Полюбить Джоконду - Анастасия Соловьева

— Мы должны уличить Карташова в чем-то очень серьезном. Иначе он тебя просто так не отпустит, — заговорил я, выруливая со стоянки. — Во-первых, ты слишком много знаешь. Во-вторых, исполняя его поручения, ты наверняка делала что-то такое, ну — с точки зрения закона — предосудительное. И тут он может опять тебя подцепить.

— Он говорил, я работаю в интересах правосудия, — неуверенно вставила Лиза.

— Говорил, — вздохнул я. — Теперь… зачем им понадобился Гришка? Он чист, как слеза младенца. Его арбатское барышничество — детский лепет. Да я думаю, и не в этом дело. А в чем? Зачем он им сдался?

Лиза пожала плечами.

— Тебя надо обезопасить — это раз. Потом — Гришка… Конечно, дело не в Карташове. Ты говорила: Карташов боится Иннокентия Константиновича.

— Да еще как! Просто трепещет.

— Карташов — сам исполнитель, мелочь, — соображал я, — а разгадка — в Иннокентии Константиновиче. Точнее — в его «Обелиске». Ясно, что их занятия «блокадным периодом» и беспризорными детьми — только прикрытие. Значит, пока мы не узнаем про «Обелиск», мы не поймем, откуда ждать удара. Правильно я говорю? — Я засмеялся и одной рукой обнял Лизу.

«Что же они за люди, — думал я о Карташове и Иннокентии Константиновиче, — использовали малейшую возможность, чтобы превратить человека в раба!.. Превратили ее жизнь в ад, а после рассуждают про истинных сынов отечества и о высоком свободном искусстве. Будь трижды проклято такое искусство. Но я сам такой же! Ведь разглядел, увидел-то я ее только через это искусство. Я запрограммирован, зомбирован этим искусством. Меня тянуло к ней, к Лизе, — к живому человеку, чтобы помочь! Лиза, бедная, родная Лиза. Но мне подавай искусство. Без него я слеп… Гришка — художник, но и к нему они подползают. И не пощадят».

— В самом еще начале, — вспомнил я вслух, — я просил Гришку не делать парсуну темной, чтобы она сверху не давила. А он сделал темной. И как точно! Ты прошла годы мрака. Именно прошла! Ведь человек в страданиях перерождается. Слабые души ожесточаются и гибнут. Но сильные этим мраком только очищаются и становятся нечеловечески светлыми. Ты сильная, Лиза. Очень-очень сильная.

Мы подъезжали к ее дому.

— Поступим вот как. — Я остановил машину. — Ты пока ведешь себя как ни в чем не бывало. Для Карташова ты по-прежнему — ловец Гришки. Для Гришки — модель. Только модель! — Я весело подмигнул ей, но весело, кажется, не получилось. — А я спешно разузнаю про «Обелиск».

«Самое лучшее сейчас, — соображал я по дороге на работу, — наши детективы. Но они палец о палец не ударят без команды шефа». И я, поставив машину во дворе рядом с еще разгоряченным губановским «саабом» (значит, Губанов только что откуда-то вернулся, наверно, с новым заказом «в стиле «модерн»), не заходя к себе, направился к шефу.

— У себя? — Войдя в приемную, я кивнул секретарше, бессменной Веронике — русской красавице с толстой косой.

— И совершенно один, — хулигански подмигнула она.

Я, постучав, отодвинул дубовую дверь:

— Макар Якимыч, можно?

Макар Якимыч — шеф и хозяин «Мебель-эксклюзив» — был для меня загадкой. Он удивительным образом сочетал в себе почти непрерывный кураж, доходящий до шутовства, с тонким тщательным воспитанием, которое трудно скрыть, и классическим образованием. Но где и кто его образовал, было тайной. Внешность Макар имел совершенно мужицкую, но через нее явственно проступала аристократически утонченная личность. Мне казалось, здесь таилось одно из двух. Или Макар прятал себя под личиной шута, или же в тяжелых конвульсиях в нем погибал артист. А может быть, то и другое. Но не было у нас человека, кто бы не уважал Макара.

— Можно, Саша. — Макар поднялся из-за стола, протягивая мне руку.

Он был наголо брит, в белом шелковом костюме. На груди блеснул орден «Мать-героиня». Пожимая руку, я всмотрелся в него — «Мать героина».

— Надумал, Саша? — перехватив мой взгляд, хохотнул Макар.

— Вы о чём?

— О Швейцарских Альпах.

— Надумал, Макар Якимыч.

— И отлично. Чуешь: старинный рыцарский зал, длинный, всегда, даже в солнечный день, мрачный, гулкое эхо под низким сводом, который незаметно переходит в стену и вдруг разверзается громадной пастью камина — жаровней с бараном на вертеле, отблеск пламени пляшет на старых решетках стрельчатых окон, за которыми ослепительные альпийские снега? Молодец, что напомнил, — заказываем… — Макар снял трубку.

— Я насчет «Обелиска».

— Мы его проверили уже, Саша.

— Не в этом смысле, Макар Якимыч. Подозрительно здесь…

— Подозрительно?! — засмеялся Макар. — Да нынче всяк стал подозрителен. Ты выгляни в окошко. — Окно его кабинета выходило на Таганскую улицу. — Покажи мне хоть одного не подозрительного. Ты видишь, как быстро русская нация переродилась в подозрительных кликуш и подозрительных хапуш?

— Макар Якимыч, у меня есть основания…

— Саня! — остановил меня Макар. — Мы не филиал Лубянки. Ты, я вижу, все пытаешься мне поведать про каких-то бандитов. Я тебе отвечу: у нас мебельный комбинат. И в нашу задачу не входит их ловля. Но мы их можем обслужить: стол, стул, гроб. Итак, на шесть полных дней я заказываю в Швейцарии замок.

Я вышел от Макара. «Что делать? Есть частные детективы, есть целые агентства. Но выкладывать все перед незнакомым дядей… Да и стремно. Потом он еще и обернет это против тебя. Нужен свой человек». Поднимаясь по лестнице, я мучительно вспоминал: где, у кого есть такой детектив? Но ничего не шло на ум. Сзади послышался губановский топот. Я оглянулся: сияющий Губанов гнался за мной.

— В стиле модерн? — понял я.

— И прямо сейчас! — задыхаясь, подтвердил Губанов. — Я обещал, что наш специалист сейчас подъедет! Я, Алексан Василич, где только тебя не искал! Даже в туалете! Глядь — кабинка занята. Ну, думаю, ты там! И давай орать, как мартовский кот: Алексан! Алексан! Тут кабинка открывается… И знаешь кто выходит?!

— Ехать куда?

— Новый дом на Пятницкой…

На Пятницкой! Точно! Как я мог забыть?! На Пятницкой жил Витька Спиридонов — Спиридон, профессиональный сыщик! Мой школьный друг. Правда, дружить по-настоящему со Спиридоном было невозможно. Он постоянно за кем-то следил, вел какие-то тайные записи, которые сам же и шифровал непонятно от кого. Его «дипломат» с кодовым замком был всегда набит таинственными схемами и планами. Потом, после школы, Спиридон поступил в какой-то технический институт. Закончил его, тут и перестройка — и он воплотил свою детскую страсть: стал профессиональным частным сыщиком. И работает им сейчас. Мы давно уже не общались, но я иногда встречал кого-нибудь из класса, и те неизменно сообщали мне про Спиридона.