Ледяное небо Криона - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

даже, что ты — робот, но искусственные твари ведут себя логичнее.

— Можешь расцарапать мне палец до крови и убедиться.

— Иди ты… Как вы вообще размножаетесь, если заморачиваетесь по любому дурацкому поводу?

— С размножением как раз нормально, а вот перед…

— «Перед» всё очень просто. Спрашиваешь прямым текстом. Да — да, нет — нет. С обязательствами, тогда рожаем детей. Или без обязательств, тогда чисто в удовольствие. Зачем усложнять?

— Сдаюсь. Короче, я — да. Очень да. Если ты тоже однажды захочешь «да», приходи. Это по-креонски?

— Умнеешь на глазах… О, похоже — основная банда садится. Покурить бы…

Макс, сам не курящий, великодушно презентовал запас Трёхногого. Партнёрша в лётном шлеме и с сигарой в губах смотрелась неожиданно.

— Вкусная… — она закашлялась. — Спасибо. А что ты ещё нарыл?

Про деньги он смолчал. А вот тряпицу с револьвером достал из кармана.

Янис покачала головой.

— Вот же дебил озабоченный! Понятно, отчего в тебя не попал. Держать неудобно-то.

Макс не стал развивать тему — кому и чем удобно или неудобно держать предмет подобной формы. И так уровень пошлости, по его мнению, зашкаливал, а повторять про себя «это же фронтир, детка», ему надоело.

Тем временем истребители один за другим шли на посадку. Механики радостно взревели, когда опустился последний: вернулось на пять больше, чем вылетело утром, считая четвёрку сопровождения и максов трофей. Такой бой и без потерь — наверняка войдёт в историю.

«Викинг», тем не менее, никакой радости не излучал. Он снова зазвал лётчиков в общую палатку. Довсус предупредил Макса: барон решил, что пиратский вожак улизнул. А значит, месть не состоялась, всё зря, и вообще жизнь — говно.

— Не заплатит? — шепнул землянин.

— Заплатит, о чём речь. Но так бы ещё премию выписал…

Премия — это хорошо. Макс решил потянуть интригу. Янис не подвела — тоже не раскрыла их секрет раньше времени.

Он выждал, когда стихнут первые раскаты гнева заказчика, и лишь потом протиснулся к вельможе. Барон не обрадовался.

— Опять ты, недомерок…

Рассказывать про мохноногого хоббита, доказавшего, что малорослые круче высоких, было не с руки, поэтому Макс без предисловий брякнул:

— Я убил Трёхногого.

— Врёшь?

— Вот его револьвер. А его самолёт у нас на стоянке. Правда, технари уже закрасили вялый член на капоте.

Барон взял оружие из тряпицы.

— Твою мать в туда и в туда… Я должен был сам его убить! Как тебе удалось?

— Ты не назначил звена отстреливать беглецов, и с этим справилась Янис, дочь Довсуса. Правда, не сбила, вынудила его сесть. Мы тоже сели. Я отправился поболтать с Трёхногим. Достали стволы. Он не нашёл со мной общий язык и нечаянно умер. Я забрал его револьвер и истребитель… В общем, барон, не расстраивайся. Ты же организовал операцию, дал денег, собрал лётчиков, верно? Так что я служил тебе. Выходит, без преувеличения, ты сам убил ту сволочь — но только моими руками. Я же не полетел бы к нему без твоего отряда.

«Викинг» слушал, не зная как реагировать. Потом приставил револьвер к своей промежности рукояткой вперёд, получилось довольно натуралистично.

— У меня больше!

Народ дружно заржал.

Юмор был на уровне американских комедийных сериалов, где самой смешной шуткой выступает реплика «и засунь себе это в задницу», сопровождаемая закадровым смехом. Почему-то Инессе штатовские поделки нравились больше, чем КВН самого золотого периода — нулевых годов. И в теории представить невозможно, чтобы сборная БГУ или «Утомлённые солнцем» пошутили про длину полового органа, тем более — засаженного в задний проход. А Первый канал России даже ценой жизни Эрнста не пропустил бы это в эфир.

Тем не менее, Максим натянул на физиономию улыбку, чтоб не выделяться.

Барон не без сожаления вернул револьвер. Потом опомнился: продай!

— Не могу продать. Это же твой трофей. Просто забирай, если накинешь мне премию за то, что упокоил Трёхногого.

— Пять тысяч!

— Десять. Мне ещё бостос ремонтировать, Янис сгоряча в нём насверлила дырок.

Сошлись на семи тысячах и банкете в Эхесе за счёт заказчика.

Что бы не говорила леди-пилот про робких лузеров с проблемами в размножении, всего за неделю Макс добыл боевой и практически исправный самолёт, а также заработал, чтобы выкупить у Янис её долю.

И надо что-то думать, менять. Иначе превратится в такого же мужлана с фронтира, радующегося шуткам ниже пояса и прочим примитивным плюсам незамысловатой жизни.

Которая закончится, если начнётся вторжение.

Глава 7

«Ванагас» после взлёта норовил задрать нос из-за задней центровки. Бывший владелец втиснул ещё один топливный бак позади кресла, рассчитывая, наверно, что боекомплект пушек уравновесит. Без триммеров, и первое время приходилось давить ручку от себя, чтоб бостос не карабкался в стратосферу. Зато именно это улучшение позволило, видимо, дотянуть на трофее до временной базы, а потом помогло в сопровождении на дальних перелётах. Бухгалтерша Довсуса скрупулёзно считала расход бензина при взлёте с подвесным баком, а также стоимость бака, если пилот его сбросил. Всё это влияло на итоговую цифру, выражавшуюся в приятном шелесте купюр.

За три недели, то есть тридцать местных суток, Максим успел снять маленькую квартирку-пенал, полностью освоить самолёт, совершить несколько эскортных рейсов в составе четвёрки или восьмёрки истребителей.

Самым сложным было пережить банкет, затеянный бароном по случаю победы. Макс убедился, что скорбь заказчика рейда по убитой дочери не так уж велика. На суровой планете к жизни и, соответственно, к ранней смерти относились просто. Законченные атеисты, креонцы верили в судьбу. Что ей предначертано, от того не убежишь. Тоже своего рода божество, но ему бессмысленно поклоняться или молиться, потому лучше не тратить время зря.

Поскольку барон оценил вклад Макса в общий успех, то посадил близко к себе, несколько раз заставив выпить до дна. Нисколько не делал скидки на разницу в массе тела, как минимум вдвое тяжелее землянина. Тот, не в силах противиться агрессивному гостеприимству, влил в себя чудовищное количество спиртного. Не сумел отказать.

Потом орал песню с Денеб-14, естественно — русскую народную (слова Соломона Фогельсона), отстукивая ритм ладонью по столешнице и не заморачиваясь переводом:

Пора в путь-дорогу,

Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём.

Над милым порогом

Качну серебряным тебе крылом…

Пускай судьба забросит нас далеко

Пускай!

Ты к сердцу только никого не допускай —

Следить буду строго:

Мне сверху видно всё — ты так и знай!

Потом ещё налили… И он очнулся в спальне Янис. Полуодетый.

Во рту — сушь и помойка. В голове — чугунный колокол, раскачиваемый шизанутым звонарём.

Погулял, бли-и-ин…

Около кушетки обнаружился тазик. Не пустой.

Хозяйка расхаживала по квартирке в лёгком домашнем халатике. Оценить её фигурку, слишком тонкую на взгляд ценителя форм, Макс был сейчас не в состоянии. Важнее было доползти до туалета и крана с водой.

Когда выбрался, Янис уже очистила тазик. Сунула в рот страдальцу пару таблеток и дала запить. Жуткие последствия перепоя не исчезли полностью, но чуть отступили.

— У нас с тобой… да? Или нет?

Он снова примостился на кушетку. Так мир казался устойчивее и не норовил раскачиваться.

— Размечтался! Когда тебя принесли, ты уже и хрюкать был не в состоянии. Постельный могун!

— Прости… А почему к тебе?

— Ближе. К тому же ты мне ещё две тысячи за долю в трофее не отдал.

— Сдох бы, забрала весь бостос… Ох, как мне плохо!

С лёгким ехидством на молочно-шоколадной рожице Янис распахнула халат и продемонстрировала пару небольших смуглых грудок с острыми сосками. Тут же убрала.

— Убедился? Ты и сейчас ни на что не способен, кроме как жаловаться.

— Проверим?

Он нашёл в себе силы подняться с кушетки, но тут же завалился обратно от лёгкого толчка в грудь.

— Отвянь, герой-любовник.

Янис напоила его настоем горьких трав. Через некоторое время заставила проглотить лёгкий завтрак. Признала, что её гость скоро будет готов если не для любви, то хотя бы самостоятельно добраться домой.

— У тебя неплохой опыт обращения с пьющими мужиками, — признал Макс, доедая последние ложки густой кашицы.

— Папа запил, когда мама пропала во льдах. Не нашли ни бостос, ни тело. Я мелкая была. Но ухаживала за ним. И товарищи его помогли, взял себя в руки.

— Ясно…

— Потом один мой друг. Собственно, первый настоящий мужчина у меня в постели. С ним хуже было.