Дядюшка в законе - Валерий Гусев

Надо ли говорить, что совет Фигнера был воспринят с благодарностью, и обоз завернул в село. Однако встретили его там не теплый ночлег и мирный отдых, а беспощадные гусары. Они отбили обоз, все орудия с орудийным припасом, захватили в плен почти весь неприятельский отряд. Только самому де Фастэну с двумя офицерами удалось отбиться и ускакать в мутную завесь поднявшейся метели…»

Вот оно что! В Воронцове тогда была церковь! И сегодня дед сказал нам про то же: «Ехайте мимо церкви». Правда, мы ее так и не увидели.

Сначала я никак не мог понять, почему этот факт привлек мое внимание. А потом меня вдруг осенило. Церковь! Крест! Сокровища утопили на линии «Дуб – Крест». Это генерал выбрал такие заметные ориентиры. Высокое могучее дерево и далеко видный крест на маковке церкви. Которой теперь нет.

Я сложил книги в аккуратную стопочку и отнес их за занавеску. Поблагодарил библиотекаршу и спросил:

– Варвара Петровна, а вы не знаете, куда девалась церковь в Воронцове?

– Как не знать? – обрадовалась она. – Я ведь оттуда родом. Маленькая была – хорошо эту церковь помню. Красивая, белая, над всей округой возвышалась. А если со стороны озера глядеть на нее – будто облако плывет.

– И где же она?

– Так разобрали ее. На кирпичи. Один фундамент остался. И то потому, что не осилили.

– А когда ее построили, вы не помните? – на всякий случай спросил я. Вдруг эту церковь построили уже после войны двенадцатого года.

– Когда построили, конечно, не помню: меня тогда и в помине не было. Но знаю – в восемнадцатом веке. Старинная церковь была.

Я в этих веках все время путаюсь. И никак не могу понять: почему, к примеру, тыща семьсот пятидесятый год – это не семнадцатый (по логике цифр), а восемнадцатый век? И спросил:

– А поточнее нельзя?

– Год примерно тысяча семьсот пятидесятый.

Ну вот, я же говорил!

А Варвара Петровна, очень дотошная бабушка, не успокоилась, пока не разыскала в каком-то художественном альбоме фотографию этой церкви и показала ее мне.

Очень красивая была церковь. Простая такая, без особых архитектурных излишеств, но очень стройная и соразмерная. Казалось даже, что она не стоит на земле, а чуть заметно парит над ней.

Я постарался хорошенько запомнить ее вид, на всякий случай.

Попрощавшись с библиотекаршей, я помчался к Алешке, который в это время должен был дожидаться на причале нашего француза.

Но я немного опоздал, француз пришел гораздо раньше условленного часа, и они втроем (вместе с Лешкой и лодочником) отправились в очередной рейс на поиски заветного дуба. И щенок с ними.

Здесь, пока я их дожидался, меня нашла мама. Она держала за веревочку большой воздушный шар с нарисованным на нем полотняным цирком шапито. Шар рвался из ее рук в синее небо.

Мама показала мне три билета в цирк и сказала:

– Один из нас – сотый зритель. А каждый сотый зритель получает вместе с билетами в подарок вот такой замечательный шарик.

Глаза мамы светились от счастья. Будто она не шарик получила, а по крайней мере «Мерседес» выиграла.

– Давай его отпустим, – предложила она. – Смотри, как он рвется в полет.

– Лешку надо подождать. Ему обидно будет.

По маминым глазам я понял, что ее тронула моя чуткость. А дело было совсем не в ней. Какая-то идея закралась мне в голову, совершенно еще не ясная, но прочно связанная с этим шариком. Но я не стал разочаровывать маму. И даже добавил:

– Он ведь у нас еще маленький.

А этот «маленький» заварил такую крутую кашу!..

По озеру опять пролетел, воя сиреной и распугивая мирных рыбаков, «Белый орел». Наверное, сам дядя Федя Гусь мчался на нем по своим криминальным делам.

Вблизи острова он резко снизил ход – опали по бокам носа пенные буруны, и катер закачался на догнавших его собственных волнах. Из-за острова вынырнула наша моторка и стала борт о борт с катером. Я видел, как Федя Гусь, опять в своем белом костюме с золотыми пуговицами, чуть наклонился через борт и, пыхтя сигарным дымом, что-то спросил у Жюля. Жюль что-то ответил. Гусь махнул рукой, и катер помчался дальше.

Когда наша лодка, ведомая лодочником, подошла к причалу, Алешка закричал маме:

– У меня для тебя две большие радости!

– Что-то натворил, не иначе, – вздохнула мама.

Алешка первым выскочил из лодки и весело сообщил:

– Ма! Лодочник узнал, что тебе очень понравился щенок, и согласился его тебе подарить.

Мама ахнула и чуть не выпустила шарик: даже от Алешки она не ожидала такого коварства.

А щенок выскочил из лодки, подбежал к маме и, изо всех сил виляя хвостиком, взялся грызть ее босоножки. Он, наверное, думал, что доставляет этим маме огромную радость. Как только что Алешка.

Лодочник усмехался в бороду, а Лешка сказал:

– Я назвал его Жюль!

– О! Какой чести я удостоился, – поморщился Жюль, вылезая из лодки.

– Это не в вашу честь, – бестактно охладил его Алешка. – Это в честь другого Жюля. Который Верн.

– А это кто такой? – поинтересовался первый Жюль. Который не Верн. – Коллега вашего папы по Интерполу?

Ни фига себе эти иностранцы! Даже своих великих писателей не знают.

Наверное, это удивление Жюль прочел на наших лицах и заносчиво спросил:

– А вы что, всех своих писателей знаете?

– Ага! – поспешил похвалиться Алешка. – Их у нас завались. Апчехов, Истургенев, Аспушкин, – начал он перечислять.

Мама отвернулась, скрывая улыбку. Она поняла, откуда у Алешки такие познания. Когда его по малолетству наказывали постановкой в угол, он от скуки изучал книжные полки. Читать он уже умел, а в таких тонкостях, как инициалы, еще не разбирался… Апчехов!

Мама с шариком и Жюлем (французом) пошли впереди, а мы с Алешкой и другим Жюлем (щенком) сзади. Я нашептал ему (Алешке, конечно, а не Жюлю) свое открытие. И вовсе не ожидал, что Лешка так спокойно к нему отнесется. Он выслушал меня очень невнимательно и сказал:

– Ерунда, Дим. Я давно уже знаю, где утопли сокровища.

– Ну и где?

– Там, где мы серебряных карасей ловили. Я сразу догадался.

Я даже не сообразил, что на это ответить. А Лешка пояснил:

– Помнишь, папа говорил про эти… пробы воды? Что в них много серебра? Все очень просто. Эти караси все время вьются вокруг того места, где лежат всякие серебряные сокровища, понял? Они этой воды с элементами наглотались, и поэтому у них такая окраска.

Вот это выдал! Тут уж я сразу сообразил, что ответить.

– Конечно, ты прав, – похвалил я его. И добавил: – А золотые сокровища расползлись по всему дну. И поэтому по всему озеру водятся золотые караси. А где больше всего зеленых водорослей, там лежит на дне изумрудное ожерелье.

Алешка сначала насупился, потом надулся, потом рассмеялся. Но все-таки сказал важно:

– Будущее покажет, кто из нас прав.

Вечером мы пошли в шапито. И получили огромное удовольствие. Мне всегда нравятся люди, которые делают что-то очень хорошо. Лучше всех других. А уж такие мастера своего дела, как артисты цирка, больше всех меня восхищают. Я только дрессировщиков не люблю. Мне кажется, что заставлять ту же собаку ходить на задних лапах, – это не очень честно по отношению к ней. Одно дело, если она делает это для собственного удовольствия, и совсем другое – если для удовольствия других и зарплаты третьих.

Все это я сказал после представления, когда мы в своей лубяной избушке пили перед сном чай. И мама с Алешкой со мной согласились.

– Да, – вспомнила мама, – Алексей, а где вторая радость? Надеюсь, лошадь нам не подарили?

Алешка вздохнул. О таком подарке и во сне не помечтается. И он сказал:

– Вторая радость – твой любимый муж звонил. Завтра приезжает к нам.

Словом, этот трудный день закончился благополучно. Мы легли спать, и все затихло. Только под потолком молча покачивался красивый летучий шарик, а под маминой тахтой грыз ее босоножки щенок по кличке Жюль…

Глава XV

БУДЕМ ЖИТЬ ВО ДВОРЦЕ!

Папа приехал так рано, что всех нас разбудил. То есть разбудил-то не он, а Жюль, который залился звонким тявканьем, когда папа тихонько постучал глупого зайца по лбу.

Мы все ему очень обрадовались, а после первых охов, ахов и вопросов папа сказал:

– Собирайтесь, жены и дети. Покидаем наше лубяное убежище. Переезжаем!

– Куда? – удивилась мама. – Нам и здесь хорошо.

– Тут неподалеку, – объяснил папа. – Один мой коллега уехал в командировку. А у него здесь шикарный дом. И он попросил нас пожить в нем это время. Так ему будет спокойнее.

Мама при последних словах с сомнением посмотрела на Алешку и спросила папу:

– Ты в этом уверен? А дом застрахован?

Потом они немного пошептались и стали собирать вещи.

На улице мы попрощались со своим глупым зайцем и пошли на стоянку, где нас ждала папина служебная машина. Водителя в ней не было – значит, папа сам за рулем. Значит, скорее всего, он уже сегодня уедет в Москву.

И вообще этот переезд показался мне странным. Путевки наши уже кончались, оставалось нам здесь пожить всего несколько дней, да и к зайцу на кошмарной улице мы уже привыкли… И только потом, когда закончилась эта история, мы узнали, что переезжать нам пришлось для нашей же безопасности.