Договор - Инди Видум

— Нужно твое появление как-то семье объяснить.

— Проще простого. Скажешь, что я прибился к тебе на дирижабле и нас выставили вместе. Типа, найдется хозяин — отдашь, но не выбрасывать же на улицу.

Он ткнулся носом в пустую коробку, но поскольку оттуда уже исчезли даже крошки, то только тихо вздохнул и облизнулся. А потом лапой прихлопнул крышку и спрятал в самое надёжное место — в себя.

— Ага, мне так сразу и поверят, как только увидят разговаривающую собаку.

— Открою тебе страшную тайну. — Он приблизился ко мне настолько, что ткнулся мокрым носом в щеку. — Кроме тебя, никто не слышит от меня речь, только лай.

— Хорошо бы еще никто не видел, — намекнул я.

— Любой каприз за вашу энергию по двойному тарифу, — отбрил Валерон. — И вообще, ты ничего не понимаешь в собаках. Я прекрасен. Ты только посмотри на эту шелковистую шерсть. А нос? Ты видел когда-нибудь нос такой совершенной формы?

Похоже, Валерон со своим новым телом освоился куда быстрее, чем я со своим. Все стадии — отрицание, гнев, торг, депрессию и принятие — прошел за ночь. Правда, я подозревал, что депрессию он пропустил — не похож был Валерон на создание, склонное унывать при любой возможности.

— Видел еще более совершенной — у себя.

— Горные вершины… — противно захрипел Валерон.

— Горбинка — признак аристократизма.

— Естественно, у Вороновых других признаков нету. Так как, выделишь энергии для невидимости, чтобы не комплексовать на моем фоне?

Похоже, этот призрачный помощник был призванным демоном на редкость противного характера. Зато после спора с ним я почувствовал себя куда уверенней. Легко стать уверенным на фоне мелкой шавки, пока та не разевает пасть.

— Меня устроит, если ты покинешь незаметно дирижабль. Дальше легализуем как-нибудь. Миску не обещаю, но самый красивый розовый ошейник с сердечком найдем.

— Эй, почему розовый? — забеспокоился Валерон. — Мне черный нужен, на крайняк — голубой.

— К твоей неземной красоте только розовое подойдет.

— Понял. Больше не наглею. Но чтобы никаких розовых ошейников.

— Договорились. Сам выберешь.

— И корзинку, — подозрительно уточнил Валерон.

— В корзинках спят только нежные собачьи барышни, настоящие кобели дрыхнут на прикроватном коврике.

Внезапно я вспомнил, что у Пети около кровати не было даже половичка, а значит, Валерону придется стать еще брутальнее. Можно сказать, из него получится практически собачий йог.

— Сразу понял невыгодность нашего договора, — грустно вздохнул Валерон и положил морду на передние лапы, изображая вселенскую печаль.

Долго он так не пролежал, потому что стюард в коридоре зычно прокричал: «Начинаем снижение, будьте осторожны и не покидайте каюты».

Снижение пошло резковато, поэтому Валерон принялся ездить по столику, пытаясь за что-нибудь удержаться и возмущенно ругаясь. Прав был половой по поводу летных качеств этого пилота — в прошлом полете снижение было почти незаметным. В башню этот дирижабль ткнулся так, что Валерон подлетел и все же шмякнулся на пол. А ведь я с самого начала ему предлагал уйти в нематериальный вид. Пожадничал — и вот результат.

— Дамы и господа, мы прибыли в Верх-Иреть. Стоянка полтора часа.

Какая-то дама высунулась в коридор и принялась визгливо возмущаться посадкой. Валерон решил, что при таком звуковом сопровождении его никто не заметит, и выскользнул из каюты вслед за мной. Стюард действительно стоял к нам спиной, поэтому мы беспрепятственно добрались до выхода из дирижабля и перешли в причальную мачту. В этот раз лифт работал, но поскольку в нем уже кто-то поднимался и делал это очень и очень небыстро, то я опять решил спуститься по лестнице. Валерон припустил за мной, смешно пыхтя и перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, как настоящая мелкая собачка. Единственное отличие — к концу лестницы он даже не запыхался, зато я узнал ряд выражений, принятых у воплощенных духов, когда те очень злятся.

Я не успел оглядеться, как кучер Антип подогнал экипаж отчима, куда я сразу залез, а Валерон быстро запрыгнул. Кучер его заметил и заволновался.

— Барич, выпните энту шавку.

— Сам ты шавка! — злобно рявкнул Валерон.

— А лаит-то как противно. Вот я тебя.

Он замахнулся кнутом, но я остановил его словами:

— Антип, это моя собака.

— Господи… — Он аж перекрестился от избытка чувств. — Да рази ж енто собака? Собака — она большой должна быть и пользу приносить. А ента… Шавка, как есть шавка. Где вы енту пакость взяли?

— Это моя собака, — повторил я. — И не тебе ее обсуждать.

Он поскреб в затылке.

— Обсуждать, мож, и не мне, но жить-то она при конюшне будет.

— Я — не она! — ощерился Валерон. — И никаких конюшен. Петр, скажи ему!

— Антип, это комнатная собака. Он будет жить в доме.

— Господь с вами, барич, собака — и в доме? Да где это видано? Хотя, бают, у губернаторши тоже ейная шавка в доме живет. Токмо не дело енто.

— Антип, мне пешком идти? Поехали.

Экипаж с места наконец тронулся, но Антип ворчать не перестал. Боялся, наверное, что хозяин дома будет резко против собаки и ее подкинут на конюшню. Что характерно, результатами поездки кучер даже не поинтересовался, настолько был уверен, что Петя съездил напрасно. В Петином характере хвастовство присутствовало, поэтому я решил не молчать.

— Антип, ты все про собаку и собаку, а про главное ты и забыл.

— Енто про что?

— Я куда ездил?

— В Аннинск, в Лабиринт. — Он замолчал, потом сообразил, резко повернулся и вытаращился: — Неужто получили, барич?

Хорошо, что в таких повозках руля нет, а то съехали бы мы с дороги как пить дать, а так умная лошадка трусит себе вперед, не обращая внимания на придурков за спиной.

— Получил. — Я гордо указал на значок, приколотый к тужурке. — Кучу бумаг выдали.

— Неисповедимы пути твои, Господи. — Перекрестился кучер. — Не зря, значится, слетали-то. Удача вам привалила, барич. Да еще какая. Господь к вам милостив.

И он завел долгую шарманку, восхваляя бога и его дар. Признаться, это меня здорово нервировало, потому что я получил от бога не столько дар, сколько проблемы.

— Дурень, — проворчал Валерон, но совсем тихо, чтобы не привлечь к себе внимание Антипа опять. — Назвать меня — шавкой?

Он глухо зарычал, глаза его