Святой папочка - Патриция Локвуд

задумывалась о перипетиях ее жизни, поэтике гротеска, а также об истоках милосердия в ее произведениях. Ее творения были безжалостными, почти такими же, как сама жизнь, но и в них нашлось место милосердию. А потом я подумала: «Так ведь эти истоки в нас самих, мы – источники этого милосердия; она лишь показывает нам язвы этого мира, а саднят и кровоточат они уже внутри нас». Не самое подходящее время для размышлений о литературе, но что поделаешь. Колокола по ту сторону дороги все не умолкали, словно пытались мне что-то сказать, и у меня в голове вдруг всплыли старые, совершенно бессмысленные слова:

«И сказал им Иисус в ответ: пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне» [17].

Эти слова не были бессмысленными для меня, потому что так уж меня воспитали. Ведь это были рудиментарные органы религии: голос гласящий и рука, что тянется удержать.

* * *

Сначала Джейсон взял на работе отпуск, а затем и вовсе уволился. Мы думали, что через несколько месяцев все наладится и безработица закончится, но этого так и не произошло. Мама и старшая сестра присылали нам деньги. Приличные продукты мы себе позволить не могли, поэтому наши друзья-поэты готовили нам овощную пиццу и куриные ножки и пили с нами в парке дешевое красное вино, по вкусу напоминавшее покрытый ржавчиной гвоздь. Мы часто сидели в угрюмой тишине, которую поэты находили весьма приятной, и отмахивались от невидимых мошек. Но, несмотря на все это, наша прежняя жизнь в том городе была давно и безнадежно потеряна и стремительно превращалась в точку на горизонте. Мы понимали, что нам придется покинуть это место. Мы всегда приезжаем откуда-нибудь и в конце концов всегда туда возвращаемся. Это и есть наша Родина.

На нашем счету в банке осталось всего несколько сотен долларов – горстка стремительно сокращавшихся нулей, которых нам не хватило бы и на месяц.

– Возвращайтесь домой, – сказала нам мама по телефону. – Папа не против, можете оставаться сколько угодно. Возвращайтесь домой.

3. Младенцы в чистилище

– Ты в курсе, что перед свадьбой твой отец позвал меня во двор и сказал, что ты чокнутая и мне придется заботиться о тебе до конца жизни? – спрашивает меня Джейсон.

Мы едем прочь из Саванны сквозь дубовую рощу, заросшую мхом. Тонкое кружево из света и тени скользит по лобовому стеклу и коробкам, снова сваленным в кучу на заднем сидении. Кошачья переноска стиснута между моих ног на полу и время от времени мяукает, спрашивая, куда мы едем. Рядом с ней лежит стопка моих книг и карты таро – не знаю, зачем я взяла их с собой, учитывая, что в последнее время мне не выпадает ничего, кроме Отшельника и Дьявола. Мне пришлось оставить львиную долю моих сокровищ, включая коллекцию лечебных кристаллов. Но теперь, когда все позади и сам город стремительно уменьшается в зеркале заднего вида, Джейсону стало заметно легче. Теперь он сможет разгрузить голову от насущных проблем на месяц-другой и приспособиться к новому видению мира, картонным деревьям, уличным фонарям в ореолах и моему далекому лицу, а затем начать искать новую работу. Слишком долго он нес это тяжелое бремя. Теперь можно распрямить плечи. Влажный климат Саванны все еще клубится вокруг нас в салоне автомобиля, но я уверена, что он рассеется, как только мы выйдем наружу.

Я прыскаю от смеха.

– Нет, но, если он так и сказал, считай тебе повезло. Перед тем, как мой шурин женился на моей сестре, отец позвал его на ужин в хороший ресторан и рассказал про свой синдром горящей простаты. Позже мы пытались найти, что это такое, но оказалось, такой болезни не существует.

– Никогда этого не забуду. Мы тогда ждали тебя на парковке у церкви после мессы – ты, кажется, в тот день пела в хоре – как вдруг он положил руку мне на плечо, вздохнул и такой: «Она будет твоим вечным альбатросом, Джей» [18].

Я снова усмехаюсь, но уже про себя. Ох уж эти папины перлы, мы уже целую коллекцию насобирали и трепетно бережем каждый экземпляр. В постоянных пересказах они натерлись до безумного блеска.

– Ну, в чем-то он был прав. У меня и правда немного крыша поехала, когда я сбежала из дома. Я часто ложилась на пол рядом с бумбоксом и представляла, что слушаю сердцебиение музыкального плода в его утробе.

– О, это я помню, – говорит он и выдает долгий низкий свист – но не тот, который обычно издают вслед красотке, а тот, который вырывается у вас, когда некая дама вдруг срывает парик, чтобы показать вам дырку у себя в голове.

– Я бы тебя нисколечко не винила, если бы… скажи, ты когда-нибудь думал о том, что на мне не стоит жениться?

– Ну конечно, – говорит он, и я чувствую внутренний толчок – так бывает, когда сталкиваешься с альтернативной вселенной, которая обычно незримо следует параллельно твоей и тут вдруг выпрыгивает у тебя перед носом, как дельфин из темных глубин. Когда вдруг понимаешь, что твоя жизнь могла сложиться совершенно иначе.

– Но я понял, что для меня неважно, изменишься ты когда-нибудь к лучшему или нет. И если бы мне действительно пришлось влачить тебя на шее, я бы влачил, – и он издает громкий альбатросий крик. – Кроме того, мне кажется, всю жизнь носить птичку на шее – это довольно круто.

– Странно, что теперь ты так нравишься папе, – размышляю я, – хоть и работаешь в СМИ.

– Я точно знаю, когда именно начал ему нравиться, – говорит он голосом, подернутым ностальгией. – Это было как раз перед тем, как мы все поехали в большой семейный отпуск, через год или два после нашей свадьбы. Твоя мама как раз закончила собирать вещи и пыталась запихать всех в машину, собака лаяла во всю глотку, а твой младший брат описался на кучу свежевыстиранного белья, короче, в доме творился сущий ад. И вот в самый разгар этого безумия твой отец позвал меня в свою комнату, вручил свеженькую двадцатку и сказал: «Джей, мне нужно, чтобы ты сходил к Арби и купил мне столько бургеров, сколько получится». Я вопросов не задавал. Просто пошел и купил, – Джейсон затих, погрузившись в воспоминания. – Времени ушла куча, потому что, к чести той бургерной, «Биф-энд-Чеддерс», они залежалый товар не