Лис - Игорь Малышев

— Что, хвост хорьковый, тяжко живется? Хозяина нет, кормить некому?

Взял его за шиворот и небрежно, словно лист лопуха, понес со двора. Кот принялся извиваться, царапая ему руку.

— Брось шипеть, — встряхнул его бес.

Рыжий обвис снулой рыбой, дергаться перестал и только наблюдал за происходящим вокруг.

Вскоре они добрались до леса. Лес сейчас был мокрый до последней веточки, до последней почки. Деревья только начали просыпаться, открывать свои невидимые глаза, ощупывая воздух и втягивая его в себя настойчиво и осторожно. Оттаяла почва, зашевелилась под прошлогодней сопревшей листвой, взбудораженная приближением весеннего солнца с его теплом и живительной силой. Земля начала забывать неподвижную прозрачность зимних закатов с пурпурным снегом. В ее памяти стиралось холодное солнце, висящее оранжевым карликом над темным кружевом лесов, с трудом пробивающееся сквозь путаницу голых ветвей, тесно чернеющих на его фоне. На солнце больше нельзя было смотреть не щурясь. Оно приближалось день за днем, ночь за ночью. Снег таял на глазах, сохраняясь только под навесами елок, да и там он был уже серый, как посыпанный пеплом.

По дороге Лис остановился у растущей над ручьем ивы. Сейчас ручей был широким и мутным. Летом вода спадала, очищалась и бежала узкой прозрачной лентой к реке. Погладив тяжелые, будто опухшие, ветви дерева, бес оторвал несколько длинных хворостин, перекинул их через плечо и зашагал дальше. Придя в лес, он дошел до ельника, и, вдруг, размахнувшись, швырнул кота на верхушку самого высокого дерева. Кот закружился в воздухе, распустил когти, но ухватиться за ветки все равно не смог, его лапы лишь скользнули по мокрой хвое. С воем, он поехал вниз, похожий на шапку рыжего снега. У земли его легко поймал за шиворот Лис.

— Пойди погуляй, голубь, — сказал бес и кинул его на другую ель.

Кот снова замахал когтями и съехал вниз, где опять был пойман.

— Упрямый какой, — недовольно пробормотал его мучитель и кинул в третий раз.

На этот раз, совсем потерявший голову рыжий, вцепился в широкие еловые лапы и вскарабкался на маковку, откуда вскоре начал жалобно и противно орать. Безжалостный Лис на этот раз обрадовался, хлопнул себя по ляжкам и, зажав в зубах ивовые прутья, полез вверх. Прутьями он накрепко привязал отчаянно сопротивляющегося кота к верхушке ели и огляделся. С высоты было далеко видно. Виделась лесная голая чернота с зелеными островками — путаница ветвей и игл. Видны были поля, недавно начавшие оттаивать и потому покрытые легкой дымкой пара. Проглядывала далекая серая река, вышедшая гулять из берегов, бурная и опасная. Лис проверил крепость узлов, пригрозил пальцем сидящей неподалеку вороне — «смотри не подходи». Ворона неподвижно оглядела кота и беса черными бусинами влажных глаз.

Слезши с дерева, бес лег на землю и стал кататься вокруг ствола ели, на вершине которой светилось рыжее орущее пятно.

Яблочко, яблонько,Капелька, градинка,Ивовая ножкаЗрей понемножку.Солнышком с небаЗвездочкой снегаЗрей-наливайся,В руки срывайся.

Встал, быстро слепил из снега тяжелый снежок, сбил им шишку. Ловко, словно клест, распотрошил ее. Легкие, как пух, семена собрал в ладонь и забросил в рот. Даже не посмотрев на кота, быстрыми шагами скрылся за деревьями.

Когда рыжий понял, что его бросили одного, между небом и землей, прямо под бездонной синевой, над бесконечным сплетением ветров и веток, неба и жизни, он даже на мгновение замолчал. Но страх и непонимание происходящего перекосили его, схватили за сердце. Он заорал снова, задергался изо всех сил, пытаясь зубами достать до охвативших его пут. Прутья впились в него как пиявки, каждое движение лишь выстригало шерсть с кошачьих боков.

Стемнело, небо напоследок прояснилось, высыпали ледяным зерном первые звезды. Колесом телеги кочевника покатила по небу луна. Рыжий замолчал от усталости. Теперь можно было посмотреть вокруг.

Рассвет застал луну где-то на середине пути, она побледнела, но исчезать не собиралась. В небе до полудня был виден ее белый лик. Подул холодный жалящий ветер, пробрал кота, укусил за вытертую прутьями голую кожу. Рыжий поежился и сглотнул голодный ком. Лис все не возвращался. Пошел дождь, сильный и холодный, как снег. Ветер стал плотным, как ладонь он хлестал каплями по голове, глазам, обвисшим усам животного, словно пробуя на прочность его продрогшее и голодное тельце. Кот вымок до шерстинки. Ему хотелось сжаться, чтобы не было так больно и холодно, но прочные путы не пускали, он мог только дрожать. Дождь бил его жгучими плетками воды, привязывая к боли, от которой щипало глаза. От своего бессилия и жестокости мира рыжий заскулил слепым котенком. Мир от этого не изменился, не сжалился над бедным, ведь вселенная могла быть только такой и никакой другой. Ей никого не было жалко, и никому она не хотела сделать больно. Непогода продолжалась весь день и всю ночь.

На утро дождь прекратился. Кот открыл глаза. С востока наползали тяжелые серые тучи. Полетел мокрый снег. Бес все не возвращался, наверное, забыл про пленника. Скоро снег облепил рыжего со всех сторон, охотно цепляясь за мокрую шерсть. Несчастный кот превратился в белый кокон. Он ослеп и оглох в этой жестокой белизне, снег не давал открыть глаз и забил уши до звона. К ночи он перестал ощущать себя, свое тело, ему показалось, что он уже умер и превратился в облачко, висящее в темной пустоте. Он не чувствовал ни головы, ни хвоста, ни лап, только пустоту внутри и снаружи. Ему вдруг стало не интересно, жив он и жил ли когда-нибудь вообще, есть ли вокруг что-то и было ли что-нибудь. Так прошел еще один день его заточения посреди бескрайнего мира.

К вечеру небо расчистилось, и появились набросанные в непонятном, но красивом порядке, звезды. Луна покатилась, как клубок шерсти — забава котенка. Рыжий не видел ничего этого, окутанный снегом. Он только почувствовал бесконечность и тишину, открывающиеся во все стороны. Они начинались внутри него, и он висел в них, нечувствительный к происходящему. Он понял, что его нет, и уже никогда не будет. С этим он и встретил утро.

Солнце взошло молодое и теплое. Оно взяло его в свои красивые руки и бережно, словно яйцо от скорлупы, очистило от снега. Рыжий приоткрыл глаза и сощурился от нестерпимого блеска — мокрый лес сверкал. Ему показалось, что он видит все в первый раз. В мире же ничего не изменилось, кроме самого кота. Что-то ненужное отслоилось от него вместе со снегом. Прошло ровно три дня, как он здесь оказался.

Верхушка ели чуть закачалась, и перед пленником появился Лис. Он бережно отвязал его, подул на вытертые прутьями полоски на боках, осторожно слез и поставил на землю. Освобожденный кот сделал два неуверенных шага и упал на живот. Полизал снег, отдышался, с трудом поднялся на слабые лапы. Ходьба давалась с трудом, но надо было идти, потому что хотелось жить. Ветки цеплялись за него, он старался не замечать их. Вскоре Лис потерял его из вида.

С тех пор в лесу стало на одного охотника больше. Это был поджарый быстрый зверь с темными полосками на боках. Он охотился на зайцев, птиц, белок. Подкрадывался очень тихо, как падающий лист, добычу хватал быстро, намертво. Когда наедался, ложился спать на толстых ветках деревьев, готовый вскочить в любую секунду, чтобы броситься на врага или жертву. В лунные ночи забирался на верхушки высоких деревьев и удивленно смотрел на небо, под которым спала земля. Наглядевшись, бросался вниз, едва цепляясь за ветки, падал на упругие лапы и растворялся в темноте.

Поп не пропал. Он убежал от своего старого дома, от разбитого колокола, оскверненной церкви и людей, предавших его. Он бежал по ночным лугам с невидящими глазами, пока не заблудился в лесу.

Когда очнулся, сел на землю, сгреб пальцами палые сосновые иголки, прижал колкие кулаки к лицу и заплакал. Он плакал долго, в голос, заходясь и захлебываясь, как маленький. Ревел безнадежно, понимая, что что-то отныне и навсегда оборвалось в его отношении к вере. Все для него рухнуло. Храм, который он столько лет строил внутри, развалился, построенный на зыбучем песке замкнутости на себе, людях и их делах. Люди и Бог были для него двумя осями, на которых балансировало все сущее. Он всю жизнь стремился сблизить эти оси, соединить их в одну. Увидеть в человеке Бога и человека в Боге. Когда он лишился веры в людей, мир рухнул. Вера в Бога не смогла удержать его от падения. Может быть, он вообще перестал верить, он еще не понимал. Потому он не мог найти утешения и продолжал рыдать, даже когда кончились слезы. Потом он впал в какое-то оцепенение, жизнь в нем сжалась в угрюмый темный комочек, не больше паучка, и затаилась где-то в глубине тела. Дело было летом, и потому он не замерз, пролежав так три дня.

Поп пришел в себя, словно вынырнув из-под толщи вод, но первый вдох делать не торопился, опасаясь чего-то. Присел, повел головой, не замечая ничего. Встал на четвереньки и осторожно, как слепой, побрел вперед. Наткнулся на дерево, ощупал шершавый ствол, медленно поднялся по нему. Долго стоял, открыв глаза и качаясь от слабости. Когда взгляд его прояснился и стал осмысленным, он двинулся дальше. Через час набрел на заросли дикой малины, стал есть ее, жадно хватая ртом и урча, как медведь. Наевшись, забился в гущу кустов, где и заснул тяжелым сном.