Калгари 88. Том 5 (СИ) - Arladaar

Всё просто — Хмельницкая и Соколовская своим выступлением показали, что где-то там, пусть даже не за кордоном, а всего лишь в Москве или Ленинграде, есть другая жизнь, в которой существует не только труд во благо родины и ежедневное перебарывание себя ради высокой цели, но и веселье, развлечение, хорошая музыка, хорошее настроение и… современность. Вот именно! Уже потом люди поняли, почему им так понравились две наглых бесстыжих девчонки! Они были современными! Модными! Красивыми. Раскованными. Не такими как все. Они были как предвестники другой жизни, пусть пока ещё понемногу, но уже неумолимо надвигающейся на привычный уклад бытия рядового советского человека, так же неумолимо, как волна цунами набегает на притихший в ожидании катастрофы берег.

И именно поэтому прокат Хмельницкой и Соколовской не понравился людям с традиционным для СССР мировоззрением — в программе они увидели признаки крушения своих идеалов. Прокат этих девчонок не призывал к станку или к оружию. Он призывал на пляж, омываемый бирюзовой водой тёплого океана, или на уличную дискотеку. Он призывал не читать пожухлые политические книги с красной обложкой и пожелтевшими страницами, а пить ром под пальмами и танцевать рэггей на песке под музыку Боба Марли. И этот прокат был страшнее всех империалистов вместе взятых. Потому что эта нотка позитива шла не снаружи, из газет и телевидения. Она действовала внутрь человека, била прямо в его душу, и уже оттуда поднималась цветной красно-зелёной волной растаманства — движения света и пофигизма. Консерваторы чуяли: ещё немного — и этот стиль праздности, лени и бардака пойдёт волнами из телевизора. Заполонит газеты и журналы. Разъест старое общество, как разъедает ржа слабую источившуюся сталь.

… Среди молодёжи и детей, падких до всего нового и интересного, прокат, естественно, вызвал только положительные эмоции. Кое-кто уже сегодня хотел искать эту музыку у друзей-неформалов, тусующихся у ДК имени Свердлова с причудливыми причёсками и в причудливой одежде, разучивать танец, разучивать слова. А если уж не танец, то, по крайней мере, найти точно такую же одежду, как у фигуристок, и сделать точно такой же макияж с длинными стрелками и сбегающими тремя слезинками. А налобная повязка с напульсниками! Это же…

— Как классно! — восторженно крикнула Анька и запрыгала, хлопая в ладоши. — Ураааа! Вот так дали жару!

Малолетние соседи и соседки по группе поддержки тоже выражали восторг так, как могли — хлопая в ладоши, прыгая и крича, а вот взрослые были очень сдержанны, хотя многим номер понравился. Вот только говорить открыто они об этом не решались, хотя всё-таки слегка аплодировали выступлению.

— Как я и думала! — с отчаянием сказала Дарья Леонидовна, достав платочек и вытирая слёзы. — Так и предполагала — что-нибудь да учудит. Сиди вот так, красней за неё… Что в школе скажут? Что в горкоме скажут? Тут же все вообще!

Дарья Леонидовна кивнула головой на вип-зону, надеясь увидеть недовольные каменные лица, с осуждением смотрящие на неё, однако… Она их там не увидела! Партийные деятели и спортивные чиновники подходили и радостно пожимали руку растерянному Соколовскому, уже примерявшему неприятности и опалу. «Рыба гниёт с головы», — некстати пришла в голову Дарьи Леонидовны известная поговорка.

— Дашуня, ты слишком близко всё принимаешь к сердцу, — неожиданно возразил Александр Тимофеевич. — Посмотри на людей вокруг — основная часть радуется прокату Люси и Марины. Даже начальство в восторге. А ты голову себе понапрасну загружаешь невесть чем. А недовольные… Они всегда будут. Забудь обо всём и радуйся, что у нас такая талантливая дочь, которая умеет в людях зажечь чувственную искру…

…Соколовский, пока длился прокат дочери с этой негодной Хмельницкой, готов был сквозь землю провалиться. Стыда не оберёшься от людей! Всё… Приплыли… Осталось только понурить голову и пробираться к выходу с арены. Однако буквально через несколько секунд он услышал, как рядом раздаются сначала тихие, а потом всё более уверенные аплодисменты. Повернув голову, с удивлением увидел, как высокопоставленные соседи дружно хлопают в ладоши, временами с улыбкой смотря друг на друга.

— А я вам говорил, товарищи! — радостно заявил Каганцев, директор ДСШОР. — Я сам видел, как они тренировали этот прокат! И уже тогда подумал, что это будет шедеврально! Модно! Свежо! Современно! В духе нашего времени перемен!

Соколовского кольнуло в сердце неприятное чувство, что директор спортивной школы, с которым он иногда захаживал в ресторан за компанию и пил коньяк дома, знает нечто важное о Марине, а он, отец, этого не знает. Дочь не удосужилась сказать ему, что именно они тренируют и как это может отразиться на их семье.

Впрочем, никак это не отразится. В этом он убедился, когда девчонки замерли в финальной позе.

— Ну вы даёте, уважаемый Владимир Степанович! — радостно пожал руку Соколовского Чертанов. — Вот это представление! Вот это талант у вашей Марины! Примите искренние поздравления!

Следом за Чертановым Соколовского поздравили все, кто сидел в вип-зоне. Это было удивительно, но факт оставался фактом…

…Ветераны городских организаций, сидевшие в секторе напротив с вип-зоны, тоже оказались разделены на два лагеря. Были и те, кто отнеслись позитивно. Однако, наученные суровой жизнью при вожде народов к осторожности, предпочитали держать своё мнение при себе, в открытый конфликт не вступать, но гнуть свою линию мягко и тактично, возражая тем, кто проявлял открытое негодование. Одним из самых негодующих болельщиков этой возрастной категории была Тамара Ивановна Быстрицкая, председатель совета ветеранов 144-го секретного завода. Пожилая женщина и ранее высказывала своё неудовольствие программой Людмилы Хмельницкой, сейчас же досталось и Марине Соколовской, мнение о которой упало с небес на землю, как это часто бывает у болельщиков одной программы.

— Это… Это какое-то безобразие! — с негодованием сказала пожилая женщина, встав с кресла, подбоченясь и поливая фигуристок испепеляющим взглядом. — Они же, наверное, комсомолки. Ну как можно издеваться над пожилыми людьми! Как такое вообще могло произойти? Это что за разврат? Что мы сейчас видели? Где милиция? Почему их не ведут в детскую комнату, вместе с родителями??? Эта Люда… Она могла так подействовать на Марину, что… Она соблазнила её на этот… грех!

Татьяна Ивановна не нашла больше слова, кроме библейского, чтобы выразить всю пучину разврата, в которую погрузила Сокольскую Люська Хмельницкая. Часть присутствующих ветеранов согласно закивали головами, подтверждая слова Тамары Ивановны, но многие подумали, чтоб она скорее заткнулась и дала посмотреть, что будет дальше. Неожиданно на сторону фигуристок встал председатель ветеранов Уралмаша Николай Егорович Ляпин, высокий пожилой мужчина в строгом чёрном пальто и норковой шапке.

— Вы знаете, Тамара Ивановна, не нужно быть столь категоричными… — осторожно заявил он, едва касаясь рукава пальто своей соседки, исходящей негодованием, которое могло привести к инфаркту или инсульту.

— А… Что? — растерянно спросила Тамара Ивановна, от неожиданности потеряв страстный накал. — Что вы сказали, я не поняла?

— Я сказал, не нужно быть столь категоричными, — мягко повторил Николай Егорович. — Вы так говорите, как будто перед нами враги народа какие-то.

— А… Это разве не так? — растерянно пробормотала Тамара Ивановна, в недоумении посмотрев на Николая Егоровича, словно не веря, что человек, который сейчас должен быть её союзником и обязан рвать и метать от негодования, сейчас встаёт на противоположную от неё сторону.

— А разве не ради таких вот девчонок мы шли под пули, а наши дети точили снаряды, встав на ящик и сутками не уходя с завода? — строго спросил Николай Егорович. — Скажу более понятно — они спортсменки и артистки, этого не отнять. Их призвание — дарить людям радость. Дарить счастье и хорошее настроение, и они с этим справляются. Тамара Ивановна, посмотрите…