Дворянин великого князя - Роберт Святополк-Мирский

Василий спустился с чердака и привалил изнутри дверь толстым бревном.

Все. На сегодня хватит. Довольно тайн и покойников, довольно вельмож, переодетых нищими, довольно монахов, похожих на бродяг, и бродяг, одетых в монашескую рясу! Пусть сегодня больше ничего не случится. Утро вечера мудренее.

Медведев с наслаждением вытянулся на прогнившем сене и закрыл глаза. Он начал читать про себя «Отче наш» и сразу уснул, как засыпают очень молодые, сильные и здоровые люди.

В те времена ему еще не снились страшные сны.

Глава четвертая

«Прекрасный выстрел — прямо в сердце!»

Медведева разбудили птицы.

В первое мгновение он не мог понять, где находится, и лишь наслаждался сладким чувством покоя, красоты и восхищения, родившимся еще в полусне, а потом, приоткрыв глаза, вдруг разглядел сверкающие серебряные пылинки, которые под музыку небесного оркестра из тысячи звонких птичьих голосов плясали в широком веере тонких лучей яркого солнца, рвущихся сквозь все щели старой рассохшейся баньки; и постепенно это тихое чувство покоя стало сменяться все нарастающим приливом необъяснимой радости и восторга, особенно когда он вышел наружу и увидел ослепительную бель сотен березовых стволов, плотной стеной окружавших его двор, вдохнул густой аромат буйно растущих трав, который легкий утренний ветерок разносил и смешивал с журчанием воды, шумом леса и гомоном невидимых птиц — все это разом обрушилось на него, оглушило, подхватило, понесло — и тогда без всякой причины он закричал во весь голос, засмеялся счастливым, беззаботным смехом, потом кликнул Малыша и, раздевшись догола, но не забыв опоясаться мечом, вскочил на упругую спину коня, и оба они рухнули прямо с обрыва в ледяную воду разбухшей от весеннего паводка Угры, и Василий выкрикивал бессвязные слова, и Малыш отвечал ему ликующим ржаньем, но потом устал и направился к берегу, а Медведев выплыл на середину реки, перевернулся на спину и увидел в бесконечно глубоком синем небе длинную вереницу диких гусей — весна царила вокруг во всем извечном буйстве пробуждения и неумолимого стремления к жизни.

Во время завтрака, состоящего из зажаренной на вертеле дикой утки, подстреленной после утреннего купания, Василий обдумал во всех мелочах план сегодняшних дел. Затем он тщательно затушил костер, разведенный так, чтобы дым не был виден издалека, и приступил к исполнению разработанного плана.

Прежде всего, надо было внимательно осмотреть покойника.

При дневном свете Медведев сразу обнаружил смертельную рану, нанесенную, скорее всего саблей. Удар был очень сильный, с близкого расстояния, сзади, точно под левую лопатку. Клинок прошил тело, вышел из груди, и был тотчас вынут, — он пробил сердце насквозь, и смерть наступила сразу. Все указывало на подлое убийство в спину. Судя по характерным мозолям на ладонях, убитый прекрасно владел холодным оружием и часто фехтовал, а его могучее телосложение и высокий рост говорили о недюжинной силе. Такие люди обычно не позволяют застигнуть себя врасплох — стало быть, покойник, вероятнее всего, знал убийцу и доверял ему, не ожидая предательского удара.

После смерти с убитого сняли сапоги, вероятно, часть одежды и драгоценности (на пальцах остались следы от колец или перстней), на ноги накинули петлю аркана и протащили несколько верст по кряжистым лесным дорогам, местами по камням и песку. Это страшное последнее путешествие полностью изувечило покойника — лицо стерто до костей черепа, кожа на спине и груди ободрана, от одежды осталось несколько лохмотьев, пропитанных кровью и прилипших к обезображенному телу. Относительно сохранились лишь кисти рук и ноги до колен. Медведев подумал, что даже если бы он был знаком с этим человеком при жизни, вряд ли сейчас узнал бы его.

Осмотр аркана ничего не добавил — крепкий, добротный, хорошо сплетенный — такой можно купить на любом торге в любом городке у первого встречного татарина, торгующего лошадьми и сбруей.

Медведев оставил покойника на скамье в доме, снова прикрыв его тело полуистлевшими тряпками, вышел на свежий воздух и, усевшись на лавочку, углубился в чтение свой жалованной грамоты. Сейчас его особенно интересовало место, где говорилось о рубежах имения Березки.

Выяснилось, что на севере и востоке лежат медынские земли и граница с ними: на севере — какое-то Черное болото, а на востоке — Черный ручей (ага, это там, где его вчера так любезно встретили). В пяти верстах к юго-востоку проходит граница с владениями Преображенского монастыря и прямо за межой сам монастырь (вот откуда доносился вчера звон колокола!). Южный и юго-западный рубеж — река Угра, на том берегу которой все земли относятся к Великому княжеству Литовскому, и, согласно грамоте, принадлежат князю Вельскому (без указания имени). Ну и, наконец, землями на северо-западе владеет некий Федор Лукич Картымазов, а земли пожалованы ему за верную службу удельным князем Борисом Васильевичем Волоцким, младшим братом Великого Московского князя, и до раздельной межи семь верст расстояния, причем особо отмечено, что владения дворянина Василия Медведева кончаются у брода через Угру, «каковой брод обоими вышеназванными дворянами может быть употребляем на равных правах для перехода через рубеж по государевой надобности».

Оттуда ночью доносился лай собак, и вчерашнее зарево пылало именно там — на северо-западе.

Медведев оседлал Малыша, заботливо осмотрел свое боевое снаряжение и направился в ту сторону по хорошо утоптанной дороге, идущей вдоль берега реки. По этой дороге проскакал вчера туда и обратно конный отряд, и Медведев подумал, что, быть может, человек, которого он едет навестить, лежит сейчас на черной обгоревшей скамье в оставшемся позади доме.

Совсем недалеко, в какой-то половине версты, он обнаружил остатки деревни, где, должно быть, некогда жили те самые «люди тяглые, слободичи и данники». Деревня была сожжена, видимо, прошлой осенью вместе с господским домом и теперь выглядела, как большой квадратный пустырь среди обгоревшего леса, где еще угадывались пять-шесть прямоугольников бывших изб, чуть позади простиралось довольно большое поле, отвоеванное у дикой пущи живущими здесь когда-то крестьянами, которые, вероятно, выращивали на нем все, что нужно для пропитания, да вдали, плавно опускаясь к Угре, тянулся большой заливной луг; где они пасли свой и хозяйский скот. Все выглядело заброшенным, диким, и казалось, никогда уже ничто не возродится в этом пустынном месте, но Медведев осматривал свои владения с невозмутимым спокойствием — он не раз видел в донских степях начисто разоренные поселения, в которых уже через год снова кипела и бурлила жизнь, — стоило только вернуться людям.