Давайте все убьем Констанцию - Брэдбери Рэй Дуглас

Мне захотелось выкликнуть имя.

Но что, если она откликнется?

Далеко, в конце черного коридора, мне почудилось гудение невидимого моря или реки, притекавшей где-то в темноте.

Я выставил вперед ногу, но тут же ее убрал.

Снова услышал, как темный океан бьется в бесконечный берег.

Потом повернулся и двинулся назад сквозь великую тьму, из оркестровой ямы в проход между рядами без единого зрителя, торопясь к желанному выходу, за которым ждало манящее вечернее небо.

Я поднес невероятно крохотные туфельки Раттиган к ее отпечаткам и опустил их строго в след.

И тут я почувствовал на плече руку моего ангела-хранителя.

— Вернулся из царства мертвых, — проговорил Крамли.

— Можешь это повторить, — сказал я, уперев взгляд в широкую красную дверь Китайского театра Граумана, где плавали в темноте все эти киношные создания. — Она там, — пробормотал я. — Хотел бы я знать, как ее оттуда извлечь.

— Динамит, привязанный к пачке купюр, сгодился бы.

— Крамли!

— Прости. Я забыл, что мы говорим о Флоренс Найтингейл. 75

Я отступил. Крамли стал разглядывать крохотные туфельки Раттиган в следах, оставленных давным-давно.

— Не совсем похоже на рубиновые туфельки, 76 — заметил он.

ГЛАВА 25

Мы ехали по городу, было тепло и тихо. Я попытался описать огромное черное море у Граумана.

— В кинотеатре есть большой подвал с гардеробными, может, там хранятся какие-то вещи с двадцать пятого, тридцатого года. Я чувствую, она, вероятно, там.

— Побереги слова, — отозвался Крамли.

— Кому-нибудь нужно спуститься и проверить.

— Боишься пойти один?

— Не то чтобы.

— Это значит, боишься будь здоров! Заткнись и не мешай вести машину.

Скоро мы добрались до жилища Крамли. Он приложил мне ко лбу холодное пиво.

— Держи, пока не почувствуешь, что мозги прояснились.

Я послушался. Крамли включил телевизор, стал перебирать каналы.

— Не знаю, что хуже, — сказал он, — твоя болтовня или местные телевизионные новости.

«Отец Шеймас Раттиган», — сказал телевизор.

— Слушай! — крикнул я.

Крамли переключил канал обратно.

«…Собор Святой Вибианы».

Статический разряд, «снег».

Крамли стукнул проклятый ящик кулаком.

«…Естественным причинам. Ему сулили должность кардинала…»

Снова пурга. И телевизор дал дуба.

— Я собирался вызвать мастера, — сказал Крамли.

Мы оба уставились на телефон, призывая его зазвонить.

Оба мы подпрыгнули.

Потому что он зазвонил!

ГЛАВА 26

Звонила женщина, ассистентка отца Раттигана, в третий уже раз, говорила невнятно, отчаянно просила помочь.

Я предложил малость, которая была в моих силах: приехать.

— Только быстрее, а то я тоже умру, — плакала она.

Когда мы с Крамли приехали, Бетти Келли ждала нас у фасада Святой Вибианы. Она не сразу нас заметила, машинально махнула рукой и опустила взгляд. Мы подошли. Я представил Крамли.

— Мне жаль, — сказал я.

Она подняла голову.

— Так значит, вы тот самый человек, который говорил с отцом Раттиганом! О господи, пойдемте внутрь.

Большие двери были закрыты на ночь. Мы вошли через боковую. Внутри Бетти Келли пошатнулась и чуть не упала. Я подхватил ее и отвел к скамье; она села, переводя дыхание.

— Мы спешили изо всех сил, — проговорил я.

— Вы были с ним знакомы? — Она тяжело дышала. — Все так запутано. У вас были общие знакомые, друзья?

— Родственница, — пояснил Крамли. — Под той же фамилией.

— Раттиган! Она его убила. Погодите! — Она схватила меня за рукав.

Потому что я поднялся на ноги.

— Сядьте, — выдавила она из себя. — Я не убийство имела в виду. Но она его убила.

Похолодев, я снова опустился на скамью. Крамли отступил. Она сжала мой локоть и понизила голос.

— Она бывала здесь, иногда по три раза на дню, в исповедальне, шептала, потом бесновалась. Когда она уходила, бедный отец Раттиган выглядел совсем измотанным (но она норовила не уйти первой, а остаться, пока он не вывалится, чуть живой), есть не мог, хватался за спиртное. Она бушевала в одиночестве. Позднее я заходила проверить: в исповедальне бывало пусто. Но в воздухе стоял запах, как после удара молнии. Она все кричала одно и то же.

— Что?

— «Я их убиваю, убиваю! — орала. — И буду убивать, пока всех не перебью. Помоги мне их убить, благослови их души! Тогда я убью остальных. Всех! Долой их, прочь из моей жизни! Тогда, отче, — вопила она, — я избавлюсь, очищу себя! Но помоги мне их похоронить, так чтобы они не вернулись! Помоги!»

«Прочь! Убирайся! — кричал отец Раттиган. — Боже, чего ты от меня требуешь?»

«Помоги мне от них избавиться, помолись, чтобы они не возвращались, лежали в могиле! Скажи да».

«Вон!» — крикнул отец, и у нее изо рта полились ругательства.

— Какие?

— Она сказала: «Тогда будь ты проклят, проклят, провались ты в ад!» Орала так громко, что народ побежал из церкви. Я слышала ее плач. Отец Раттиган, наверное, был потрясен до глубины души. Потом в темноте прозвучали частые шаги. Я ждала, что отец Раттиган заговорит, что-нибудь скажет. Потом осмелилась открыть дверь. Он был там. И молчал, потому что… потому что умер.

По щекам секретарши полились слезы.

— Несчастный, — проговорила она. — Его сердце остановилось от этих ужасных слов — мое тоже чуть не остановилось. Мы должны найти эту жуткую женщину. Заставить ее взять свои слова обратно, чтобы он мог жить. Господи, что я говорю? Он лежал простертый, словно она выпустила из него кровь. Вы ее знаете? Расскажите ей, что она натворила. Ну вот сказано. Я сбросила с души камень, а вы думайте, куда пойти, как себя очистить. Это теперь не мое, а ваше дело, уж простите.

Я опустил глаза на свой костюм, словно ожидая увидеть на нем следы помоев.

Крамли пошел к исповедальне, открыл об дверцы и всмотрелся во тьму. Присоединившись к нему, я втянул носом воздух.

— Чувствуете запах? — спросила Бетти Келли. — Все им пропитано. Я сказала кардиналу чтобы снес исповедальню и сжег.

Я еще раз принюхался. Запах отдавал углем и огнями святого Эльма. Крамли закрыл дверцы.

— Это не поможет, — сказала Бетти Келли. — Она все еще там. И он тоже, бедняга, смертельно усталый и мертвый. Два гроба, рядышком. Помоги нам Господь. Я вас совсем вымотала. Вид у вас как у бедного отца Раттигана.

— Не говорите так, — попросил я слабым голосом.

— Не буду.

На неверных ногах, опираясь на руку Крамли, я поплелся к выходу.

ГЛАВА 27

Я не мог ни спать, ни бодрствовать, не мог писать, не мог думать. Наконец, запутавшись и дойдя до ручки, я снова позвонил в собор Святой Вибианы.

Бетти Келли откликнулась страдальческим голосом, словно под пыткой.

— Я не могу говорить!

— Одну секунду! — взмолился я. — Вы помните все, что она кричала в исповедальне? Не было ли чего-то важного, существенного, особого?

— Боже. Слова, слова, слова. Но погодите. Она все время повторяла — ты должен простить нас всех! Всех нас без исключения! Но в исповедальне никого, кроме нее, не было. Всех нас, сказала она. Вы слушаете?

— Слушаю, — откликнулся я наконец.

— Вам еще что-нибудь нужно?

— Пока нет.

Я повесил трубку.

— Всех нас, — прошептал я. — Простить всех нас!

Я позвонил Крамли.

— Ничего не говори. — Он высказал свои догадки: — Не спится? Хочешь встретиться через час у Раттиган? Собираешься обыскать дом?

— Просто дружественный досмотр.

— Досмотр! Что это, догадки или наитие?

— Чистое умозрение.

— Махнись им вслепую на мешок дерьма! — Крамли повесил трубку.

— Он не стал с тобой разговаривать? — спросил я зеркало.

— Не стал, — ответило оно.

ГЛАВА 28

Зазвонил телефон. Я схватил трубку осторожно, как раскаленный предмет.

— Это марсианин? — послышалось в трубке.

— Генри! — обрадовался я.

— Это я. Бред, но мне тебя не хватает, сынок. Чуток глуповат, как сказал один цветной пилоту летающей тарелки, тоже не белому.