Волшебное седло - Ванчо Николеский

Когда танец кончился, Планинский отвёл Трайче и Евто в сторону и тихо сказал:

— Тебе придётся, Трайче, выполнить одно важное задание. Сумеешь?

— Я готов, товарищ командир! — вытянулся Трайче.

— Вот и отлично! Тогда завтра утром ты станешь молочником.

— Что? Молочником?.. — удивлённо протянул Трайче. — Значит, я уже не связной?

— Ошибаешься, Трайче. Ты по-прежнему связной, но, чтобы пробраться в тыл врага, тебе придётся стать молочником. До сих пор ты был продавцом дров, ну, а завтра будешь торговцем молока. Только и всего.

— Как это? — всё не понимал Трайче.

— А вот так… — принялся объяснять ему командир. — Дядя Евто даст тебе рано утром бидон молока. Ты сядешь верхом на Дорчо, поедешь в Стругу и там, на улицах, будешь продавать молоко. Но учти: непременно загляни к Тале. В седле будет спрятано письмо, и дядя Тале передаст через тебя ответ.

— Теперь всё понятно, товарищ командир, — отчеканил Трайче.

Планинский взял листок бумаги и быстро написал:

Дорогой Тале!

На днях мы вели бой в Мацково. Немцы удрали, и тем не менее спасти деревню не удалось: они обстреляли её зажигательными снарядами. Мацково сожжено почти дотла. Теперь у нас уже не батальон, а целая бригада. Торчать в горах, признаться, надоело. Так что не удивляйся, если в скором времени мы нагрянем в город. Но для этого необходимо иметь схему расположения немецких укреплённых пунктов и траншей. Желательно знать, хотя бы примерно, какими силами располагают немцы в городе. Если сможешь раздобыть такую схему и другие данные, то зашей их в седло. Привет от всех.

Он подошёл к Дорчо, привязанному в сторонке к буку, спрятал в седле письмо и попрощался с Трайче и Евто.

Напоследок Планинский напомнил Евто:

— Не забудь о Трайчевом доме!

— Конечно, не забуду, — засмеялся Евто.

Когда они спускались с Вещун-скалы, до их слуха донеслась песня. Это пели партизаны:

Пой, пой, мой Караорман,Караорман и Соловей-гора…

Песня всё ширилась, звенела и разносилась далеко-далеко над буковым неоглядным лесом.

Маленький продавец молока

Когда взошло солнце и окрасило своими золотисто-розовыми лучами спокойные воды Охридского озера, на улицах Струги раздался весёлый голос:

— Эй, люди! Покупайте молоко! Сладкое овечье молоко!

По улицам города, ведя на поводу серую небольшую лошадку, шагал мальчик в крестьянской одежде и на все лады расхваливал овечье молоко. Горожане, удивлённо оглядывая маленького продавца, недоумевали: ведь с той поры, как немцы водворились в городе, молочники появлялись здесь очень редко.

А молочник, не переставая зазывать покупателей, свернул направо и пошёл вдоль Дрима.

В прозрачной воде то и дело мелькали рыбёшки самых разных оттенков. Их поблёскивавшая под солнцем чешуя отливала серебром.

— Эй, молочник! — крикнула из-за ворот какая-то турчанка в парандже.

Трайче подошёл к воротам. Турчанка, спрятавшись за створкой двери, протянула ему деньги, кастрюлю и сказала:

— Налей литр!

Молочник сунул деньги в карман, взял кастрюлю и налил в неё молока. Турчанка забрала кастрюлю и захлопнула дверь. Мальчик пошёл дальше, на ходу выкрикивая:

— Молоко! Сладкое овечье молоко!

— Да это же Трайче, чёрт побери! — раздался за спиной чей-то знакомый голос.

— Я, — машинально откликнулся Трайче и оглянулся.

Позади него стоял Тале.

— Смотрите-ка! — удивлённо рассмеялся он. — Был заправским продавцом дров и вдруг заделался торговцем молока! Откуда ты взялся?

— Да вот, иду к тебе, — едва слышно проговорил Трайче. — Отведи к себе мою лошадку и там, в седле, найдёшь письмо. Прочти его и обязательно напиши ответ. Когда распродам молоко, зайду.

Тале, ни слова не говоря, взял под уздцы Дорчо и пошёл вместе с ним вдоль Дрима, а Трайче опять принялся горланить:

— Покупайте свежее молоко! Свежее овечье молоко!

С Нижней улицы, прямо ему навстречу, шли трое немецких солдат. В руках у них поблёскивали винтовки.

Не обращая на них внимания, Трайче спокойно шёл своей дорогой и без устали выкрикивал:

— Покупайте молоко! Сладкое овечье молоко!

Подойдя к нему вплотную, немцы остановились и оглядели его с ног до головы. Трайче, будто не замечая их, усердно зазывал покупателей. Немцы, о чём-то поговорив, зашагали дальше, а Трайче тут же свернул за угол.

По мосту через Дрим двигались тяжёлые немецкие танки. В открытых люках, высунувшись до пояса, стояли офицеры в касках.

Вскоре Трайче был уже возле дома Тале. Незаметно прошмыгнув в ворота, он вошёл во двор и увидел там самого хозяина.

— Знаешь, дядя Тале, — зашептал он ему на ухо, — вчера мы дрались с немцами у Мацково. Они подожгли деревню, но занять её так и не смогли.

— Я знаю об этом из письма. Ну, а ты где тогда был?

— Как — где? — выпрямился Трайче. — Подносил боеприпасы партизанам и за это получил благодарность в приказе. Командир построил бригаду, а комиссар зачитал приказ перед строем.

— Молодчина, Трайче! — одобрительно похлопал по плечу мальчика Тале. — Нравишься ты мне. Так что будь уж таким, каким был твой отец. Во время демонстраций в Белграде он всегда шёл во главе колонны бастующих и, высоко неся знамя, во весь голос выкрикивал: «Лучше смерть, чем рабство!»

— Ну, а потом что было? — как заворожённый спросил Трайче.

— О твоём отце, о забастовках рабочих можно рассказать немало, — продолжал Тале. — Это долгая, мучительная и кровавая история борьбы рабочих за право быть людьми, но сейчас у нас нет времени, нынче не до рассказов. Тебе надо как можно скорее привезти ответ Планинскому.

— А письмо готово?

— Разумеется, готово. И даже зашито в седло Дорчо.

— Хоть и неловко тебе говорить… — замялся Трайче, — но у нас дома нет ни капли керосина. Вот мама и просила меня раздобыть его где-нибудь.

— Н-да… Керосина у меня нет, но есть бутылка бензина. Могу тебе ее отдать.

— А зачем мне бензин? Ещё и сам нечаянно сгоришь.

— Ерунда! Им прекрасно можно пользоваться. Только в лампу с бензином надо добавить столовую ложку соли. Такая смесь будет гореть лучше твоего керосина.

— Я и не знал… — обрадовался Трайче.

Закрепив с одной стороны седла пустой бидон из-под молока, а с другой — котомку с бутылкой бензина, Трайче простился с Тале и двинулся со двора.

— Передай привет товарищам и береги себя, — вполголоса проговорил Тале.

— Не волнуйся, дядя Тале. Всё будет в порядке. Не впервой! — улыбнулся Трайче и выехал на улицу.

На окраине города он опять столкнулся с теми же немецкими патрулями, которых видел ещё утром. Один из солдат остановил Трайче, обыскал и даже вывернул все карманы. Найдя тридцать леков[16], он отобрал у него деньги. Другой солдат заглянул в бидон, третий приподнял седло, а потом жадно схватил бутылку и воскликнул:

— Шнапс!

Переводчик, сопровождавший патрулей, спросил у Трайче:

— Это водка?

— Нет, керосин, — буркнул в ответ мальчик.

Немец понюхал пробку, поморщился, сплюнул от досады и недовольно махнул рукой: проваливай подобру-поздорову.

Исподлобья оглядев немцев, Трайче уселся верхом на Дорчо и поехал по дороге.

У постоялого двора

В километрах двадцати от Струги, на полпути к Дебарце, виднелся на шоссе маленький, весь прокопчённый постоялый двор.

В низкой комнате стояло несколько расшатанных столов со скрипучими стульями и бочонки с вином. На прилавке были расставлены в ряд рюмки и стаканы для вина. На полках сложены стопками женские полушалки, носовые платки, длинные нитки дешёвых бус, стёкла для керосиновых ламп, катушки ниток и прочие незатейливые товары.

На противоположной стене висели на гвоздиках резиновые опинки, ремни, кепки, залатанные солдатские башмаки и кое-какое старое тряпьё.

Хозяин постоялого двора Петко занимался ещё и огородничеством. За домом приткнулся небольшой огородик, где росли помидоры, перец, лук, капуста и даже цветы.

Раньше постоялый двор мало приносил Петко дохода, но с начала войны дела у него пошли в гору. Особенно с той поры, когда в Македонии обосновались немцы и итальянцы. Все немецкие и итальянские шофёры, перевозившие по шоссе боеприпасы и продовольствие, непременно останавливались у постоялого двора и пропускали там стаканчик вина. Частенько они привозили Петко разные награбленные в Албании товары и высыпали их прямо в мешок, получая в обмен несколько бутылок водки или вина. Шофёры не скупились: ведь товары эти попадали в их руки даром!

Вот так-то и стал обогащаться Петко. Вскоре у него появилось брюшко, да и сам он округлился.