Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон

Лорд Карнарвон пребывал в доме № 13 по Беркли-сквер, конечно же, не в одной комнате с супругой, когда 7 ноября 1898 года она выполнила свою первостепенную задачу в качестве графини Карнарвон, произведя на свет наследника. Благополучное рождение здоровенького мальчика означало неосложненную передачу наследования, а потому и в господских покоях, и в людской царило веселье. Альмине было всего двадцать два года, и, как обычно, ее жизнь казалась сказочной мечтой. Графиня родила красивого здорового сына – она стала непобедимой. Ничто никогда не казалось слишком трудным для Альмины. Она выполняла все, что задумывала, ей повезло как с красотой, так и с богатством, они с мужем любили друг друга и жили так, как им хотелось. Эта женщина носила титул графини, была женой и матерью.

Ребенка окрестили почти через месяц, после традиционного послеродового периода. Его восприемниками были Альфред де Ротшильд, Мари Вумвелл, принц Виктор Далип Сингх и Фрэнсис, лорд Эшбертон, еще один друг Карнарвона по учебе в Итоне. Соответственно его нарекли длинным перечнем имен: Генри Джордж (оба – в честь его отца, хорошие, исконные имена рода Карнарвонов) Альфред Мариус Виктор Фрэнсис. В жизни же его обычно называли Порчи, как до того его отца и как в свое время будут называть его сына.

После крестин Карнарвоны ненадолго задержались в городе. Порчи предстояло расти в Хайклире, в детской на третьем этаже, которую Альмина подготовила для данной цели. Когда лорд и леди Карнарвон со своим сыном прибыли в замок, их встречал весь штат персонала, выстроившийся в ряд вдоль покрытой гравием подъездной дороги у главного входа. Альмина сошла с экипажа с младенцем на руках, за ней следовала нанятая в Лондоне няня.

В тот же день после обеда прислуга вновь собралась вместе, на сей раз у кабинета эрла, куда их по одному вызывали для разговора. Кухонные служанки дрожали от нервного напряжения, поскольку никогда не бывали в господских покоях наверху; конюхи чувствовали себя не лучше, но тщились не показывать этого; все были безупречно одеты, с чистыми передниками и головными уборами. Когда называлась фамилия, человек входил в кабинет и либо делал реверанс, либо кланялся его светлости лорду и получал золотой соверен в честь рождения его сына и наследника.

Фотография, сделанная в замке по случаю рождения Порчи, умиляет сердце. Колыбель младенца огромна и задрапирована муслином. Сзади стоит Альмина в длинном просторном платье и с восторгом неотрывно смотрит на личико своего первенца. Снимок передает всю нежность и изумление женщины, только что ставшей матерью.

Уход за детьми у аристократии в 1898 году коренным образом отличался от сегодняшнего. Дети жили не со своими родителями, а в отдельном царстве, за ними присматривали сперва нянька, а позже гувернантка, которым помогали пара девушек для детской. Альмина прибыла в Хайклир в сопровождении няни, постоянно находившейся рядом с ней, чтобы поддержать и внушить уверенность. Рекомендацией тех дней было первоначальное кормление материнским молоком с постепенной заменой его разбавленным коровьим. Когда Альмина в августе 1901 года родила дочь Эвелин Леонору Альмину, которую назвали Евой, младенец присоединился в детской к Порчи под надзором няни Мосс.

Неизвестно, что ощущала Альмина, став матерью. Зачастую она пребывала вдали от детей, но это не значит, что мать не любила их и не проявляла заботы. Об их каждодневном благополучии пеклись другие люди, но во времена Альмины это было обычным делом.

Ее сын Порчи, впоследствии шестой лорд Карнарвон, вспоминал в мемуарах, что посещения родителями его детской – обычно это были чаепития по воскресеньям – могли принять мучительный оборот. Приводится довольно-таки душераздирающее описание членов семьи, слишком неловко чувствующих себя при общении друг с другом: чтобы найти нужное слово, эрл выпаливал вопросы об учебе, поступая так же, как в свое время и его отец с ним. Порчи испускал вздох облегчения, когда родители убирались восвояси и возвращались в свой мир. Альмина, похоже, не смогла ликвидировать пропасть между отцом и сыном или же сама не сумела создать тесную связь с Генри.

Проблема сия наверняка намного шире, нежели конкретные беды любого из участвующих в этой истории лиц: дети Альмины были рождены в то время, когда старая поговорка «детей следует видеть, но не слышать» являлась не смешным старомодным клише, а констатацией факта. Их статус просто был ниже родительского, как свидетельствует тот факт, что Порчи и Ева, пока жили в детской, пользовались черным ходом вместе со слугами.

Похоже, значение имело и еще кое-что. В тех же самых мемуарах Порчи рассказывает историю об одном недоразумении. В возрасте девяти лет он вместе с матерью присутствовал на приеме в саду Букингемского дворца и в порыве чрезмерного возбуждения, не глядя, куда идет, со всего маху налетел на толстый живот короля Эдуарда VII. Его королевское величество не потерял вес со времени своего посещения Хайклира в звании принца Уэльского; заворчав от удара, он, пошатнувшись, повалился на пол. Монаршая особа не пострадала и уверила маленького мальчика, что ей не причинили никакого вреда, но Порчи смертельно перепугался. Принцесса Мэри заметила, что он расстроился, и увела его, чтобы угостить мороженым. Новая катастрофа произошла, когда Порчи, неловко обращаясь со своим блюдцем, пролил малиново-розовую жидкость на платье принцессы из белого атласа. Когда Мэри спешно увела ее разгневанная гувернантка, чтобы сменить одежду, на сцене подобно разъяренной фурии появилась Альмина, схватила сына за руку и увезла домой, где его отправили в постель, накормив всего-навсего молоком и хлебом. Слова, которыми она выразила свое негодование, говорят сами за себя: «Позорище ты мое, – выбранила она мальчика, – сегодня ты осрамил свою мать!» Возможно, даже после нескольких лет пребывания среди столпов общества Альмину еще охватывал страх. Она испытывала смертельный трепет перед вероятностью подвергнуться неодобрению или осмеянию, и для оплошностей не было места, даже у школьника.

Вероятно, Альмине проще было находить общий язык со взрослыми, нежели с детьми. Конечно же, ей становилось легче по мере взросления ее сына. Став шестым эрлом, Порчи продолжал полагаться на мать: советовался об уместности второго брака, просил остаться в Хайклире и посещать семейные мероприятия, такие, как прием по случаю помолвки ее любимого внука. И Альмина всю жизнь была чрезвычайно близка со своей дочерью Евой.

1901 год имел огромное значение для Карнарвонов не только в личном плане, но и в национальном масштабе. В январе, когда Альмина была беременна вторым ребенком, королева Виктория наконец-то опочила в Осборн-хаусе, своем загородном доме на острове Уайт, в окружении детей и внуков. Ее сыну Берти, принцу Уэльскому и будущему Эдуарду VII уже исполнилось шестьдесят лет. Ее старший внук, германский кайзер Вильгельм II, который тринадцать лет спустя поведет Германию войной против страны любимой бабушки, также присутствовал у ее смертного одра. Королева Виктория восседала на троне почти шестьдесят четыре года и руководила укреплением Великобритании на мировой сцене как ведущей державы. Ее имя все еще является синонимом ее эры. Для всех ее подданных, общее число которых в империи составляло четыреста сорок миллионов, ее смерть стала эпохальным событием.

Тело королевы двое суток было выставлено в Виндзорском замке. Вся страна погрузилась в глубокий траур: взрослые облачились в черное, а на магазинах вывесили черные и пурпурные флаги. Покрасили даже черные железные ограды, чтобы придать им еще более соответствующий событию унылый вид.

2 февраля Карнарвоны приняли участие в государственных похоронах в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке, которые почтили своим присутствием коронованные особы Европы и представители всех британских доминионов. Публика изливала свою любовь к почившей королеве и новому королю, но испытывала и некоторую тревогу. Что ожидает их в будущем? Британцы все еще вязли в Англо-бурской войне в Южной Африке. Она не была популярна, и армия получила несколько хороших уроков по структуре, тактике и влиянию болезней на способность людей воевать. Политика «выжженной земли» лорда Китченера и использование армией концентрационных лагерей вызывали глубокое чувство неловкости. Эта кампания также выявила степень кризиса здравоохранения среди бедных англичан. Сорок процентов армейских рекрутов оказались непригодными для несения воинской службы.

Правление королевы Виктории совпало с бурным периодом прогресса, индустриализации и создания исключительного богатства в Великобритании. Ее длинная жизнь сформировала успокаивающее чувство незыблемости, а непопулярность, остававшаяся со времен ее пребывания вдовой-затворницей, после кончины королевы превратилась в уважение к безвозвратно утраченным временам.