Гордячка - Эллен Марш

Когда гости разошлись, было уже далеко за полночь. Выглядывая из затемненного окна Большого зала, Сэйбл видела розовеющий горизонт, а это означало первые проблески утренней зари на земле Корнуолла. Девушка так утомилась на балу, что потеряла всякий интерес к Моргану Кэри. Еще бы, ведь этот капитан даже не пригласил ее на танец! «Дай-то Бог, чтобы к утру он исчез!» – подумала Сэйбл.

Пожелав родителям спокойной ночи, она направилась в свою спальню. Однако не стала вызывать Люси, которую незадолго до этого видела в гостиной, где гужевались слуги и жители окрестных деревень и где камеристка танцевала с дородным грумом Джимсом. Люси приветливо помахала ей рукой, а у камеристки было такое счастливое лицо, что Сэйбл тотчас догадалась: она наконец выбрала себе мужа.

Сладко зевнув, Сэйбл сама сбросила свое чудесное бальное платье. На туалетном столике горела единственная свеча, освещавшая изысканный, теплых тонов балдахин над кроватью. Девушка на минуту присела на мягкий диванчик у окна. Хотя она смертельно устала, в ее жилах все еще играло вино, а в ушах звучала музыка – в общем, ей вовсе не хотелось спать. Было очевидно, что бал удался на славу. Об этом ясно свидетельствовали веселые лица гостей, когда они расходились по отведенным им комнатам или вызывали свои кареты и экипажи.

Брови девушки сошлись на переносице, когда она вдруг вспомнила о Моргане Кэри. Сэйбл безотчетно сравнила его обветренное, суровое лицо с холеными лицами молодых людей, улыбавшихся ей на балу. И эти мысли встревожили ее.

«Почему мои мысли, – спрашивала она себя, – постоянно возвращаются к человеку, который был груб со мной и оскорблял меня?» Не менее досадно было и то, что она не могла забыть неистовой страстности его поцелуев и ответного пламени, которое он разжег в ней. Тот факт, что она никогда и ни с кем не испытывала ничего подобного, озадачивал ее, и Сэйбл пыталась объяснить все это обыкновенным девичьим любопытством. «А кроме того, – говорила она себе, – разве имеет значение то, что его поцелуи вызвали во мне какие-то непонятные чувства?» Она считала его самодовольным и несносным наглецом и решила при первой же возможности высказать ему свое мнение о нем, не выходя, разумеется, за рамки приличий.

Рано утром Сэйбл разбудил Лайм, который хихикал и стаскивал с нее одеяло. Открыв глаза, она увидела, что младший братишка нетерпеливо переминается с ноги на ногу и весело улыбается ей. В своих коротких штанишках и белой рубашке, с взъерошенными темными кудрями он выглядел удивительно невинным.

– Ах, Лайм, – застонала Сэйбл, пряча лицо в подушку, – что тебе нужно?

– Люси просила разбудить тебя. Она говорит, что у меня это получается намного лучше, чем у нее.

«Пожалуй, она права», – подумала Сэйбл. Было очевидно, что Лайм сгорает от нетерпения, и это гораздо больше побуждало подняться с постели, чем если бы ее начала трясти за плечо Люси. Обычно Сэйбл была ранней птахой, но накануне она легла так поздно, что ей ужасно хотелось подремать хотя бы еще полчасика.

– Пожалуйста, поторопись, Сэйбл! – взмолился Лайм, когда увидел, что сестра и не думает вставать. – Состязания начнутся после обеда, и папа уже поехал размять Де Кера. Если мы поспешим, то еще сможем нагнать его.

С минуту Сэйбл не двигалась, представляя себе, как ее щеки обдувает влажный, солоноватый ветерок с моря, когда она скачет на Амуретте галопом через вересковые пустоши. После того как она вдосталь натанцевалась и выпила столько глинтвейна, трудно было придумать более бодрящее средство.

– А Нед встал? – спросила она, соскочив с постели и ополаскивая лицо водой из хрупкого фарфорового тазика.

– Он уже давно ждет в конюшне! Поторопись, пожалуйста!

Одарив брата снисходительной улыбкой, она принялась расчесывать щеткой свои длинные волосы, потрескивавшие под се тонкими пальцами.

– Пришли сюда Люси. Пусть поможет мне надеть амазонку, и я буду готова через несколько минут.

Лайм поспешил выполнить поручение сестры. Сэйбл же положила щетку на место и, подойдя к высокому окну, раздвинула тяжелые портьеры. Яркие лучи солнца брызнули в комнату, и глаза девушки радостно загорелись, когда она увидела перед собой темно-зеленые вересковые пустоши и океанский простор. По традиции, в Нортхэде сытный завтрак подавали гостям в их комнаты, и потому она была свободна до самого полудня.

Сэйбл вполуха слушала болтовню Люси, предоставив ей возможность одеть и причесать свою госпожу. Одновременно девушка жевала ячменные лепешки и попивала кофе из чашки, стоявшей на небольшом лакированном подносе. Через десять минут она сошла вниз в красной амазонке, пригнанной по фигуре, куртке и небрежно надетой маленькой шляпке с пером. Золотые волосы Сэйбл были зачесаны назад, и из них было устроено нечто вроде короны. В руке, обтянутой перчаткой, она держала кожаный хлыст. Старый Сэм просиял, когда увидел ее идущей через двор.

– Доброе утро, леди Сэйбл! Лорд Лайм ждет вас в конюшне. Я подготовил и оседлал вашу кобылку.

На щеках девушки появились очаровательные ямочки.

– Спасибо, Сэм! А где Эдвард?

– Уехал с его милостью. – Седой старый грум бросил острый взгляд на свою молодую хозяйку. – Что-то не похоже на вас, чтобы вы упустили шанс прокатиться вместе с ними.

– Конечно, – согласилась Сэйбл. – Просто я сегодня разоспалась.

Сэм понимающе кивнул. Нельзя было сомневаться в том, что Сэйбл находилась в центре всеобщего внимания на вчерашнем балу. Даже графиня в это утро отказалась поехать на прогулку с графом, занявшись приемом гостей в своих апартаментах. Так что леди Сэйбл было простительно проспать на сей раз столь драгоценные утренние часы.

С ласковой улыбкой Сэм смотрел, как длинноногая кобыла и толстый малыш пони помчались бойкой рысцой по извилистой аллее. Подол темной бархатной юбки леди Сэйбл полоскался на ветру, обнажая ее тонкие щиколотки, обтянутые кожаными сапогами. Посадка девушки была безукоризненной. Любуясь молодыми членами семейства Сен-Жермен, так естественно сидевшими в седле, старый грум прослезился: да, такими всадниками можно было гордиться!

– Отец не говорил, далеко ли он поедет? – спросила Сэйбл, когда внушительные каменные стены Нортхэда скрылись из виду, а впереди появились зазубренные, выветренные утесы.

– До Гунард Хэда и обратно, – тоненько пропел Лайм. – Если мы поспешим, то встретим их, верно?

Сестра невольно улыбнулась, взглянув на младшего братишку.

– Это зависит от того, долго ли тебя будет слушаться Лиллибет.

– Она не посмеет заупрямиться, – уверенно заявил Лайм, прекрасно знавший, что лень маленького уэлльского пони была объектом постоянных шуток со стороны всех членов семьи. – Я натренировал ее, и папа говорит, что теперь она стала гораздо послушнее.