Каратели - Петр Головачев

Чтобы закончить о Каминском, скажем, что он не брезговал лично присутствовать на допросах, избивать арестованных ногами, шомполами, присутствовать при расстрелах. Бежав в 1943 году в Белоруссию, он там пытался создать подобную Локотской «альтернативу». Непокорные села уничтожал, а людей сжигал живьем в сараях.

У поляков свой счет к этому обер-палачу. В 1944 году полк отборных (именно отборных) головорезов РОНА участвовал в подавлении Варшавского восстания.

Антонина Макарова (Гинзбург), кличка Тонька-пулеметчица

Поляки до сих пор относят вину за эти злодеяния на всех русских людей. Но Гитлер был доволен. За хорошую работу в Варшаве он присвоил Каминскому звание генерала СС, а РОНА была переименована в 29-ю дивизию СС и переобмундирована в эсесовскую форму.

Незавидна судьба самого обер-палача. Как говорится, «посеявший ветер пожнет бурю». В конце августа 1944 г. машина новоиспеченного генерала была обнаружена сгоревшей на Краковской дороге. Куда исчезли Каминский и его спутники — врач Забора, начальник штаба Шавыкин и адъютант — осталось неизвестным. Не обнаружили и их трупы. Историки полагают, что это была месть поляков за разбой, учиненный в столице. Есть и другие версии, что это дело рук гестапо, там не нравилось поведение этого выскочки.

Как же простая деревенская девушка Антонина Макарова попала в эту волчью стаю?

Вспомним, то были самые тяжелые для Москвы дни середины октября 1941 г. Немецкие танковые колонны армии «Центр» рвались к столице, несмотря на потери. 19 октября в Москве было объявлено осадное положение. Вот что говорит об этом начальник тыла генерал А.В. Хрулев: «Мне передали приказ Сталина всем органам тыла немедленно эвакуироваться в Куйбышев. Ставка должна была согласно тому же приказу переехать в Арзамас. Для вывоза Ставки мне было приказано срочно подготовить специальный поезд. Позднее в тот же день Сталин в разговоре со мной подтвердил это распоряжение. Я доложил ему, что не могу немедленно выехать в Куйбышев, так как необходимо решить вопрос о запасах имущества, которое необходимо для обеспечения всей действующей армии. Сталин согласился. 16 октября началась эвакуация управлений Генштаба, военных академий, а также посольств, наркоматов и других гражданских учреждений. У причалов Московского речного порта стояли загруженные и брошенные баржи с имуществом. События 16 октября очень плохо характеризовали некоторых наших руководителей и особенно секретаря МК КПСС А.С. Щербакова. Он каким-то образом узнал, что у нас на Главном складе интендантства в Москве хранится 500 тысяч пар обуви и много другого имущества, предложил мне раздать это населению. Я сказал Щербакову: «Мне непонятно ваше предложение, войну мы кончать не собираемся, сдаваться на милость немцев тоже, следовательно, мы должны дорожить всеми ресурсами, которые у нас имеются». Однако 17 октября я увидел людей, тащивших в большом количестве ушанки, перчатки и другие теплые вещи. Я передал наш разговор Микояну, и раздача вещей была прекращена. В эти тяжелые дни Берия, Маленков и Каганович наперебой уговаривали Сталина покинуть Москву. Тем самым каждый из них хотел показать, что самая главная для них ценность — это его жизнь. Меньше всего их интересовала судьба самой Москвы. Некоторое время Сталин, по-видимому, думал об отъезде. Зная состояние дел, было нетрудно прийти к выводу, что если он, Верховный Главнокомандующий, покинет Москву, то ее, без всякого сомнения, сдадут фашистам. Такой шаг был бы равносилен предательству. Сталин остался в Москве, нарушив постановление ГКО — 16 октября покинуть столицу. Прошло всего несколько дней, и в настроении защитников Москвы наступил решительный перелом. Раз Сталин не уехал, Москву не сдадут. Шоссейные дороги и другие проезды были загорожены «ежами» и заминированы. Все москвичи поднялись на защиту своего города: «Умрем, но не сдадим город врагу».

На заводах и предприятиях формировались полки и дивизии народного ополчения. Буквально от станков рабочие уходили на фронт. До него теперь можно было доехать чуть ли не на трамвае. Враг подошел к окраинам.

Начало войны Макарова встретила на работе в столовой завода имени Ильича. Молодых девушек перевели на военное положение, парни ушли на фронт. Девушки изучали военное дело, учились стрелять, разбирали-собирали винтовки, станковый пулемет. Ей все это тогда казалось игрой. Вспоминалась «Анка-пулеметчица» из к/ф «Чапаев». Она — почти, как Анка. Вот только Петьки рядом не было, чтобы вправить ей мозги…

Ее зачислили в 1-ю Московскую Пролетарскую дивизию ополченцев, дали санитарную сумку, и стала она «Тонькой-санитаркой». 14–15 октября их полк попал в окружение под Вязьмой и почти полностью был пленен. Военнопленных согнали на территорию какой-то заброшенной колхозной фермы за колючую проволоку.

Еще 30 сентября войска группы армий «Центр» вновь перешли в наступление на Москву. 14 октября немцы ворвались в Калинин. Но еще 12 октября в группу «Центр» была направлена директива Главного командования сухопутных сил. Она гласила: «Фюрер вновь решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена. Совершенно безответственным было бы рисковать жизнью немецких солдат для спасения русских городов от пожаров или кормить их население за счет Германии. Следует, как можно скорее, отрезать город от коммуникаций, связывающих его с внешним миром» («1418 дней войны», л.140).

Чуть раньше, 3 октября, советские войска оставили Орел, 6 октября — Брянск, 13 октября — Калугу. Пружина сжалась до упора. Для осуществления операции «Тайфун» (окружить и уничтожить советские войска под Москвой и овладеть столицей СССР в 1941 г.) немцы сосредоточили на московском направлении более 75 дивизий, в том числе 14 танковых и 8 моторизованных. Это 38 % пехотных и 64 % танковых дивизий, действовавших на советско-германском фронте. Из истории боев за Москву известно, что в октябре 1941 г. в окружение под Вязьмой попали четыре советские армии. Что тут могла сделать Тонька со своей санитарной сумкой?

Охраны лагеря практически не было. Все силы были брошены на Москву. Ночью она, вдвоем с солдатом Федчуком, через дыру в ограждении бежала из лагеря. Антонина предложила идти в Сычевку, на свою родину. Это было недалеко от Вязьмы, там можно было переждать лихое время. Федчук же настаивал идти на Украину. На том и порешили. В одной из деревень переоделись и, как муж и жена, якобы беженцы, двинулись в путь.

Осенью добрались до Брасовского района Орловской области. Остановились в поселке Красный Колодец, там остался Федчук. Антонина же некоторое время обитала в с. Тарасовка, а затем также обосновалась в Красном Колодце.

Пообтесавшись в Москве, она не была уже той застенчивой деревенской девочкой, как в школе. У хозяйки Полины был деверь, не призванный в армию по болезни. Тоня сошлась с ним и частенько лазила к нему на сеновал. Хозяйке это не понравилось: «Тоня, у меня тебя нечем кормить. Иди в Локоть, там легче прожить или в партизаны». Тоня выбрала первое.

У въезда в п. Локоть Антонину задержали на заставе. Ее доставили в окружную полицию, где с ней беседовал начальник полиции Роман Иванин. Он предложил ей работать в полиции разводящей. Это ей не очень подходило, но Антонина согласилась и написала заявление. В деревне Шемякино и округе, где стояла их рота, действовали партизаны. Служба была опасной. По просьбе Антонины ее перевели из роты на службу в тюрьму. Она была недурна собой, потому начальник тюрьмы Иванов-Иванин ей благоволил.

Во время следствия по своему делу Иванов-Иванин дал показания о разыскиваемой. Вот они: «Тонька являлась уроженкой или жительницей Московской области, возможно, Серебряно-Прудского района. Ее настоящая девичья фамилия — Макарова, ей примерно 20–22 лет. В Серебряно-Прудском районе жили ее родители. Окруженка, в Советской армии служила медсестрой, незамужняя». Он заявил также, что о ее преступной деятельности ему не было известно. Здесь он, конечно, лукавил — спасал свою шкуру.

Весной 1943 года Иванова-Иванина сняли с должности начальника тюрьмы и перевели в полк. О дальнейшей судьбе Тоньки он ничего не знал. Но он точно помнил, что в Лепель с «каминцами» она не отступала. Сам Иванов-Иванин был приговорен к высшей мере наказания, но, учитывая сотрудничество со следствием, эта мера была заменена 25-ю годами исправительно-трудовой колонии строгого режима. Отбыв наказание, он неожиданно объявился в своей деревне, а затем — в УФСБ с просьбой…вернуть его в колонию. Сестра и земляки в деревне презирали его. Бывшая одноклассница при встрече сказала: «Вернулся, гад. Вот возьму топор и отрублю твою собачью голову».

Зная ее решительность и буйный характер Иванова-Иванина, что он может что-нибудь натворить, с большим трудом мы устроили его в дом инвалидов, создали нормальные условия для жизни. Через какое-то время нам передали от него запечатанный пакет. Он благодарил всех за приют и сочувствие, но совесть не позволила ему жить дальше. Он, майор Советской армии, ушел навсегда…Так жизнь наказала предателя.