В мышеловке - Дик Фрэнсис

В центре стоял огромный старый мольберт, по обе стороны от него два стола с выстроенными в боевом порядке красками и кистями, ножами и банками со скипидаром, льняным маслом, растворителями и моющими жидкостями - обычные принадлежности художника.

Но никакой начатой работы. Все чистое и аккуратно сложенное. Камышовый матрац, лежавший перед мольбертом, как и его двойник в Англии, запачкан масляными пятнами, свидетельство неизменной привычки Джика, меняя краски, бросать плохо вымытые кисти на матрац. Тюбики краски сдавлены в типичной для Джика манере, ему никогда не хватало терпения выжимать краски со дна. Палитра маленькая, ему не нужна большая, он не смешивает краски, а рисует прямо из тюбика, добиваясь цветовых эффектов, накладывая один слой краски на другой. Под правым столом стояла огромная коробка с тряпками, чтобы вытирать не только лишнее с картины, но и ножи, пальцы, ладони, ногти, запястья - все, что вздумается. Я мысленно улыбнулся: студия Джика очень походила на его картины.

Возле одной стены на двуногой деревянной подставке были грудой навалены холсты. Я развернул их один за другим. Темные, сильные, драматические цвета били в глаза. Все то же тревожное видение, будто он рисовал рок, нависший над миром. Разложение и страдание, мрачные, пугающие ландшафты, поникшие цветы, умирающие рыбы. Но что именно изображено на картине, можно только догадываться - все неопределенно, без деталей.

Джик терпеть не мог продавать свои работы и редко продавал их. По-моему, это очень хорошо. Они так подавляли зрителя, что могли бы вызвать депрессию и у жаворонка. Но в них была сила, этого отрицать нельзя. Увидев его картины, человек уже не мог забыть их, и, вероятно, эти воспоминания как-то меняли его отношение к жизни. Джик был большим художником, каким я никогда не стану, и легкую популярность воспринял бы как провал и падение.

Утром я поднялся на борт и нашел в каюте только Сару.

- Джик ушел за молоком и газетами, - сообщила она. - Сейчас я приготовлю вам завтрак.

- Я пришел попрощаться.

- Уже все испорчено. - Она спокойно окинула меня взглядом.

- Не испорчено, если я уеду.

- В Англию?

Я покачал головой.

- Я так и думала. - В глазах мелькнула непонятная улыбка. - Вчера вечером Джик рассказал мне, что из всех, кого он знает, вы единственный человек с такой холодной головой, что способны рассчитать местонахождение корабля после того, как шторм в десять баллов всю ночь швырял вас по волнам, в корпусе уже четыре часа пробоина, а насос отказал. И сделать расчет правильно.

- Но он заштопал пробоину и починил насос, - усмехнулся я. - И когда рассвело, мы отпраздновали начало весны.

- Оба были дураками.

- Сидеть дома в безопасности лучше? - спросил я.

- Мужчины, - она повернулась ко мне спиной, - неразумные создания, они не могут быть счастливы, если не рискуют сломать себе шею.

В некотором смысле Сара права, подумал я. Небольшая здоровая опасность - совсем неплохое чувство, особенно когда она осталась позади. Хорошая нервная встряска избавляет от повторения глупостей и помогает жить дальше.

- Некоторые женщины тоже любят риск, - заметил я.

- Но не я.

- Я не возьму Джика с собой.

- Вы не получите его, - пробормотала она, стоя ко мне спиной.

Ничто не могло выглядеть безопаснее, чем маленькая пригородная галерея, где Мэйзи купила картину. Она была просто закрыта. В окно пустой витрины виднелись голые стены, а под стеклом темнело ненужное объяснение - «Закрыто».

Владельцы маленьких лавочек на противоположной стороне улицы пожали плечами:

- Она была открыта не больше месяца. Мы почти не видели там покупателей. Неудивительно, что галерея закрылась.

Я спросил, не знают ли они; какой агент по торговле недвижимостью продал или сдал в аренду помещение галереи. Они не знали.

- Вот и конец следствию, - сказал Джик.

- Давай попытаемся узнать у местных агентов, - предложил я.

Мы разделились и бесплодно провели час. В этом пригороде ни одна фирма, ни одно бюро по продаже недвижимости не нашли галерею в своих списках. Мы снова встретились у двери с надписью «Закрыто».

- Куда теперь? - спросил Джик.

- В художественную галерею.

- Значит, едем в Дэумейн, - сказал Джик.

Дэумейн оказался частью парка в центре города. Художественную галерею я узнал по впечатляющему фасаду с шестью колоннами. Зал Маннингса размещался на первом этаже.

В нем, кроме нас, никого не было. Никто не подошел к нам, не начал разговор и не посоветовал дешево купить Маннингса в маленькой пригородной галерее.

Мы стояли в зале одни, и я восхищался абсолютным мастерством, с каким были нарисованы два серых пони, опустивших голову к темной траве, на фоне предгрозового неба. Джик ворчливо признал, что парень умел накладывать краски.

До ленча ничего не произошло, и мы на спортивном автомобиле тридцатых годов вернулись на яхту.

- Что теперь? - спросил Джик.

- Нудная работа с телефоном, если ты разрешишь воспользоваться тем, что в студии.

Всю вторую половину дня я звонил по телефону, уставившись в алфавитный справочник. Наконец я добрался до агентства «Холлоуэй и сын». Там сказали, что помещение сдавалось на короткий срок галерее изящных искусств Северного Сиднея.

Что значит на короткий срок?

На три месяца, начиная с первого сентября.

Нет, «Холлоуэй и сын» не знают, что галерея сейчас закрыта. Они не могут пересдать помещение до первого декабря, потому что галерея изящных искусств Северного Сиднея заплатила арендную плату вперед. И они не думают, что могут дать имя клиента, обратившегося к ним. Мне пришлось пойти на легкий обман, притворившись, что я тоже торговый агент и мой клиент хочет снять именно это пустующее помещение. Тогда «Холлоуэй и сын» упомянули мистера Серина и номер его абонентского ящика для почтовых извещений. Я поблагодарил их. Немножко оттаяв, они сообщили, что мистер Серин говорил, мол, помещение ему нужно на короткое время для персональной выставки, и они не удивляются, что она уже закрылась.

Как я узнаю мистера Серина, если встречусь с ним? Они ничем не могут помочь, все переговоры шли по телефону и по почте. Мне придется написать мистеру Серину, если мой клиент хочет получить помещение раньше первого декабря.

Спасибо и на этом, подумал я.

Во всяком случае, если напишу, вреда не будет. Я нашел подходящий лист бумаги и черными чернилами, старомодным почерком с завитушками сообщил мистеру Серину, что его имя и номер почтового абонентского ящика мне дали «Холлоуэй и сын» и что я прошу его продать мне последние две недели его аренды помещения, где я хотел бы поместить выставку очень значительных акварелей своего друга. Пусть он назовет свою цену, спора не возникнет. Искренне ваш, Пиреграйн Смит, закончил я письмо.

Поднявшись на яхту, я спросил, не будут ли Сара и Джик возражать, если в качестве обратного адреса я назову номер их почтового ящика.

- Он не ответит, - решила Сара, прочитав письмо. - Если он мошенник. Я бы на его месте не ответила.

- Первое правило рыбалки - закинуть удочку с наживкой, - заметил Джик.

- Такая наживка не привлечет кровожадную пиранью, - настаивала Сара.

Несмотря на ее недовольное ворчанье, я все же отправил письмо, хотя никто из нас не ожидал получить ответа.

Работа Джика с телефоном оказалась более плодотворной. Мельбурн был забит по самые крыши зрителями богатейших скачек года, но Джику предложили номер, от которого в последнюю минуту отказался клиент. Это же настоящая удача, заявил он с лукавым видом.

- Где? - подозревая неладное, спросил я.

- В «Хилтоне», - улыбнулся он.

Хилтон был мне явно не по карману, но мы все же отправились в Мельбурн. В студенческие годы Джик жил на небольшие, но регулярные поступления от семейных ценных бумаг, и похоже, что источник еще не иссяк. Яхта, студия - лодочный сарай, машина, жена существовали отнюдь не на деньги от живописи.

На следующее утро мы вылетели на юг в Мельбурн, всю дорогу под нами в иллюминаторе виднелись Снежные горы, и каждый погрузился в свои зябкие мысли. Сара сидела сзади, и я спиной чувствовал ее досаду, она наотрез отказалась остаться в Сиднее. Любовь вроде бы обуздала природную склонность и страсть Джика к рискованным приключениям, хотя его реакцию на опасность несложно было предвидеть. Но для этого мне предстояло найти для него какую-нибудь опасность.

В Сиднее мы прошли по остывшим, мертвым следам. Вероятно, и в Мельбурне все закончится прогулкой по пустому залу Маннингса и поиском исчезнувшей частной галереи. И что тогда? Для Дональда такая перспектива даже мрачнее, чем тревожная неизвестность.

Если бы я сумел привезти домой недвусмысленные доказательства, что нити от налета на его дом ведут к покупке картины в Австралии, это освободило бы его от подозрений полиции, позволило бы похоронить Реджину и вернуло бы к жизни.