Адвокат вольного города 10 - Тимофей Кулабухов

Мне не довелось видеть таких зубров актёрской игры, как Высоцкий (вообще-то он театральный актёр, а уж потом киноактёр, поэт и музыкант), Миронов, Юрский или Безруков.

Может, с ними было бы другое ощущение? Даже наверняка было бы.

Тут материя тонкая. Юрист, работающий непосредственно с людьми, видит игру, искреннюю и мощную довольно часто.

Сидела передо мной как-то тётка, значительно старше, с руками труженицы, с честными усталыми глазами, мудростью прожитых лет.

И говорит: «Снимите, пожалуйста, арест дня на три. Я весь долг выплачу за это время. Я Вас очень прошу. Прошу!».

Речь идёт об аресте на сеть её магазинов и автопарк.

Вместе с этим, вся суть в том, что она прожжённая мошенница и плутовка, на которой клейма ставить негде, которая в лёгкую обманывает не только граждан, бизнесменов, но даже свою администрацию, банкиров и совершенно мастерски вешает лапшу на уши в налоговой.

И внутренний мой Станиславский ликует: «Верю!». Говорит: «Ты посмотри на это честное лицо, на крупицы слёз в уголках мудрых глаз!». Сердце моё твердит: «Верю!». Душа верит.

А разум, упрямая машинка для вычислений, говорит: «Вера Николаевна обманула примерно всех, кто ей поверил. И ты! Ты можешь верить, во что хочешь, но арест ты не снимешь!».

Вот такая бывает актёрская игра. Мошенники и плуты — актёры не по диплому, а по призванию. И честный интеллигентный дядечка с лицом пожилого профессора может быть четырежды судимым за мошенничество в особо крупных размерах.

Может.

Поэтому что? С годами фальшь видишь без всякой магии, а людям согласно киваешь, но при этом сопоставляешь факты, документы, другую информацию.

Пропадает само понятие «верить», обрастаешь толстой непробиваемой шкурой. Многие юристы, особенно кто крутится в уголовке, становятся чёрствыми.

Ну и попав в театр, как тут верить актёрам, тем более, если они играют «на отшибись»?

Короче, в постановке, которую я сейчас смотрел, изображая трагический интерес с налётом печали, рядом с блистательной Гадюкиной, которая изящно обмахивалась веером, я с некоторым трудом угадывал сюжет.

Две малолетние (по сюжету) сестры, которых играли прокуренные матёрые тётки, при этом были похожи друг на друга примерно, как овчарка и пекинес, что лишний раз мешало верить в их родство.

Их сценическая мать, такая же матёрая, неопределённого возраста, разрывалась между необходимостью играть мать двух юных дочерей (которым по повествованию было лет по семнадцать, а по лицу ближе к сороковнику), то есть почтенную даму и желанием молодиться.

Зато мать на сцене легко узнавалась по наличию прыща на носу.

Их отец, который играл безвольного пьяницу и для достоверности был под мухой (его сценическая жена рычала на него довольно натурально), почти не имел реплик.

И эта вся компания окучивала какого-то страдающего лишним весом кудрявого парня, вероятно — завидного жениха с целью пристроить одну из дочерей.

Чтобы было веселее, дочери соревновались между собой, а кудрявый вёл себя пространно.

В какой-то момент даже примерное представление о сюжете, о нити повествования, я безвозвратно утерял и дальше сидел всё больше, как манекен, стараясь поменьше шевелиться.

Что такое опера? Опера — это когда приходишь, слушаешь три часа, смотришь на часы, а прошло только пятнадцать минут.

Вот она — теория относительности в действии.

В общем, мне это искусство показалось вечным. Не в смысле вклада в развитие человечества, а по затраченному времени.

После пьесы Гадюкина шепнула, что я провожаю её пешком по маршруту мимо магазина цветов.

По закону подлости это оказался ещё и ровно тот цветочный с кавказцем-владельцем, в котором я уже не раз закупал букеты.

Владелец смотрел на меня хитро и даже подмигнул, но, хвала Предку, промолчал. Я купил большой букет, торжественно вручил и проводил Ядвигу до её уютного и не факт, что собственного, особнячка.

Выполнив свой долг (который не занимал), я поцеловал её в щеку и получил полный загадочного молчания взгляд, перед тем, как она закрыла передо мной дверь.

Расслабив бабочку на шее, я хотел совершить активацию Шила, чтобы с наслаждением плюхнуться в кресло в своей холостяцкой пещере, однако прежде проверил мобилет и обнаружил четыре пропущенных вызова от Олега.

…

— Олег, что-то срочное? Я уже просто умотался, столько дел…

— Ну, босс, Вы просили сообщить, когда баржа торговцев прибудет. Вот, выполняю долг. А ещё я тут вспомнил, что как работник юрты министерства иностранных дел, до сих пор не получал зарплату и прошу сейчас мне её выплатить.

— Значит, с товаром прибыли?

— Ну да.

— Ждут до завтра? Ты им дал где-то разместиться, все дела?

— Да, на правах хозяина пустил в одну из каменных коробок.

— А они?

— Ну, удивляются.

— Скажи, что завтра буду первым делом у них.

— Да куда они денутся, босс? Уже же приплыли. Теперь-то на торговлю встанут, если Вы пустите.

— Пущу и даже простимулирую покупательскую способность.

— Ась?

— Говорю, товар у них какой?

— Зерно, соль, гвозди, табак, сахар, охотничьи ружья, пилы, топоры, прочий инструмент… Они не знали, чего мы у них покупать будем, брали всякого понемногу. Говорят, что водка была, но они её уже выгодно продали чалдонам по дороге, так что спиртного нет. Тайлер елико расстроился.

— Переживёт. Что водки нет — это хорошо, пока война не кончится, в городе сухой закон…

— И для Тайлера?!?! — даже через связь по мобилету я ощутил округлившиеся глаза работника ставки министерства иностранных дел.

— Нет, ему закон не писан, но и спаивать его я не горю желанием.

— Чего?

— До завтра, говорю.

…

Мне не спалось. Может быть, сказывался театр, а может события последних дней, но я вскочил ни свет ни заря, выпил богатырскую порцию кофе и побежал с утра пораньше в банк, после чего усвистал в каганат.

Раньше, чем встретиться с торговцами, прошёл пешком по своему городу, отметил, что Дмитрий поставил казачий пост на воротах в портово-рыночную зону и два поста на стене, а также и на входе в казачий форт.

Там меня пропустили без проблем (не хватало ещё, чтобы я в своём городе просил разрешения куда-то пройти!) и подсказали, что Дмитрий на втором этаже форта, руководит созданием оружейной комнаты.

…

— Атаман! Подь сюды!

— А, это ты, Аркадий Ефимович? Доброе утро.

— Доброе утро.

Я вытащил его в коридор второго этажа форта и вручил увесистую пачку денег.

— Что это?

— Известно что. Зарплата твоим гаврикам и тебе. А это, — дал ему вторую пачку,