Партия на троих - Екатерина Орлова

разжимает челюсти, отчего желваки выразительно играют под кожей.

— Я бы хотел повторить, — произносит он спокойным голосом и, медленно повернув голову, встречается со мной взглядом.

— Но ты же… ты ведь не участвовал.

— Ошибаешься, — отвечает он. — Если захочешь повторить, дай знать.

— Кому? — язвительно спрашиваю я, не в силах удержать бурлящие внутри эмоции. — Тебе или твоему двойнику?

— Он не двойник, а брат-близнец.

— О, правда? А я-то думаю, и с чего вы так похожи?

— Агата, если отставить сарказм, который тебе, к слову, не идет, то у нас может получиться конструктивный диалог.

— О чем, Матвей? О том, что ты снова хочешь посмотреть, как меня трахает твой брат? Ты хоть слышишь себя? Это даже звучит нелепо!

— Тем не менее, тебе понравилось то, что произошло в квартире Дэна.

— Это потому что…

— Потому что просто понравилось, — перебивает он меня. — Не надо искать этому объяснений. Вернемся к вопросу моего предложения. Хочу повторить. А если ты решишься и захочешь секс втроем, я тоже буду не против.

— Конечно, — хмыкаю я. — Кто бы сомневался? Когда это мужчина был против тройничка?

— Не хочу повторять свое замечание по поводу сарказма, но придется. Тебе…

— Стоп! — перебиваю его. — Не тебе решать, как и с кем мне разговаривать. Не нравится — я не держу и не заставляю меня слушать.

И тут происходит невероятное! Уголки губ Матвея дергаются вверх, а взгляд смягчается, и в глазах можно рассмотреть улыбку. Я еще никогда не видела его с улыбкой. Правда, то, как искривились его губы, вряд ли можно назвать полноценной улыбкой, но все же.

Матвей поднимает руку и, взяв мою прядь, аккуратно заправляет ее мне за ухо, не касаясь кожи. Хочется спросить, почему, но я настолько залипла на моменте его “типа улыбки”, что не могу выдавить из себя и слова.

— Не отвечай сейчас. В эту минуту тебя переполняют эмоции, и ты вряд ли можешь принять адекватное решение. Я предлагаю тебе взять тайм-аут до завтра, и на свежую голову обдумать мое предложение.

— Несколько дней назад ты не хотел иметь со мной никаких дел. Что изменилось? Увидел меня в процессе и внезапно захотел?

— Какая разница, что послужило причиной перемены? Разве не этого ты хотела? Переспать со мной, например. Что там еще хотят девушки?

— А ты у них спроси.

— Так я и спрашиваю, — говорит он, слегка изогнув брови.

Он разговаривает так, будто я несмышленый ребенок, постепенно давя мою браваду на корню. Мне тяжело противостоять ему. Тяжело соревноваться даже словесно.

— Я от тебя сейчас ничего не хочу, — цежу сквозь зубы и, дернув ручку двери, выскакиваю на улицу.

Спуститься с подножки гораздо проще, чем забраться на нее. Так что я просто спрыгиваю и, от души хлопнув дверцей машины, несусь к подъезду. Чертовы Громовы! Все, как один, избалованные говнюки, привыкшие получать все желаемое без напряжения! Но хрена с два они получат меня еще раз! Ни один больше не приблизится! И вообще я спокойно могу разлюбить Матвея. Теперь, когда знаю, какой он засранец, мне будет довольно легко сделать это.

Поднявшись в квартиру, на цыпочках пробираюсь в свою комнату и подхожу к окну. Выглядываю за шторку, и мои брови взлетают вверх. Машина Матвея до сих пор под подъездом. В эту же секунду телефон пиликает входящим сообщением:

Матвей: “Ты зашла в квартиру?”

Зачем ему это знать? Хочет подняться и познакомиться с мамой?

Я ухмыляюсь, представляя себе эту картину. Если цель такая, готова даже доплатить, чтобы посмотреть на этот цирк, так что отправляю ответ:

Агата: “Да”

Матвей: “Сладких снов, злючка”

Как только я дочитываю это сообщение, машина Матвея срывается с места и выезжает со двора, а я плетусь в ванную, чтобы принять душ. И улыбаюсь, как дура. Он меня злючкой назвал. Ласково так…

Глава 14

Агата

Снова во всем теле вспышка, а потом она медленно растекается горячей лавой, заполняя каждый уголок. Тлеет медленно, постепенно сжигая меня изнутри. Так происходит каждый раз, когда в голове проносятся воспоминания о той ночи. Что, черт подери, сделали со мной братья Громовы, что я никак не могу прийти в себя и вот уже три дня прокручиваю в голове произошедшее?

— Привет, — в салон машины, словно вихрь, врывается Пашка и плюхается на пассажирское сиденье.

— Пристегнись, — бросаю и отъезжаю от бордюра.

— Ты меня будешь ждать после тренировки или тебя опять вызванивать? — вредничает брат.

— Ох, и вызванивал, — закатываю глаза. — Всего один раз опоздала, и то из-за пробки. Не ной.

Вижу боковым зрением, как Пашка показывает язык, и усмехаюсь. На передней панели вспыхивает экран, оповещая о новом сообщении от Дениса, и сердце снова заходится, как и каждый раз, когда он пишет мне. А делает он это с завидной регулярностью, не менее двух раз в день, чем бесит еще сильнее. Я тут вообще-то пытаюсь держать в узде свое неуемное любопытство и не согласиться на предложение Матвея. Но это, скорее всего, окончательно поломает остатки гордости, которые еще тлеют во мне. Ага, тлеют, как те воспоминания. Да чтоб черти разодрали этих долбаных братьев, из-за которых я каждую ночь мучаюсь сексуальными кошмарами, просыпаясь то от оргазма, то вся мокрая от возбуждения! Нигде от них покоя нет!

— Слушай, — говорит Пашка — мое спасение от неловких мыслей, — я тут на последнем диализе слышал, что люди покупают более дешевое лекарство. Типа почти в два раза дешевле.

— И что?

— Та ну маме тяжело. Вон деду опять надо в больницу ложиться. А там везде надо платить, за каждый шприц.

— Это мама тебе сказала?

— Она тете Карине говорила, я услышал.

— Паш, ты подслушал взрослых пациентов. Они могут покупать себе хоть мышьяк и его колоть в вену. Ты не вмешивайся в процесс лечения, оставь это врачам. А маме… я помогу.

— Как?

— Устроюсь на работу.

— Да? — оживляется Пашка. — И я устроюсь!

— Сиди на попе ровно, работничек, — хмыкаю я. — У тебя школа, тренировки и лечение. Не мотай маме нервы своими гениальными идеями.

— Ну и ладно, — набычивается он, а я похлопываю его по плечу.

— Наслаждайся детством и радуйся, что у тебя нет более серьезных обязательств, чем оценки.

— Я уже не ребенок.

— Нет, конечно, — это мама научила так отвечать. Сказала, что Пашке важно знать, что его воспринимают серьезно. А как его можно так воспринимать, если он приклеивает козявки к столу и плюется с пацанами на дальность? — Просто у тебя сейчас другие задачи, — а это слова деда, которые он