Смерть воды и огня (Богомол - 2) - Алексей Биргер

И она до сих пор не была уверена, кто он таков.

Правда, и он до сих пор не знал, кто ему противостоит.

Они кружили друг против друга, надеясь, что кто-то - у кого нервы не выдержат первым - выскочит, поймавшись на какое-то ложное движение, решив, что вот оно, время нанести смертоносный удар. Но пока что ни один из них не раскрылся, не подался на уловки другого.

Хоть бы какую-нибудь информацию, хотя бы крохи...

На завтрашних похоронах он должен проявиться. И тогда уж она постарается его не упустить.

Она почти не сомневалась, что в Москву он должен был двигаться через Лондон. И, конечно, он скорее всего выдал себя за русского. Ему надо было, чтобы итальянское посольство в Лондоне отказало ему в шенгенской визе - и чтобы он получил повод двинуться в Италию через Москву.

Она сумела влезть в компьютер таможенных служб и проглядеть множество данных. Правда, её особой заслуги в этом взломе базы данных не было время, когда эти данные будут для неё открыты, с двух до трех ночи каждый день, было заранее оговорено. Это практически единственное, чем могли сейчас помочь ей её нынешние работодатели. Но и этого было немало.

С русскими, которые попытались прокатиться в Италию и вынуждены были несолоно хлебавши возвращаться в Москву, все было чисто. Во всяком случае, насколько она могла судить. Правда, в компанию этих русских затесался один американец. Он, согласно его таможенной декларации, "разъезжал по делам", и его маршрут был очень интересен: Нью-Йорк - Богота - Лондон - Москва... и далее он намеревался проследовать в Милан. Послезавтрашним рейсом.

Но прибывать в Москву американцем было бы для её противника слишком нагло - безрассудно нагло. Он словно нарочно оказывался на самом виду. Он ведь должен был понимать, что окажется подозрительным донельзя и что его обложат со всех сторон. Или в этом было нечто вроде бравады: мол, как ни обкладывайте, а ни одной улики против меня не найдете?

Нет, он умен, очень умен. И если он вызывает огонь на себя - то за этим скрывается какой-то очень хитрый замысел.

Получалось, как ни крути, что этот американец - её единственная зацепка.

- Ладно, мистер Николас Джонсон, - сквозь зубы пробормотала она. Посмотрим, что вы за птица.

Она поглядела на часы. Девять вечера. Самое время перехватить этого мистера Николаса Джонсона. Нет, она почти не сомневалась, что не он - её противник, но, судя по его маршрутам, какую-то роль в игре он исполняет. Интересно, какую? И на чьей стороне он играет?

Возможно, он знает имя её настоящего грозного противника - и знает, где можно с ним пересечься?

Она не спеша собралась, накинула роскошную шубу. До гостиницы "Украина" она прогуляется пешком - тут ведь рукой подать. Правда, погода неважнецкая, но за прошедшие полгода она успела истосковаться даже по холодам и мокрому, пополам с дождем, снегу, по этой жидкой размазне, чавкающей на асфальте под ногами...

За пятнадцать минут, которые заняла у неё дорога от дома до помпезного "сталинского" здания одного из лучших отелей страны, она успела ещё раз все продумать и прикинуть наилучший план действий.

В дверях гостиницы её никто не остановил. Напротив, швейцары и охрана поспешили почтительно распахнуть перед ней двери, угадав в ней иностранку развившимся за годы службы чутьем. Она поблагодарила их небрежным кивком тем легким кивком, без оттенка барства, которым показывают, что принимают услугу как должное, но при этом не считают себя выше тех, кому на данный момент по работе и по должности положено тебя обслуживать и быть безупречно вежливым с тобой. Этот кивок - одно из основных умений, которые она обрела за последние долгие месяцы в Европе. Все люди бывшего советского пространства, не только русские, не умеют, как она замечала, держать подобную интонацию кивка, если можно так выразиться. Он выходит у них или излишне надменным, вроде "здрась-ть" и одного протянутого пальца вместо всей ладони, или, наоборот, излишне заискивающим, мол, вы так не волнуйтесь из-за меня, я обойдусь. В обоих случаях охрана и швейцары сразу сделают стойку и будут во все глаза следить за подозрительным субъектом, за полсекунды разоблачившим свою "совковость".

Она прошла к стойке портье и, мешая русские, французские и итальянские слова, стала объяснять, что ей нужен "Мсье Николас Джонсон, ун туристо американо". Портье, чуть напрягшись, сумел объяснить ей, что её американский друг сейчас ужинает, во-он в том баре, спустился туда из своего номера минут двадцать назад. При всем наплыве постояльцев и огромном количестве номеров, гостиничному персоналу трудно было не запомнить большого и шумливого американца и не обратить на него внимание.

Из того, насколько легко портье припомнил "мсье Николаса Джонсона", Богомол сделала свой вывод: если этот Николас Джонсон действительно в игре, то сознательно "подает" себя как можно смачнее, сознательно старается быть как можно более броским и запоминающимся. Оставалось понять, зачем ему это. Ведь кем бы он ни был - профессиональным киллером или одним из контрразведчиков, охотящихся за этим киллером - но люди этих профессий обычно предпочитают "держать свой профиль низким" - как это определил бы сам Николас Джонсон на своем американском разговорном жаргоне. То есть, не высовываться, сливаться с фоном, не бросаться в глаза. И нужны очень и очень веские основания, чтобы такие люди стали агрессивно засвечиваться...

И ещё одно стало ясно: в прямой контакт с мистером Николасом Джонсоном ей вступать нельзя. Конечно, очень легко было бы - и лучше всего было бы соблазнить его перспективой небольшого романчика (а при её внешних данных редкий мужчина не клюнул бы на её первый же заинтересованный взгляд) и, вымотав его в постели, сперва оглушить его и связать, чтобы, когда он придет в сознание, вытрясти из него все необходимые признания... а уж потом убить, ничего не поделаешь, в таких делах свидетелей оставлять нельзя. Или сразу убить, не пытаясь допросить. Даже если это не тот, за кем она охотится - все равно одним игроком станет меньше, а значит. и двигаться можно будет свободней, и оставшиеся игроки станут виднее через освободившееся пространство. "Меньше народу - больше кислороду", как говорили в её школьном детстве.

Но такой вариант исключен. Раз уж этот Джонсон - такая приметная, напоказ приметная, фигура, то любой человек, оказавшийся рядом с ним, сразу сделается не менее приметной фигурой для многих внимательных - и, возможно, ежесекундно следящих - глаз. А ей засвечиваться никак нельзя. Ее яркая красота - которая так часто оказывается бесценной помощницей в её деле - в данном случае сыграет ей никак не на руку. И ладно, до Повара слух дойдет, что она в Москве, хотя и это будет неприятно. Сейчас есть люди, которые для неё намного опасней Повара...

Она прошла в бар, размышляя, как бы ей "приклеиться" к мистеру Джонсону так, чтобы не завязывать с ним личное знакомство, и при этом ни на минуту не упускать его из виду.

Выход оказался неожиданным - и очень простым. Сама ситуация, в которой она его застала, решила все за нее. И решила так, что лучше некуда!

Мистер Николас Джонсон - плечистый, громкоголосый, ростом под метр девяносто, с забавным сочетанием наивного детского румянца на округлых щеках и циничных искорок в глазах, которое бывает так характерно для определенного типа американцев - устроился не за стойкой, а за одним из столиков. Спутать его и впрямь ни с кем было нельзя. А рядом с ним за столиком удобно расположилась эффектная блондинка - из тех красивых и хватких девиц, по которым сразу видно, что они не профессиональные проститутки, а профессиональные искательницы приключений. Мистер Джонсон что-то повествовал ей, самым умильным и масляным тоном, а она, судя по всему, вовсе не намерена была отказываться от перспективы провести не только вечер, но и ночь в его приятной компании...

Решение созрело мгновенно. Богомол остановилась на входе в бар, несколько секунд созерцала эту сцену, потом резко повернулась и пошла назад, к стойке портье.

- Он... он с девкой! - задыхаясь от возмущения, проговорила она по французски.

Портье хмыкнул - и тут же покраснел.

- Зачем он просил меня приехать?.. - продолжала она. - Он... он негодяй! Он каждый день так... так загуливает, как мартовский кот?

Портье ничего не ответил, но глазки его забегали, и само его смущение и попытка избегнуть ответа были так выразительны, что он с равным успехом мог бы вслух сказать "да".

- Я буду просить вас о помощи, - сказала она. - Вы не могли бы позвонить по одному телефону? Я ведь почти не говорю по русски, а люди, с которыми мне надо связаться, почти не знают французского.

- Ну... - портье замялся. - Это зависит от того, что я должен буду им сказать.

Он явно не хотел влипнуть в какую-нибудь неприятную историю. Говорил он по французски не без напряжения, с трудом и тщанием подбирая слова. Понимал, однако, практически все.