Звездные самураи - Кен Като

Стоменсовый хризоид утрачен. Второй сын даймё Осуми мертв, и, возможно, мертва его жена. В сердце Хидеки Рюдзи не будет прощения. И помощи его не видать как своих ушей. Значит, Каноя-Сити падет, станет каньским городом, а это означает конец американской торговле в Ямато.

От таких мыслей у Эллиса разболелась голова, и он едва не расплакался, кляня несправедливость. Ты погубил меня, Хайден, причем всего-навсего из-за того, что я хотел сделать из тебя мужчину! Я ведь собирался поженить вас, тебя и Аркали Хавкен, которая, несомненно, является самой выгодной партией за пределами Американо, и, к тому же, — пси свидетель — девицей, от которой не отказался бы ни один балбес на выданье! Ах, впрочем, теперь кончено. Наверное, было б лучше позволить тебе направить нас в свирепый раси, где мы бы с честью погибли. А еще лучше было бы, если б ты сжег меня из бластера там, в каюте, а не убежал бы, унося с собой наше будущее.

Теперь не бывать твоей свадьбе с дочерью Джоса Хавкена, не видать мне слияния наших компаний, да и монополии МеТраКора уже ничто угрожает — даже если торговать им отныне придется только с Сеула и в Зоне и лишь до тех пор, пока каньцы окончательно не придушат всякую торговлю.

А все потому, что МеТраКор — это сборище бесхребетных нытиков, которые готовы без единого выстрела сдаться Гу Цуну и тем самым потерять Анклав. Что станет началом конца, поскольку, если Эллис уйдет с Осуми, будет поставлен крест на всей торговле с Ямато, а со временем — и с Сеулом. И, случись такое, Американо лишится доходов: денежки потекут в карман каньцев, а их Вдовствующая Императрица на эти средства тут же начнет готовиться к войне, тогда как мы этого себе позволить не сможем. Видит пси, через десять лет нам снова придется драться до последнего в Калифорнии, вдоль всей границы, в районе Миров Тридцатого Градуса и к тому же за все остальные системы, находящиеся в сфере нашего влияния. И не успеем мы оглянуться, как каньцы сорвут наш звездно-полосатый и весь сектор навека перейдет на гнусный каньский язык. Чтоб этим каньцам провалиться на самое дно ледяного ада! И пси тебя побери, Хайден, мелкий воришка, молокосос! Надеюсь, тебя уже нет в живых, поскольку, если ты жив, я бы с удовольствием пристрелил тебя.

Через час с камбуза потянуло дуврским варевом, а из громкоговорителей на всех палубах полились певучие слова, объявляющие сегодняшнее меню. У Боуэна слюнки потекли.

— Эллис, может, принести тебе чего пожевать? — спросил он; к нему вернулась прежняя почтительность.

Эллис выпрямился и принюхался. Чудесный аромат «чар сю» — маринованной свинины с луком, поджаренной на кунжутном масле — заставил его удовлетворенно улыбнуться.

— Нет. Думаю, мне лучше поберечь аппетит.

У Боуэна челюсть отвисла. Он заметил, что Эллис находится в необычно приподнятом настроении, а это предвещало беду.

— Шеф, я не ослышался? Вы точно есть не хотите?

— Эх, Рыжий, Рыжий! Неужели ты не понял, почему притащили катаплазму? Готов поставить пятьдесят траншей против ведра мочи, что сегодня вечером я буду ужинать с каньским адмиралом и на столе будут только натуральные продукты! Вот тогда и посмотрим, что уготовила нам судьба.

6

На плексе купола красовалось огромное изображение американского орла, в лучах заходящего солнца мало-помалу приобретавшее голубовато-розовый оттенок. Укрывающееся под куполом население Канои готовилось к встрече китайской эскадры, которая вот-вот должна была высадить десант на космодроме.

На первый взгляд, построенная восемь лет назад цитадель Канои казалась внушительной, накрытой куполом плексовой крепостью диаметром в милю. Рядом с ней раскинулся главный космопорт планеты, а к северу от нее тянулись обширные кварталы типичных для Ямато крестьянских жилищ. Расположенные по середине западной части периметра Канои порталы были закрыты, как и амбразуры всех площадок с обороняющими подступы к крепости лучевыми орудиями. Однако орудия эти были смехотворно маломощными, а расположение их — крайне невыгодным. По всем четырем углам города располагались орудийные платформы, отбрасывающие изломанные тени на плексовые стены, покрытые неаккуратно наложенные заплаты, регулировка фазирования стен оставляла желать лучшего, и вряд ли кто-нибудь решился бы утверждать, что они выдержат длительный лучевой обстрел.

Сейчас огромные белые городские здания находились в тени купола — затемненного, чтобы полуденный свет не донимал их обитателей. В основном эти здания принадлежали МеТраКору: офисы, резиденции и жилые дома, но одно из них, то самое, на которое падала тень от огромного орлиного глаза, отличалось от прочих. Оно было третьим по величине в городе, и на нем тоже красовался орел; во всяком случае, нечто похожее на орла — Контролер Поуп дважды пыталась добиться, чтобы эта официальная эмблема была снята, но так и не преуспела в своей затее. При ближайшем рассмотрении птица оказывалась ястребом, который символизировал торговый дом Хавкена.

В роскошных апартаментах на двадцатом этаже этого здания Аркали Хавкен разгладила перед своего зеленого облегающего платья и всмотрелась в собственное изображение на макроэкране высокого разрешения. На нее глянули серо-зеленые глаза. Смотреться в мак было очень удобно — гораздо удобнее, чем в зеркало, поскольку камера мака позволяла увидеть себя в разных ракурсах и с разного расстояния.

У Аркали Хавкен были ясные, широко расставленные глаза, на молочно-белые плечи спадали рыжие локоны. Она убедилась, что всегдашняя бледность и сегодня не изменила ей. Впрочем, это было единственным воздаянием за долгое путешествие и за те три месяца, что она прожила в Каноя-Сити. Аркали удовлетворенно поджала губы, но, вглядевшись повнимательнее в тонкие черты своего нежного лица, поняла, что события трех последних ночей все же оставили тени вокруг глаз.

Отвернувшись от экрана, она увидела отца — тот сидел в большом кресле у окна кабинета в большом кресле сидит отец и смотрит на город. При виде отца Аркали почувствовала, что в душе у нее все переворачивается. За все утро он ни разу не пошевелился, и глубина его отчаяния приводила женщину в ужас.

Джос Хавкен заметно постарел. Худощавый, сдержанный в манерах и речи, он всегда отличался редким хладнокровием в ведении дел… его повлажневшая от волнения рука лежала на фарфоровой бутылочке — как и три часа назад, но сейчас ни в бутылке, ни в чашечке рисового вина уже не осталось. Серо-голубые глаза Джоса Хавкена были открыты, однако взгляд был устремлен в никуда, словно он находился в глубоком трансе. Первой мыслью Аркали было, что отец отравился.

Когда же эта мысль целиком завладела ее существом, она поспешила к отцу.

— Папа, неужели ты так и будешь сидеть день напролет?

Погруженный в свои мысли, отец ответил не сразу:

— Прости, Аркали. Я просто задумался.

Несмотря на страх, она постаралась говорить ласково и спокойно:

— Уже время ленча. Может быть, перекусим вместе?

— Я не голоден. — Джос замолчал, будто снова погрузившись в транс, но спустя несколько секунд добавил: — Скажи миссис Ватанабе, чтобы она тебя покормила.

— Миссис Ватанабе больше нет.

— То есть как?

— Я отпустила ее к брату, в японские кварталы города.

— Напрасно, Аркали.

Она вернулась в просторный офис. Недавно отец заново отремонтировал его, однако обстановка по-прежнему была выдержана в едином стиле: массивная классическая американская мебель, возможно, относящейся к временам Рузвельта (конечно, копия, но копия весьма добротная), выглядела по-старинному внушительной — обитые натуральной кожей диваны, огромный письменный стол, узорчатые ковры, стены, до середины обшитые резными дубовыми панелями, изящная пишущая машинка на серебряном подносе, в углу — большая декоративная вешалка красного дерева, украшенная шляпой-котелком, вашингтоновских времен треуголкой и бейсбольной кепкой. Как будто на дворе стоит, скажем, тысяча девятисотый. На высоченном потолке, над вешалкой замерла зеленая ящерица, похожая на драгоценную брошь, настолько неуместная и чуждая в этом кабинете, что сразу становилось ясно: пусть на над декоративным камином висит подлинная карикатура из журнала «Нью-Йоркер», а стены обклеены настоящими обоями двадцатого века, это все же не гостиная на Древней Земле и не причудливо отделанный дом в Линкольне, а именно кабинет в накрытом куполом городе, находящимся в жалком Анклаве на самом краю Обжитого Космоса.

Застывшая ящерица следила за полудюжиной омерзительных мух, кружащихся вокруг медной люстры. Аркали вдруг почувствовала гнетущее одиночество. С того момента, как три месяца назад она сошла с корабля на космодроме Каноя-Сити, служащие ее отца относились к ней с крайним почтением, а без малого двести слуг исполняли малейшую ее прихоть. Даже к личной горничной-кореянке Сузи все обращались чуть ли не с подобострастием.