И опять мы в небе - Виктор Бороздин

В том же году французский физик Шарль запустил в воздух шар, наполненный более легким, чем горячий дым, газом – водородом. Шар унесся ввысь, но в разреженной атмосфере газ, не имея свободного выхода, разорвал оболочку, и она упала на землю. Тогда Шарль усовершенствовал свой воздушный шар (шарльер), сделав на верху оболочки клапан, открывая который можно было, постепенно выпуская газ, опустить шар на землю. Внизу этого шара была незавязанная кишка – аппендикс, – через которую шар наполнялся газом. Через это же отверстие излишек газа во время полета мог выходить наружу. Газовые клапаны и аппендикс предохраняли оболочку от разрыва газом на высоте, в разреженных слоях атмосферы. Эти приспособления до сих пор используются в аэростатах. Газовые клапаны используются и на дирижаблях.

Первый управляемый воздушный шар – дирижабль – с электродвигателем, работающим на аккумуляторах, был построен только через сто лет, в 1884 году, французскими инженерами Реннаром и Кребсом. Этот еще несовершенный аппарат мог летать лишь очень короткое время.

Только в последние годы XIX века, с появлением двигателя внутреннего сгорания люди смогли начать по-настоящему осваивать воздушный океан.

В 1892 году великий русский ученый К. Э. Циолковский опубликовал разработанную им конструкцию дирижабля с цельнометаллической, из волнистого металла оболочкой.

В 1900 году поднялся в воздух немецкий дирижабль с моторами внутреннего сгорания Ф. Цеппелина.

…Демин поудобнее пристроился в легком кресле. Карандаш вычерчивал в положенном на колени блокноте схемы. До вахты еще есть время. Под широкое, мерное раскачивание корабля можно собраться с мыслями.

VI

– Мам, а Москва скоро? А Коля нас встретит? Мам, ты думаешь, да? Про что?

Анна Федоровна обернулась.

– Сиди, сиди, – сказала она вертевшейся рядом Томке. – Коля встретит… если только он в Москве.

Анна Федоровна Гудованцева сидела на жесткой вагонной лавке, положив на колени тяжелые, непривычные к покою руки. В строгом, покрытом тонкими морщинками лице проглядывала тревога. Зачем она уехала? Коля настоял. «…Поезжай, мама, отдохни, сердце меньше болеть будет». И еще – это уже с улыбкой: «Будешь возвращаться, привези яичек, привези муки – будет свадьба!» Эти слова и сейчас не выходят из головы…

Кисловодск почти родной им город. Переехали туда из Сибири, со станции Каргат, когда тяжело заболел муж. Семен Григорьевич работал машинистом, водил поезда Омск – Новосибирск – Томск. Так надеялись, что теплый, с целебным климатом южный город поможет ему. Нет, не помог…

В Кисловодске у них друзья, добрые знакомые. И все же какой там отдых? Поехала на две недели – и недели не пробыла. Она привыкла провожать Колю в полеты. И терпеливо ждать. Но вот не волноваться, не прислушиваться к каждому стуку в дверь… Ни одной ночи не спала, когда Коля в полете. Ничего с собой сделать не может, нету сна, и все. А тут уехала за тысячи километров…

Муку и яички она везет, стоят под лавкой две сумки. А на душе…

Анна Федоровна медленно провела ладонью по лбу. Чего ей тревожиться?! Лена красивая. Умная. Радость с собой приносит. Коле она бесконечно дорога – ей ли, матери, этого не видеть! А все же как-то не по себе. Ревность хоть и глупая, а куда от нее денешься?.. Нет, она сыну не враг, она сколько раз говорила:

– Что же, Коля, не присмотришь девушку, не женишься? Поди, скучно одному-то?

– Что ты, мама, – отмахивался он, – надо сначала всю эту мелюзгу поднять.

В двадцать три года, после смерти отца, сам еще в жизни не успев ничего повидать, взвалил себе на плечи все заботы о семье, о шестерых младших и о ней, матери. Он еще учился тогда в авиационном институте. И уже летал командиром корабля.

К нему, в Долгопрудный, в семнадцатиметровую комнату в «доме итальянцев» – так назывался двухэтажный деревянный дом, где жили приехавшие к ним из Италии специалисты-дирижаблестроители, – и прикатили они тогда из Кисловодска всем большим, шумным табором. Восьмерым в одной комнате тесновато, зато все вместе. Из мебели, кроме стола и нескольких табуреток, ничего не было. Спали на полу, все рядком.

– Мам, ты опять думаешь? Ну о чем?..

Томка потерлась о мамино плечо.

– Да так… – встрепенулась Анна Федоровна. – Ты, верно, и не помнишь, как мы жили в «доме итальянцев»?

– А вот и помню, – вскинула глаза Томка. – Он весь дощечками был обшит, да? Так и так – елочкой. Мы жили внизу, а над нами красивая тетенька, Арабелла. Она громко песни пела. И говорила быстро-быстро… И еще… голубей кормила белой булкой!

Томка внимательно посмотрела на мать.

– Только я никогда не просила, вот честное…

Трудный был тот, первый по приезде год. Это сейчас Коля уже институт окончил, Нина и Саша на работу поступили. А тогда восемь человек на одну Колину зарплату.

– А как мы с Нюсей и Витькой из-за валенок дрались… – Томка даже подскочила, ударившись о верхнюю полку, и вжала голову в плечи.

– Ты-то чего дралась? – укоризненно посмотрела на нее Анна Федоровна. – Они же тебе по уши были.

– Ну и пусть. Коля для всех принес!

Он принес всего-то две пары. Вытряхнул из мешка – как все набросились, растащили по одному, стали мерить. Валенки взрослые, всем велики. Все равно как были рады! Ведь в школу бегали за три километра. Коля сам повесил над столом расписание: кому когда надевать. Проверял, не шельмует ли кто.

Анна Федоровна вздохнула. Если бы не Коля, как бы она управилась со всеми? Случилась с Сашкой беда, школу стал пропускать. Мать – говори не говори – разве послушается? А Коля подсел как-то к нему:

– Мы с тобой взрослые люди. Объясни, почему пропускаешь школу?

– А я работать хочу. Хочу быть мотористом.

Коля не стал его уговаривать. А наутро разбудил не в семь, как обычно, в школу, а в шесть:

– Вставай, работничек.

Сашке ох как не хотелось вставать, а встал. Поработал недельку, другую. Промывал в керосине части от моторов, другой работы не доверяли. Вскоре уразумел: не очень-то это веселое занятие, а чтобы суметь в моторе разобраться, знаний не хватает. Седьмой класс Сашка закончил. А потом все же пошел работать на верфь мотористом.

Коля все дни в порту, в полетах. И дома до полуночи над чертежами сидит. Худой, вот как Томка. Хотела подкормить его получше – сил-то ведь ему надо много, один ведь работник, – стала готовить ему посытнее. Так чуть не рассорились. Подаст ему блинков, горячих, румяных. Он обязательно спросит:

– А дети ели?

– Ели, ели…

А что ребятам – они и картошки поедят, и каши, вон какую кастрюлю сварила, что тебе ведро.

Только Колю не проведешь. Подозвал Томку:

– Томусик, поди сюда.

Та рада, бежит. Все ее зовут – кто: «шкода», кто «кощей», только Коля – Томусик!

– Вы это ели?

Томка глянула, повела носом – пахну-у-ут!.. Слюнки сразу потекли. Молчит. Только глаза моргают. Знает: скажет – не ели – от матери трепка будет, а неправду она Коле сказать никак не может.

– Мама, наверно, забыла нам дать…

Анна Федоровна только глянула на Томку.

Коля отодвинул миску.

– Я так и знал. Сколько раз я, мама, говорил, что всем, то и мне. Или я дома вовсе есть не буду.

Схватил миску и к ребятам.

– Ешьте, пока горячие.

Сейчас в их новой квартире, в доме инженерно-технических работников, у Коли уже своя комната есть. Анна Федоровна строго следит, чтобы ребята туда ни ногой. Колин письменный стол завален бумагами и чертежами. Во всю стену висит карта Союза, на ней флажки наколоты – это маршруты, по которым уже летали дирижабли и по которым еще предстоит летать, осваивать новые трассы. Москва – Ленинград, Москва – Смоленск, Москва – Киев… Харьков… Севастополь… Казань… Архангельск… Свердловск… Новосибирск… Этих флажков все прибавляется, все дальше уходят они от Москвы. Ребят только впусти туда, они такие там свои «маршруты» наведут, все флажки перетасуют!

Томка смотрела на пробегавшие за окном столбы, обсыпанные снегом деревья.

В Кисловодске ох и скучно было, думает она, и поиграть не с кем. А дома!.. Их, ребят, там много, и всегда то игра, то драка. И в самый разгар – тут как тут – Коля! Идет по улице, в большущих унтах, заложив руки за спину, насвистывает свою любимую «Ноченьку». А в комнате!..

Все опрометью бросаются застилать сбившуюся постель, собирать все с пола, приглаживают всклокоченные волосы, вытирают носы.

Когда Коля входит, они все уже сидят на стульях, чинно, как на фотографии. И как он догадывается, что у них тут было?

– Когда уж вы научитесь в мире жить? – с горечью скажет Коля. И махнет рукой. – Марш по углам!

Он очень не любит драки и раздоры.

Хорошо Сашка уже большой, а то раньше у них и углов не хватало.

Коля достанет из кармана французский словарик, заглянет в него, заложит руки за спину и начинает ходить по комнате, повторяя:

– Л'анфан, ле паран, ле гарсон, ля физ…