Пролог (Окончание) - Генрих Боровик

— Времена изменились, — все объяснял и объяснял мне Питер, мой добрейший друг, устроивший мне приглашение на эту вечеринку, человек во многих отношениях прелюбопытный, имеющий финансовые интересы во многих областях — от вагоностроения до картинных галерей, где мы с ним и познакомились, — но о нем когда-нибудь будет особый разговор. — Времена изменились. Вестчестер — самое богатое графство в Соединенных Штатах. Это семейство — одно из самых богатых здесь, если не самое богатое, Но по смотрите, как просто и непринужденно они себя ведут. Как демократичны они в общении. Как широки их интересы. Нет, нет, мир во многом изменился, дорогой мой. Вы, наверное, там у себя в Москве не очень-то представляете себе это, а?

Он посмотрел на меня с дружеским участием.

— Например, хозяйка. Прелестная женщина. Вы заметили — на ней ни одной драгоценности. А ведь, если бы захотела, могла бы надеть знаете сколько?.. — Питер завёл глаза к небу, то ли призывая в свидетели всевышнего, то ли мысленно ослеплённый тем, что могла бы надеть хозяйка, если бы захотела. Они любят искусство. Они образованны. Заботятся о судьбах людей. Возьмите хозяина, сына того старика. Ведь не пошёл в бизнес. Не стал увеличивать капиталы своего отца. Потому что его не интересуют деньги. Его интересуют моральные ценности. Он занимается только фондом. Но вы знаете, сколько он работает?!

И Питер снова завел глаза под веки, правда, не так высоко, как тогда, когда говорил насчет драгоценностей.

Гостей в зале все прибавлялось. Лакеев — тоже. Стол бармена был уже пуст на три четверти. А очередь к нему не уменьшалась. Жужжание становилось все громче. «Разве это не прелестно?!» — раздавалось все чаще. Флотилии корабликов-креветок уничтожались катастрофически быстро. На специальные тарелочки в беспорядке валились мачты.

Именно в это время и раздался крик.

— А я вам говорю, что виновато общество! — кричал какой-то мужчина.

Другой ему отвечал так же раздраженно и так же громко:

— Негры слишком многого хотят!

— А я говорю, общество виновато!

— Негры требуют…

Все обернулись на крики. Неподалеку от рояля стояли группой человек пять. Двое из них кричали друг на друга:

— Общество!

— Негры!

— Общество!

— Негры!

Они вытянули шеи. Лица их были бледны. Глаза смотрели злобно. Зал притих. Все ждали, что будет дальше. Кто-то рядом со мной молвил со вздохом:

— Никуда не денешься от этих споров.

Другой добавил:

— Разве можно так?

И женский голос резюмировал:

— Напились.

Спор продолжался. В него включилась вся группа. Теперь уже четверо кричали на одного:

— Негры!

Один кричал на четверых:

— Общество!.

Кричали на октаву выше, чем вначале. И уже поднимались руки с кулаками. И уже образовалось вокруг них кольцо пустоты. Его замыкали люди воспитанные. Они стояли вполоборота к спорящим, будто занятые своими делами и своими разговорами, делая вид, что ничего особенного не происходит. Но каждый косил глазом — каждому любопытно было посмотреть, что будет дальше.

Дальше была драка. Быстрая и стремительная. Без хамства. Кто-то взвизгнул. Кто-то уронил стакан, и, он, заныв, покатился по полу, а кубики льда весело разлетелись в разные стороны по паркету.

— Где хозяин? — раздался тревожный крик.

И тогда пятеро споривших остановились. И тот, кто кричал «Общество!», высокий и худой, с усами, махнул рукой, улыбнулся и сказал:

— Доспорим в следующий раз. А сейчас будем играть…

Вначале было удивление. Потом смех — с облегчением или разочарованием в зависимости от того, кто чего ждал, и аплодисменты. Аудитория догадалась: актеры, сюрприз. Как это мило со стороны хозяев. И уже посыпалось с разных сторон:

— Разве это не прелестно?

А длинный усатый парень в спортивном пиджачке весело и напористо, как затейник в санатории, объяснял правила игры:

— Этой палкой, — и показал газетный лист, свернутый трубой, — я ударяю кого-нибудь из вас. Тот должен схватить палку и занять моё место, а потом ударить еще кого-нибудь и так далее. У меня четыре палки — разбирайте.

Общество быстро откликнулось. Размяться после долгого стояния с бокалами в руках не мешало.

Питер толкнул меня в бок и весело подмигнул: знай, мол, наше высшее общество.

Кто-то взял первую палку, потом вторую, весело завизжала девица в «насквозьке», и пошла кутерьма. Беготня, крики, смех. Удары становились всё громче. Кому-то сбили причёску. Кому-то для смеха подставили ножку — тот упал. Хохот. А пятеро актёров втягивали в игру всё новых и новых:

— Давайте к нам, давайте! Участвуйте! Участвуйте!

И снова неожиданно из гущи игры вырвался крик. На этот раз женский. Кто-то кричал плача:

— Переставьте, перестаньте меня бить! Перестаньте, мне больно. Вы вовсе не играете! Вы просто бьёте! Бьёте! Изо всей силы!

Игра остановилась. Женщина плакала навзрыд. И слезы лились по щекам. Настоящие слезы. Снова сам собой образовался круг. Люди стояли, разгоряченные игрой, запыхавшиеся. Женщина оказалась посреди круга. Небольшого роста, в мини-платье, с простой причёской. Вытирая слёзы, всхлипывая, она говорила, теперь уже обращаясь ко всем:

— Вы только делаете вид, что играете. Вы рады ударить друг друга. Хотя бы под видом игры… Вы всю жизнь играете в доброту. Делаете вид, что помогаете кому-то, что-то жертвуете. Ничего вы не жертвуете! Вы думаете только о себе. Только о себе. Вам безразличен человек. Вам безразлично, кому жертвовать. Лишь бы знали, что вы жертвуете.

Она говорила не очень громко, с печальной убеждённостью. Слёзы её высохли.

Кто-то сказал:

— Опять театр.

— Нет, не театр, — тут же ответила женщина. — Вам удобно, чтобы это был театр. Но это уже не театр.

Она посмотрела на пятерых актеров. Те стояли неподалеку. Растерянные.

— Да, я актриса, — продолжала женщина. — Я в их труппе. И нас пригласили развлечь вас. Что-нибудь такое остренькое, сказали нам. Так вот ради развлечения послушайте и правду о себе. Вы играете в простоту! Вы клоуничаете перед самими собой. Оделись в простые одежды. Сняли драгоценности. Но вас выдают ваши лакеи! Вы играете в заинтересованность. Но вы равнодушны до последней косточки! Вас даже деньги не интересуют, потому что вы их никогда не зарабатывали и вы не знаете, что такое — нет денег.

— Браао! — сказал кто-то и зааплодировал.

— Ерунда! — отрезала женщина. — Вы кричите «браво», чтобы обратить это в шутку. Но вы прекрасно знаете, что это уже не шутка. Это всё всерьёз.

Аплодисменты стали громче.

— Перестаньте аплодировать! — крикнула женщина. — Перестаньте кривляться хотя бы перед самими собой. Будьте хоть раз в жизни честными. Вы создаёте фонды пожертвования. Но это только для того, чтобы бороться с другими фондами. Вы ненавидите друг друга. Единственно, что вас объединяет, это ненависть к тем, кто выше вас, и презрение к тем, кто ниже. Вы устраиваете вот эти вечеринки и ведёте между собой разговоры. Вам очень нравятся ваши разговоры и ваши вечеринки. Но что вы будете делать, выйдя отсюда? Ничего! Разве кто-нибудь из вас пальцем о палец ударил, чтобы помочь тем детям, которые голодают на Миссисипи? Тем, кого судят за отказ ехать во Вьетнам? Вот вы, что вы сделали?! — женщина показала пальцем на кого-то. — Или вы? Вы?

— Баста! — вдруг громко сказали с дивана в углу, и на середину круга вышла другая женщина. Я узнал свою давешнюю знакомую Жанет Андерс, специалистку по секретарско-сексуальным проблемам. — Баста! — повторила она, лицо ее стало красным. — Я не знаю, театр это или нет, но я протестую. Здесь собрались порядочные люди. С положением. И я не желаю, чтобы нас тут поносили никому не известные людишки.

— Ну вот, — сказала первая женщина, усмехнувшись. — Теперь всё в порядке. Спасибо.

И она поклонилась.

Гости зааплодировали. Сначала нерешительно. Потом громче, громче. Раздались крики: «Браво!» Аплодировали и кричали «браво» обеим.

— Но я не актриса, — сказала Андерс растерянно. — Я действительно протестую.

Гости хлопали. На середину зала пробирался несколько взволнованный хозяин.

Питер толкнул меня в бок:

— Чёрт, я уже не разберу, где театр, а где…

— Друзья… — сказал хозяин мягко и растопырил руки между двумя женщинами, как судья на ринге, который разводит разгоряченных бойцов. — Друзья мои! Я думаю, мы должны поблагодарить актёров за прелестную шутку, которую они с нами сыграли. Эти талантливые молодые люди — труппа «Уличного театра». Они существуют на пожертвования нашего фонда.

Раздались аплодисменты.

— Я пригласил их на нашу вечеринку, чтобы познакомить вас с их творчеством. — Он повернулся к актёрам: — Вы были великолепны. Благодарю вас, мои дорогие!