В шкуре льва - Майкл Ондатже

— Что вы большевик-романтик с юга провинции Онтарио.

— Что ж, я с востока Онтарио. Продолжайте.

— Она сказала, что соблазнила вас.

— Она так и сказала? Она рассказывает вам такие вещи?

— Да.

— Она потом встречалась со Стампом?

— Сомневаюсь.

— У вас есть его фотография?

Миссис Диккенс поднялась с дивана и направилась на кухню. Он подумал, что она рассердилась, сочла его вопрос бестактным, поэтому пошел на кухню и начал извиняться.

— Забудьте ее, Патрик, прошло уже два года.

Он рассмеялся.

Она выдвинула один из ящиков и протянула ему фотографию, снятую во время медового месяца. Он и она стояли у какой-то проклятой скалы. Стамп выглядел отлично, но Патрик смотрел на ее лицо. Такое молодое, волосы еще совсем светлые, не темные, как сейчас. Пухлое невинное лицо.

— Глупое лицо, — сказал он, не в силах поверить, что это она.

— Да, — сказала ее мать, — тогда она была глупой.

— Где она?

— Мне он не нравится.

— Он никому не нравится. Вы знаете, где она?

— Там, куда, по мнению Смолла, вы никогда не вернетесь.

— Что вы имеете в виду?

Но он сразу догадался. Догадался, где они. Он был искателем, который смотрел на карты и видел все названия, кроме одного, такого знакомого, что оно, как и его детство, оставалось для него невидимым.

Патрик смотрит на тонкую полоску лунного света на стене. Он чувствует себя призраком в цепях. Однажды он проснулся от Клариного шепота в изножье его кровати, в номере гостиницы в Парисе. Мокрый как мышь. В два ночи. Она расстегивала чертовы пуговицы на платье.

…А в другой раз сползла с постели, чтобы погреть на батарее руки… Он заставляет себя проснуться и вспоминает, что она бросила его. Встает с постели и подходит к стене у батареи, к которой она прислонялась.

Он стоит в их прежнем номере в гостинице «Арлингтон». Не включая света, он наклоняется и прижимается лицом к стене на уровне живота. Здесь их настигло исступление, сексуальное безумие. Он различает на белой стене едва заметный след ее позвоночника.

~~~

Эмброуз Смолл держит над головой зажженную спичку, ее огонек освещает плечи в ночной рубахе. Четыре утра. Вверху стоит керосиновая лампа под шелковым абажуром. Он слышал шум. Другой рукой он поворачивает медную ручку. Пламя и газ, соединившись, заливают комнату желтым светом. Патрик Льюис в пальто сидит в кресле и смотрит прямо на него.

Смолл придвигает стул. Обоюдное смятение, как будто каждый из них смотрит в зеркало.

— С чего, ты хочешь, чтобы я начал, — говорит Смолл, — с детства?

Патрик улыбается.

— Я не хочу говорить о тебе, Смолл. Мне нужна Клара. Что-то в ней меня околдовало… Не знаю что.

— Ее незавершенность, — спокойно произносит Смолл.

— Может быть.

— Кто еще знает, что я здесь?

— Никто. Я приехал только для того, чтобы с ней поговорить.

— Я разбужу Клару. Подожди на улице, она выйдет и выслушает тебя.

Патрик выходит и садится в темноте на одно из двух стоящих на газоне кресел. Вокруг растут сосны, он чувствует запах камеди. До него доносится шум реки. Он знает это место с детства, большой дом, принадлежавший Ратбанской лесозаготовительной компании, во время сплава леса он каждый день проходил мимо. Последний свидетель той эпохи. Он подходит к окну и заглядывает внутрь. В гостиной темно. Должно быть, Эмброуз унес лампу в спальню.

На пальто и шею Патрика стекает вода с карниза, он напрягается и делает в темноте шаг назад. Но ведь дождя не было. Почувствовав металлический запах, он поднимает глаза и мгновенно понимает, что дождь здесь ни при чем: ему на плечи льется керосин, он слышит, как чиркает смертельная спичка в руке скорчившегося на крыше Смолла. Видит, как она летит, словно посвящение в рыцари, к его плечам.

Патрик мчится по тропинке к реке и внезапно понимает, что горит. Он вынимает нож из кармана и разрезает на бегу пальто. Останавливается и хохочет. Он невредим. Потом, увидев отблески света на деревьях, он понимает, что лопатки объяты огнем, опять бежит — мимо бочки для мусора, мимо лодки на песке — и с плеском падает вниз животом на мелководье, продолжая двигаться вперед. Воздух, оставшийся в его пальто, вздувается горящим пузырем. Патрик опрокидывается на спину. Он остается сидеть в реке, боясь высунуть плечи, над поверхностью воды видна лишь его голова. Он не чувствует боли, если не считать ладоней, в которых он по-прежнему сжимает нож. Патрик вонзает его в речное дно. Порезы на руках и груди, где он рассек пальто, саднят.

Он поднимает голову как раз вовремя. На берегу стоит Эмброуз. В воздух летит бутылка с горящим горлышком, и, когда она касается воды, взрыв, вспенив воду, заливает ночь серебром. Левый глаз Патрика становится мутно-белым, и он понимает, что, возможно, окривел. Он хватается за нож и, пошатываясь, бредет к берегу. Эмброуз не двигается. Не двигается он и тогда, когда Патрик подходит к нему и бьет его ножом в плечо.

Потом Патрик бросается к старой гостинице в деревне Беллрок, в миле отсюда. Не доверяя себе, он бежит не кратчайшим путем через поля, а по дороге, оставляя позади дом, где он родился, мост, с которого удил рыбу, вскоре он поднимается по лестнице в свой номер.

Когда Патрик очнулся, он по-прежнему плохо видел одним глазом. Мокрая одежда валялась на стуле перед небольшим камином. Он то и дело вскакивал, заворачивался в тонкое одеяло и садился у окна, выходившего на реку. На ту же реку — Депо-Крик, — что протекала мимо дома Смолла, обезображенную там, где лесорубы срыли берега, чтобы сделать запруду. Ребятишки у причала по колено в воде ловили рыбу. Он сидел у окна, чувствуя, что от стекол дует. Казалось, его руки, неподвижно лежавшие на коленях, принадлежат кому-то другому. За дверью раздался голос Клары.

Он увидел в зеркале свою тень. Закутался в одеяло, как в плащ, и отодвинул засов плечом.

— Поверни ручку, у меня не получается.

Когда она вошла, он убрал руки, пропуская ее. Лапы боксера. Опустив их, он почувствовал боль.

— О господи, это и в самом деле ты.

— Привет, Клара.

Она стояла в расстегнутом пальто, руки в карманах, и внимательно глядела на него. Его лицо было мокрым, и он догадался, что из поврежденного глаза текут слезы. Когда ничего не видишь, подумал он, то ничего не можешь контролировать. Патрик очень часто представлял ее себе, но в этом пальто он ее еще не видел. Он поднял левую руку, чтобы вытереть лицо одеялом, но на уровне плеча рука начала дрожать. Клара, шагнув вперед, вытерла ему щеку, потом прикусила губами мокрую соленую ладонь.

— Я этим глазом не вижу.

Ее рука снова поднялась к его лицу, пальцы ощупали кожу на щеке.

— Чувствуешь мое прикосновение?

— Да.

Ее пальцы двинулись к коже черепа. Он не знал, куда деть руки. Они ему мешали.

— В чем дело?

— Мои руки.

— Обними меня, раньше мы прикасались друг к другу.

— Я не хочу, чтобы ты подумала…

Он усмехнулся, почувствовав боль в лице. Они стояли рядом. Его руки лежали с обеих сторон на грубом материале ее пальто, ее пальцы осторожно ощупывали кожу у него под волосами.

— Здесь кровь. Какого черта вы там делали?

Освободившись из его объятий, она движением плеч сбросила пальто.

— Я знаю доктора в городе, но сначала я приведу тебя в порядок.

Патрик подошел к окну и выглянул на улицу. Она встала рядом.

— Я представляла себе, как мы встречаемся с тобой в разных уголках земного шара, но никогда не думала, что мы встретимся здесь. У реки, о которой ты мне рассказывал.

Она приникла к нему головой, и они стояли неподвижно, как будто спали. Ее палец прочертил тонкую линию вниз от плеча, параллельно разрезу.

— Было бы ужасно, если бы мы встретились в идеальных условиях. Тебе не кажется?

Поставив рядом тазик с горячей водой, она старалась смыть с его волос засохшую кровь. Он очень устал и боролся со сном. Выжав полотенце насухо, она принялась промывать его порезы: один на груди, другой на плече, потом на руках, и он постепенно начал двигать онемевшими пальцами.

— У тебя есть бритвенные принадлежности? Ну конечно есть.

Она провела ментоловым карандашом по трем порезам возле уха, а после предложила его побрить. Сполоснула бритву и села перед ним на стул, расставив ноги.

— Как ты, Патрик?

Последовал нервный смешок, который она любила.

— На грани, как обычно.

— Там и оставайся.