Только одна ночь - Анатолий Сульянов

Он осторожно выскользнул из комнаты, постоял для видимости возле стенной газеты и, пройдя мимо дремавшего дневального, вышел на улицу и зашагал к своей казарме.

— Ты где был? Тут тебя искали! — встретил его дневальный.

— Кто искал?

— Командир. Ругался…

— Не знаешь, зачем искал? — Женя почувствовал легкий озноб. «Никому здесь не нужен и вдруг — искали. А, наверное, решил выговорить угрозы офицера из комиссии за обращение к маршалу… Что ж, пусть высказывает, не страшно».

Повернулся и застучал каблуками сапог по ступенькам. Его нагнал дневальный, когда он повернул за угол казармы:

— Постой, Седых! Тебя опять ищут! К телефону!

— Ну тебя к черту! — огрызнулся Женя. — Отстань! И не ходи больше за мной.

— Вот дубина! Там какая-то телеграмма тебе.

«Наверное, поздравительная, от мамы», — мелькнула затаенная мысль.

Женя повернулся и бросился бежать к казарме; схватил телефонную трубку, отдышавшись, крикнул:

— Курса… Военный строитель Седых слушает!

— Ты где, Седых, так поздно шастаешь? Тебя ищут, а твой след давно простыл! — загремел чей-то голос.

— Я был у соседей. У них елка новогодняя.

— Хватит врать-то! «Елка новогодняя»! Сидел у какой-то красавицы, наверное? Ладно, — примирительно сказали в трубке. — Тут телеграмма тебе.

— А кто это говорит? — спросил Женя на тот случай, если предстоит отпрашиваться и идти за телеграммой.

— Замэнша майор Козельский. Ты, наверное, подумал — праздничная телеграмма? Не, брат, служебная. Не падай — держись за потолок. Есть указание откомандировать тебя снова в училище! Завтра получай «бегунок», подпиши его у должностных лиц, сдай в штаб, и в восемнадцать ноль-ноль чтоб ноги твоей здесь не было! Понял, летун?

Замэнша — заместитель начальника штаба — говорил еще что-то, но Женя ничего больше не слышал; в голове шаровой молнией, испепелив все остальное, носился клубок слов: «откомандировать», «училище», «указание»…

Дневальный заметил, как расширились у Жени глаза, как вспыхнуло лицо, расслабленно повисли руки, и услужливо подставил табуретку. Женя опустился на нее, положил трубку на телефонный аппарат; перепугав растерявшегося дневального, вскочил, обхватил его, приподнял в воздух и принялся кружить по коридору.

— Отпусти, сумасшедший! — орал дневальный. — Я же при исполнений! Убьешь — отвечать будешь! Отпусти!

— Ты, ты принес мне радость! — кричал Женя. — Теперь, пока не упаду, будешь в воздухе! Хоть раз испытаешь, что такое вираж! Понял!

Из спальни помещения выскочили проснувшиеся строители и, увидев, как Женя кружит орущего дневального, удивились.

— Во, набрался парень!

— Силища, что у слона!

— Остановите его — он же убьет дневального! — крикнул прибежавший на шум Паша и схватил Женю за руки.

Тот остановился, бережно опустил дневального на пол и почувствовал, как силы покинули его; Женя качнулся, но устоял и, поддерживаемый Пашей, направился мимо растерянно смотревших на него ребят.

Он вышел в коридор и увидел, как дневальный испуганно попятился к двери.

— Чего ты в самом деле? — недоумевал Женя. — Я же пошутил.

— Хороши шутки! Так ведь и искалечить можно…

— Не боись. Давай, пехота, иголку с ниткой — будем авиационные погоны пришивать!

Женя уселся на тумбочку дневального и принялся пришивать не успевшие потемнеть золотисто-голубые курсантские погоны, снятые им в день прибытия в стройроту. Пришив погоны, он постоял перед зеркалом, улыбнулся. Впервые после отчисления из училища…

10

2 часа 13 минут 39 секунд. Время московское.

Прошли три четверти часа. Скорняков окинул взглядом сидевших людей, электронный планшет, оценил обстановку и направился в комнату отдыха. Вслед за ним вошел Лисицын.

— Проверил еще раз «Сапфир», — сказал он. — Помогла сегодня нам АСУ, товарищ командующий! — Лисицын вопросительно взглянул на Скорнякова, ожидая поддержки.

— По одному налету, Петр Самойлович, трудно судить о работе системы. — Скорняков встал, потянулся и, добродушно улыбнувшись, кивнул на самовар: — Чайком побаловаться не желаете? Люблю, знаете ли, чай. — Он налил стакан чаю и сел в кресло.

— Не откажусь, но предпочитаю кофе. — Лисицын отошел в угол, вынул из портфеля баночку, положил в стакан ложку кофе и залил кипятком из шумевшего электросамовара; в комнате ароматно запахло свежезаваренным кофе. Лисицын уселся поудобнее в кресло и принялся смаковать напиток. — Сей чудодейственный эликсир, товарищ командующий, сил прибавляет. Часто приходится ночами не спать, вот и взбадриваю себя кофе.

— Петр Самойлович, — нехотя заметил Скорняков, прервав свои размышления, — я просил вас вот в подобной обстановке называть меня по имени-отчеству.

— Спасибо, Анатолий Павлович, но никак не могу отказаться от прошлого. Ваш предшественник никому не позволял этого. И все-таки «Сапфир», — он снова заговорил об АСУ, — достоин похвалы. Полюбопытствуйте у Беловола. Он, как начальник ракетных частей, какую дает оценку «Сапфиру»? Наивысшую! Раньше, пока соберет данные о целях, распределит, уйма времени уходила. Теперь все делает АСУ, а он контролирует и утверждает решение.

Понятно, понятно… Скорняков потер лоб. «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Вспомнилось одно из совещаний, в котором участвовали представители КБ, промышленности, управлений главкома. После вступительного слова первым поднялся Беловол. Поблагодарив тех, кто принимал участие в разработке и изготовлении «Сапфира», он долго говорил о преимуществах АСУ, о том, что ЭВМ «взяла на себя» все расчеты и что теперь ему, главному ракетчику, стало во много раз легче, и, видимо, недалеко то время, когда ЭВМ высвободит часть людей.

— Сокращение штатов начнем, пожалуй, с главного ракетчика! — под одобрение и смех произнес представитель главкома — седой генерал с множеством планок орденов и медалей на кителе. — Прошу извинения, продолжайте, пожалуйста.

Беловол дождался тишины и, вытерев лицо платком, неожиданно повернул тему выступления:

— Да, «Сапфир» позволил ускорить ведение расчетов, точнее определять наряд сил и так далее. Я бы хотел напомнить присутствующим о том, что при установке и наладке «Сапфира» потребовались большие усилия. Монтажники работали сутками и, благодаря их напряженному труду, труду тех, кто руководил наладкой и пуском системы, мы имеем сегодня возможность полностью использовать весь потенциал АСУ.

Вот куда заворачивает Беловол, молча удивлялся Скорняков. Фамилий не называет, но ведь и так все ясно-понятно. Не забудьте, мол, и о наградах для «наших товарищей». Все же знают, что за отладку и пуск «Сапфира» отвечал Лисицын. Вот тебе и простачок Беловол. Дела-а…

Скорняков с удовольствием грыз сухари, пил чай маленькими глотками, часто помешивая ложечкой…

— Как бы нам с вами не перехвалить «Сапфир», — хитровато подмигнул он Лисицыну. — Машина умная, возьмет да и зазнается. А, Петр Самойлович? Не обольщаетесь ли вы, как красивой женщиной? По-моему, обольщаетесь, а я пока дилетант в этом деле, там еще надо крепко поработать. Вещь нужная, дорогая и, как все красивое и дорогое, требует к себе особого внимания. Вернемся к случаю с Грибановым. Летчик оказался в сложной обстановке, включил сигнал бедствия, каждая минута на счету — топлива в обрез. Через сколько времени он получил помощь? — спросил Скорняков, наклонив голову.

— На шестой минуте.

— Поехали-полетели. Шесть минут — почти полтонны горючего! А если в автоматическом режиме с помощью АСУ — намного быстрее. Надо срочно браться за совершенствование «Сапфира»! Срочно!

— Вот так! Вы уже и АСУ критиковать начали! — Губы Лисицына выровнялись и побелели. — Люди старались, вкладывали в нее свой талант, достижения науки и техники. А вы ей, как говорил дед Щукарь, отлуп даете! То, что вы сейчас сказали о введении в ЭВМ особых случаев, — мелочовка! Полгода — и все в ажуре! «Сапфиром» академики и московские генералы восхищались!

— Пусть академики восхищаются. Может, они по-своему и правы, это их труд, а нам с вами, вам, кандидату наук, в первую очередь — надо больше думать над ее совершенствованием. Вы же сами недавно с трибуны очередного совещания призывала не «стоять на месте, двигаться вперед».

— Докатились, извините, до критиканства и до обвинения в несуществующих грехах! — Лисицын со звоном поставил стакан на стол и резко встал, приняв строевую стойку. Много лет командовавший частями и соединениями, он был приучен становиться по стойке «смирно» при первом же осложнении обстановки.

— Увольте, Петр Самойлович, увольте. — В глазах Скорнякова недружелюбно блеснул огонек. — Я вас не обвиняю. Я вас призываю к совершенствованию АСУ. Совершенствованию! И немедля! АСУ недостаточно испытана в работе на максимальном режиме, когда цели, перехватчики, ЗУРы пойдут косяками. И потом это ваше любимое: «Машина думает». Думает только человек — сознательное существо. Человек был и остается главным. АСУ только помогает человеку, выполняет его программы, решает сложные задачи. Это бесспорно. А то мы скоро докатимся до идеализма.