Приход ночи - Айзек Азимов

– Да, – прошептал Биней. – Ты совершенно прав.

– Так ты пойдешь к нему?

– Да. Наверное, так надо. – Биней закусил губу. – Но я скверно чувствую себя, Теремон. Будто я убийца.

– Знаю. Но ты убиваешь не Атора, а несовершенную теорию. Несовершенные же теории не имеют права на существование. Твой долг и перед Атором, и перед самим собой заключается в том, чтобы открыть правду. – Тут в голову Теремону пришла вдруг ошеломляющая мысль. – А есть и еще одна возможность. Я, конечно, профан, и ты можешь надо мной посмеяться, но… Может ли быть так, что теория всемирного тяготения все-таки верна, и компьютер тоже верно вычислил орбиту Калгаша, но какой-то совершенно новый фактор, некая неизвестная величина, вызывает расхождение в цифрах?

– Все может быть, – равнодушно ответил Биней. – Но когда начинаешь изобретать таинственные неизвестные факторы, вступаешь в область фантазии. Вот, к примеру, допустим, что существует невидимое седьмое солнце – у него есть и масса, и сила притяжения, просто мы его не видим. А поскольку мы о нем не знаем, мы не включаем его в свои гравитационные расчеты – отсюда искажение. Ты имел в виду нечто подобное?

– А почему бы и нет?

– Ну, а почему бы не пять невидимых солнц? Почему не пятьдесят? Почему не великан, толкающий планеты туда-сюда по своему капризу? Почему не огромный дракон, дыхание которого сбивает Калгаш с пути истинного? Мы не можем доказать, что их не существует, верно? Стоит только начать с твоих «почему бы не», Теремон, как все становится возможным – и все теряет смысл. По крайней мере, для меня. Я могу иметь дело только с тем, в существовании чего убежден. Может быть, ты и прав, и неизвестный фактор существует, а законы тяготения верны. Искренне на это надеюсь. Но не могу серьезно работать на такой основе. Могу только пойти к Атору – я это сделаю, обещаю тебе – и сказать ему о том, что поведал мне компьютер. Ни ему, ни кому бы то ни было я не осмелюсь сказать, что во всем виню некий доселе неоткрытый «неизвестный фактор». В противном случае меня сочтут таким же ненормальным, как Апостолов Пламени, которых постоянно посещают мистические озарения. Теремон, мне в самом деле надо еще выпить.

– Хорошо. Кстати, об Апостолах Пламени…

– Да, я помню, тебе нужно мое заявление. – Биней устало провел рукой по лбу. – Я тебя не подведу. Ты мне здорово помог этим вечером. Что они там изрекли на сей раз? Я забыл.

– Высказался Мондиор 71-й. Сам великий пророк номер один. Он сказал – погоди-ка – что близится срок, когда боги очистят мир от греха, и что он может назвать точный день и даже час, когда это все свершится.

Биней застонал.

– Ну, и что в этом нового? Они ведь это твердят уже много лет?

– Да, но теперь они стали добавлять новые жуткие детали. Как тебе известно, Апостолы утверждают, что мир гибнет уже не первый раз. Они учат, что боги намеренно создали людей несовершенными, чтобы испытать их, и дают нам один год – по их божественному отсчету, а не по нашему – чтобы мы могли исправиться. Это срок называется Годом Праведности и составляет ровно 2049 наших лет. Но когда очередной Год Праведности кончается, боги вновь и вновь убеждаются, что мы погрязли во грехе и пороке, и уничтожат мир, посылая на него карающий огонь из священных мест на небесах, называемых Звездами. Так, по крайней мере, говорят Апостолы.

– Звезды? Они имеют в виду солнца?

– Нет, Звезды. Мондиор говорит, что Звезды в корне отличаются от шести солнц. Ты разве никогда не прислушивался к речам Апостолов?

– Нет – чего ради?

– В общем, когда Год Праведности кончается и выясняется, что калгашские нравы не изменились к лучшему, эти самые Звезды извергают на нас: священный огонь и сжигают дотла. Мондиор говорит, что это случалось уже много раз. Но боги каждый раз проявляют милосердие, по крайней мере часть богов: после конца света добрые боги пересиливают более суровых, и человечеству дается еще один шанс. Наиболее праведные спасаются от погибели, и устанавливается новый срок: людям дается еще 2049 лет, чтобы отречься от зла и порока. Ныне срок уже близок, говорит Мондиор. 2049 лет со времени последнего катаклизма уже на исходе. Через каких-нибудь четырнадцать месяцев солнца исчезнут с небосвода, и эти его мерзкие Звезды извергнут пламя с черного неба, чтобы смести грешников с лица планеты. Если точно, это произойдет девятнадцатого числа будущего тептара.

– Четырнадцать месяцев, – задумчиво повторил Биней. – 19 тептара. Он весьма точен, не так ли? Должно быть, может предсказать и время дня?

– Говорит, что может. Вот потому мне и нужно, чтобы высказался кто-нибудь из обсерватории, предпочтительно ты. В последний раз Мондиор заявил, что точное время катастрофы можно предсказать научным путем – оно, мол, не просто указано в Книге Откровений, его можно вычислить тем же способом, которым пользуются астрономы для… для…

– Для вычисления движения солнц и планеты? – сухо осведомился Биней.

– Ну да, – смутился Теремон.

– Тогда у мира еще есть надежда, если только Апостолы не лучшие астрономы, чем мы.

– Скажи по этому поводу какие-нибудь слова, Биней.

– Сейчас. – Им снова принесли напитки. Биней обхватил пальцами свой стакан. – Что, если так: первейшая задача науки – отделить правду от лжи на пути к познанию истинных законов вселенной. Мы, ученые, не считаем научным метод, когда истину заставляют служить лжи. Да, мы способны теперь предсказать движение солнц по небу – но даже с помощью своего лучшего компьютера мы, как и прежде, неспособны предсказать волю богов. И вряд ли когда-нибудь будем способны. Ну как?

– Превосходно. Проверим, верно ли я запомнил. «Первейшая задача науки – отделить правду от лжи на пути… на пути…» Как там дальше, Биней?

Биней повторил ему свою речь слово в слово, будто подготовил ее заранее.

Потом вытянул единым духом содержимое своего третьего стакана, встал, улыбнулся впервые за весь вечер и рухнул ничком, как подкошенный.

Глава 9

Атор 77-й, прищурив глаза, вглядывался в листы табуляграмм перед собой, точно это были карты континентов, о существовании которых никто до сих пор не ведал.

Атор был спокоен. Он сам удивлялся своему спокойствию.

– Это очень интересно, Биней, – медленно произнес он. – Очень, очень интересно.

– Разумеется, всегда остается возможность, доктор, что не только я допустил какую-нибудь кардинальную ошибку в исходных данных, но и Фаро с Йимотом тоже…

– Все трое ошиблись в основных постулатах? Нет, Биней. Вряд ли.

– Я просто хотел заметить вам, что такая возможность существует.

– Подожди-ка. Дай мне подумать.

Было позднее утро. Онос в полную силу светил в высокие окна директорского кабинета. В его блеске едва виднелся маленький четкий диск красного Довима, совершающего свой путь к северу по высокой дуге.