. Сколько ей могло быть лет, когда было сделано фото? Шесть? Семь?

Он нежно погладил большим пальцем милое детское лицо, потом поцеловал его и убрал фотографию в один из ящиков под стопку белья. Тоска пронзила его болью, как от ударов ножа. Он тяжело вздохнул, затем закрыл коробку, взял ее под мышку и вышел из вагончика.

Боденштайн и Пия вышли из помещения дежурного подразделения Региональной уголовной полиции, расположенного на первом этаже, которое в ночное время служило диспетчерским пунктом специальной комиссии полиции. Это было единственное помещение в здании, которое с разрешения директора уголовной полиции Нирхоффа зачастую использовалось как арена для привлекающих внимание пресс-конференций – к ним предшественник доктора Николя Энгель пылал особой любовью. В течение всего бурно протекавшего совещания Пия пыталась вспомнить о том, что она хотела сказать своему шефу. Это было что-то важное, но, как назло, совершенно вылетело у нее из головы.

– Наша шефиня опять вне конкуренции, – сказала Пия, когда они, миновав шлюз безопасности, шли через парковочную площадку.

– Да, сегодня она была на высоте, – подтвердил Боденштайн.

Около девяти часов явился молодой и чрезмерно ретивый представитель франкфуртской прокуратуры. С двумя коллегами он прервал совещание, с надменным видом взял слово и в присутствии всех сотрудников Специальной комиссии «Русалка» устроил Пие скандал за то, что она, на его взгляд, слишком поспешно предоставила прессе излишнюю информацию. Превышая свои полномочия, он даже потребовал, чтобы ему и его ведомству передали руководство по расследованию данного дела. Прежде чем Пия успела что-либо возразить, вмешалась доктор Энгель. Вспоминая о том, как она несколькими сдержанными словами поставила на место маленького воображалу, Пия усмехнулась.

Доктор Николя Энгель была грациозной особой, которая в своем белом льняном костюме в окружении мужчин в униформе казалась почти хрупкой девочкой, но это было заблуждением. Люди совершали фатальную ошибку, недооценивая ее, а молодой прокурор относился к той категории мужчин, которые принципиально принижают достоинства женщин. Николя Энгель могла очень долго молча следить за дискуссией, но если в заключение она что-то говорила, то ее слова попадали в цель с безошибочной точностью межконтинентальной ракеты с компьютерным управлением – и зачастую со столь же уничтожающим действием. Прокурор стремительно покинул помещение, признав полнейший провал своей миссии, хотя, правда, и получил вызов на вскрытие во Франкфурт вместе с Пией, и без того собравшейся туда ехать.

Вопреки всем первоначальным сомнениям доктор Николя Энгель за последние два года стала хорошим руководителем ведомства со строгим, но справедливым стилем руководства. Все внутренние проблемы она решала со своим коллективом, не позволяя им становится предметом гласности. В Региональном отделе полиции Хофхайма ее авторитет был неоспорим, к ней испытывали уважение, так как в отличие от своего предшественника она имела весьма приблизительное представление о политике, зато знала, что такое правильно организованная работа полиции.

– Энгель молодец! – сказала Пия и протянула Боденштайну ключи от машины. – Ты можешь сесть за руль? Я должна еще раз позвонить Алине Хиндемит.

Боденштайн кивнул.

После совещания он, Остерманн и Пия говорили с молодыми людьми, которые накануне также принимали участие в попойке. От девушки, которая обнаружила труп, она узнала имена ее приятелей, и все четверо вместе с родителями были вызваны в комиссариат. Две девушки, два юноши, присмиревшие, совершенно растерянные и едва ли способные помочь следствию. Ни один из них не заметил мертвую девушку в камышах, все утверждали, что они не помнят, что вообще произошло. Все четверо, несомненно, лгали.

– Я говорю тебе, что они слиняли, как только увидели труп, – сказала Пия, копаясь в сумке в поисках номера телефона Алины. – И я почти уверена, что, сбегая, они просто оставили своего друга Алекса, как и Алину.

– При таких обстоятельствах в худшем случае они виновны в оставлении в опасности своего приятеля. – Боденштайн остановился у выезда и включил сигнал левого поворота. В машине не было кондиционера, и они ехали с опущенными стеклами, пока скопившееся в машине тепло не сократилась до терпимого уровня. – Наверняка родители им уже напели, что говорить.

– Я тоже так думаю, – согласилась Пия со своим шефом. Из больницы Хёхста пришли не очень хорошие новости. Шестнадцатилетний Александр все еще находился без сознания и был переведен на искусственное дыхание. Врачи не исключали поражение мозга из-за кислородной недостаточности.