Королева Виктория - Филипп Александр

Глава 3

Леопольд и Штокмар отговорили герцогиню от возвращения в Аморбах. Она должна была жить в Англии ради дочери, которая однажды может стать английской королевой. Принц взял на себя расходы по переезду сестры в Лондон и выделил ей 3 тысячи фунтов стерлингов прожиточного минимума из тех 50 тысяч годового содержания, что получал сам. Этим жестом весьма умеренной щедрости Леопольд как бы сделал вложение на будущее. Шарлотта обещала сделать его королем. Со смертью принцессы его притязания управлять Англией стали несбыточными. Но у него осталась надежда на то, что однажды он сможет добиться этого через маленькую принцессу, став ее учителем и наставником.

У своего тестя он выпросил для герцогини разрешение вновь поселиться в Кенсингтонском дворце. Регент, ставший королем Георгом IV, всей душой ненавидел зятя. Не любил он и герцогиню, которую считал суетливой, недалекой, такой же выскочкой, как и все остальные Кобурги, а главное — лишенной такта, которым всегда кичилась английская аристократия. В общем, она была такой же, как Леопольд, неисправимой немчурой.

Но народ не понял бы, если бы он отказал ей в праве жить в Кенсингтонском дворце. В этом буколическом замке, стоявшем на окраине Гайд-парка на берегу чудесного озера, уже нашли приют двое других детей Георга III — принцесса София и эксцентричный герцог Суссекский, который жил там вместе со своим чернокожим пажом, носившим красную с золотом ливрею, среди греческих, латинских и древнееврейских манускриптов огромной библиотеки. Облаченная в траур герцогиня поселилась в мрачных покоях первого этажа вместе с двумя своими дочерьми, которые на всю жизнь запомнят, как по вечерам им приходилось устраивать в своих спальнях охоту на тараканов, а иногда и на крыс.

Герцогиня обожала свою «Wilkenchen»: «Хвала Господу за то, что он подарил мне такое сокровище!» Малышка Дрина действительно была для матери настоящим сокровищем, на нее она возлагала все свои надежды. Решив с колыбели воспитывать дочь так, как подобает наследнице британского престола, она наняла ей английскую няньку, миссис Брок, и требовала, чтобы с ребенком говорили только по-английски.

Сама же герцогиня говорила по-английски с сильным немецким акцентом, который пытался исправить местный пастор, преподобный Дэвис. Но если не считать тетушку Софию, то вокруг колыбели маленькой Дрины звучала исключительно немецкая речь, носителями которой были и Феодора, и баронесса Шпэт, и фрейлейн Лецен, а вскоре к ним присоединилась и тетушка Аделаида, возвратившаяся из Ганновера. Добрая и богобоязненная супруга герцога Кларенского каждый день навещала свою невестку, все еще носившую траур.

В компании всех этих женщин-иностранок Конрой, конюший покойного герцога Кентского, стал просто незаменимым человеком. «Любимый и преданный друг моего Эдуарда! Он не покинул его вдову и отдает все свои силы, занимаясь моими делами... Его энергия и способности удивительны... Не знаю, что бы я делала без него», — писала герцогиня своей немецкой подруге госпоже фон Тубеф. Честолюбивый ирландец был не лишен привлекательности. Виктуар Кентская не осталась к ней равнодушной. Он тоже делал ставку на будущее. Он присвоил себе нелепый титул «контролера» и рассчитывал на то, что привязанность к нему герцогини обеспечит ему место ее «личного секретаря» в случае ее регентства.

Герцогиня, ее брат Леопольд и новоявленный «контролер» порой просыпались от кошмарного видения: что появляется некий наследник, который хоронит их надежды, отнимая у Дрины шанс стать королевой. За год до этого тетка Аделаида родила дочь, которая — уф! — прожила всего лишь неделю. Но теперь она вновь была беременна. И 10 декабря 1820 года разродилась второй дочерью. В Кенсингтоне горестно вздохнули. «Эта новорожденная барышня сыграла с нами злую шутку», — сетовал Конрой.

А между тем и сам Георг IV, которому к тому времени было уже под шестьдесят, не терял надежды подарить королевству наследника. Правда, чтобы вновь вступить в брак, он должен был вначале развестись со своей первой женой Каролиной, долгое время жившей в Италии и скомпрометировавшей себя связью с неким авантюристом по фамилии Бергами.

Еще в 1806 году из письма австрийского императора Георгу стало известно о скандальном поведении его супруги, которая появилась на одном из маскарадов на Адриатическом побережье в полуобнаженном виде, изображая Венеру, что и подтвердило предпринятое им расследование. Став королем, он предложил ей отказаться от королевского титула, пообещав ренту в размере 50 тысяч фунтов стерлингов в обмен на обещание навсегда остаться за границей. Но в 1820 году Каролина вернулась в Англию и потребовала восстановления в своих правах. Король приказал не упоминать имени его супруги в англиканских молитвах. Английские пасторы сочли, что распутный Георг IV не вправе диктовать, как им общаться с Богом. Народ встал на сторону матери покойной Шарлотты, обе они принадлежали к партии вигов и придерживались либеральных взглядов. Портреты Каролины появились в витринах магазинов. Ее карету встречали радостными криками, стоило ей лишь появиться на улицах Лондона, таким образом люди выражали свое недовольство королем — распутником и сторонником тори.

Король вынудил правительство вынести на рассмотрение палаты лордов «закон», разрешающий развод. Но дебаты превратились в копание в грязном белье. Вся эта грязь вызвала негодование лордов, а особенно — епископов. Оппозиция сравнивала Георга и Каролину с Нероном и Октавией. Большинство, проголосовавшее за развод, имело такой незначительный перевес, что правительство решило не передавать этот закон в палату общин, где он наверняка не прошел бы. Пресса, церковь и народ праздновали победу добродетели над погрязшей в грехе монархией. По всему королевству звонили в колокола.

Но Провидение встало на сторону короля. Он принял решение короноваться 19 июля 1821 года в одиночку. Разгневанная Каролина примчалась в Вестминстер, чтобы присутствовать на церемонии. Тяжелые ворота аббатства захлопнулись у нее перед носом. Ей не осталось ничего другого, как, рыдая, вернуться в свою карету, пробираясь сквозь равнодушную к ней толпу, чье настроение вдруг резко изменилось. Через десять дней Каролина скончалась от непроходимости кишечника. Злые языки утверждали, что ее просто-напросто отравили.

Получив таким образом свободу, Георг IV мог вновь жениться. Осенью он отправился в свое Ганноверское королевство, а в Германии, раздробленной на четыре десятка мелких королевств и княжеств, не было недостатка в принцессах-невестах. Но его любовница, властолюбивая маркиза Конингем, в которую он без памяти влюбился в 1820 году, была готова к любым баталиям, лишь бы удержать его при себе.