Штурмовик из будущего-3 - Дмитрий Валерьевич Политов

— Фролушка, да куда он пойдет, он же израненный, синяки по всему телу! — повисла на муже Евдокия. Лицо у нее самой было разбито в кровь. Григорий слышал, как громила лупцевал жену, но проклятая слабость не дала возможности вмешаться, заступиться за свою спасительницу. И от этого на душе было мерзко. Знал ведь, что бьет мужик бабу смертным боем как раз за то, что не бросила, дотащила летчика до старой покосившейся бани, и спрятала там. А после еще перевязывала и кормила, пробираясь короткими летними ночами с узелком в руках.

— А мне плевать! — рычал Фрол. — Сейчас я ему башку проломлю и зарою в овраге. Не хватало еще, чтобы немцы или полицаи его здесь нашли. Все ведь на воротах тогда повиснем. Вместе с дитями! Слышь, краснопузый, убирайся! Не то сдам за гроши, да и весь сказ. Ишь, выискался, подлючий Осоавиахим!

Дивин замер. Надо же, откуда только этот придурок выкопал в своей пустой башке старое, еще довоенное название добровольческой организации. Хотя, здесь же почти вся молодежь через нее прошла. Но все же, прозвучало довольно неожиданно. При другом раскладе можно было бы и посмеяться, но сейчас…сейчас как-то ситуация к веселью не располагала.

— Если знаешь, что я летчик, понимать тогда должен, что меня искать будут, — негромко произнес Григорий, глядя мужику прямо в глаза. — Рано или поздно наши сюда вернутся и спросят. Место, где упал мой самолет, моим товарищам известно, — бессовестно соврал капитан. — Приземлиться, чтобы подобрать, они не смогли, но место точно отметили.

— Фролушка, не тронь его! — вцепилась в мужа Евдокия. — Он ведь правду говорит. Вернется Советская власть, узнают, что мы командира немцам выдали и враз в распыл.

— Тьфу на тебя! — сплюнул мужчина. Но руку с палкой опустил. Посмотрел на Дивина зверем и тихим, шипящим от бешенства голосом сказал. — Черт с тобой, краснопузый. Оставайся еще на день. А потом чтоб духу твоего здесь не было! И ты, сука, — повернулся он к жене, — больше сюда не таскайся — не ровен час заметит кто. Соберешь ему что-нить в дорогу и пусть валит. Поняла?

Григорий опять едва сдержался, чтобы не броситься на человека, который вызывал в нем лютую ненависть. Надо же быть таким диким и жестоким! Удерживало лишь осознание того, что на шум драки и в самом деле могут нагрянуть немцы. В селе их квартировало около роты. Да еще и не какая-нибудь тыловая часть, а подразделение элитной дивизии «Мертвая голова». Бог весть, как они здесь оказались, но факт остается фактом — встреча с «электриками» Гитлера вряд ли добавила бы экспату положительных эмоций. Особенно в его нынешнем плачевном состоянии.

Вообще, конечно, чудо чудное, как до сих пор никого из фрицев не занесло к вросшей в землю развалюхе с болтающейся на одной петле дверью. Но факт оставался фактом — капитан не раз наблюдал сквозь многочисленные щели в стенах, как угрюмые солдаты в черных танкистских куртках или камуфляже носятся по селу по своим делам. Причем, не особо утруждали себя соблюдением хоть каких-либо приличий. Повсюду были повалены заборы, сломаны или спилены на дрова деревья, вытоптаны грядки. А уж гадили эти вояки вообще под любым кустом. Одного подобного засранца экспат едва не грохнул, когда тот пристроился неподалеку от его убежища, бесстыже сверкая худосочной задницей и насвистывая незамысловатую мелодию.

Но, как не относись к фашистам, службу они знали. И охрану села наладили вполне качественно. Как только Евдокия с отцом ухитрились миновать многочисленные «секреты»? Хотя, им-то здесь каждая тропка известна сызмальства. Но все равно, многовато охраны было, многовато. Экспат с его умением видеть ауру человека, насчитал как минимум три скрытых поста по соседству. Обычно это была пара солдат. На вооружении — «Пила Гитлера»[5].

Дивин размышлял над тем, как лучше проскользнуть мимо боевого охранения гитлеровцев, когда заметил ковыляющего к бане пожилого мужчину. Его спасители в подробности не вдавались, но по кое-каким обмолвкам, летчик понял так, что тот получил тяжелое ранение еще в первую мировую. Интересно, чего вдруг отцу Евдокии понадобилось?

— Слышь, летчик, — позвал негромко старик, войдя в баню. — Не ушел еще?

— Здесь я, — отозвался капитан. — Чего тебе?

— Плохо все, — тяжело вздохнул дед. Уселся кряхтя на низкую скамейку и потянул из кармана кисет с махоркой. Григорий гулко сглотнул. Курить хотелось невыносимо. Но свои папиросы давно закончились, а местный ядреный самосад-горлодер продирал до печенок. И затянуться хотя бы пару-тройку раз было невозможно. — Ты вот сбежишь, а мне эту шкоду после расхлебывай.

— О чем ты? — удивился капитан.

— Беду ты на нас накликал, вот о чем, — заявил вдруг инвалид. — Фрол который день никак не перебесится с тех пор, как узнал, что ты здесь прячешься. Дочку лупцует почитай каждый божий день. Но это цветочки, — он немного помедлил. — Слух до него дошел, что германец готов заплатить за тебя. И с тех пор все ходит по избе, молчит, да прикидывает что-то. Догадываешься, поди, о чем он думу думает?

— Я-то здесь причем? — угрюмо сказал экспат. — Не я ж ему гроши предлагаю.

— Да оно понятно, — досадливо махнул рукой старик. — Просто я вот о чем подумал: может ты ему что-нибудь дашь? Такое, чтобы подавился жлоб проклятущий и гадость не сотворил?

— Интересно, что? — невесело ухмыльнулся Дивин. — Шлемофон и сапоги с меня сорвало, когда я из горящего самолета прыгнул, — Григорий соврал, чтобы как-то правдоподобно объяснить свой странный вид. — Сам ведь мне лапти принес. Комбинезон ветками посекло, я его выбросил, — опять ложь — после охоты на фрицев комбез был сверху донизу залит вражеской кровью, и поэтому пришлось от него избавиться.

— А парашют где свой бросил помнишь? — вскинулся дед. — Он ведь шелковый, цены немалой. Нам бы на одежку сгодился и вообще.

— Вот ты, жук! — тихо засмеялся Григорий. — Только пойми, чудак-человек, я ведь незнамо сколько от места приземления раненым и в бреду прошагал, пока вы меня не нашли, думаешь я помню, где это?

— Плохо, — вздохнул старик. Помедлил, а потом вкрадчиво предложил. — Может, пистоль свой отдашь?

— Иди к черту! — сердито отозвался летчик. — На немчуру, случись что, с голыми руками предлагаешь кинуться?

— Ну, как знаешь, — обидчиво отвернулся дед. Посидел еще немного, повздыхал, добил свою вонючую самокрутку, а потом потихоньку заковылял обратно к избе.

Дивин задумался. Не понравился ему этот разговор. Как бы и в самом деле не соблазнился Фрол на фашистскую награду. И по всему выходило, что ждать еще один день не следовало. Надо было уходить прямо сейчас. Да, без обещанных продуктов. Но своя шкура дороже. Эх, опять придется брать взаймы жизненной энергии мантиса. А что поделаешь, по-другому никак!

Экспат осторожно вышел из бани. Постоял, пригнувшись, опустив острые шипастые клешни к земле, чутко ловя звуки и запахи измененными ноздрями. А потом медленно заскользил вперед. Туда, где робкими огоньками теплились жизни двух немецких солдат, которые еще не знали, что они уже мертвы.

Эх, надо было гимнастерку снять, мелькнула запоздалая мысль, когда первый гренадер засучил ногами в окопчике, тщетно зажимая рваную рану на горле и хрипло булькая выплескивающейся толчками кровью. Его приятель начал разворачиваться в сторону черной громоздкой тени, но в этот момент резцы клешни молниеносно полоснули человека наискосок, сверху вниз, точно саблей. И немец молча повалился под ноги Григорию с раскроенным черепом.

«Тьфу, зараза, точно перемажусь!» — расстроился не на шутку Дивин. Стираться теперь где-то придется. Ладно, потом разберемся. Он крадучись прошел дальше, стараясь не выдать себя шумом. Покрутил головой, напрягая все органы чувств. Ага, вон и патруль идет. Не совсем к нему, скорее параллельным курсом, так что есть шанс избежать с ним встречи. В конце концов, сейчас в планы экспата не входило еще одно побоище. Сил на это попросту не было. Так что тихонько, на мягких лапах.

Лес манил его. Когда Григорий наконец добрался до спасительной тени деревьев, шагнул, тяжело опираясь на подобранный у последнего из убитых им немцев карабин, словно палку, между стволами, то невольно замер. Прислушался к шелесту