Припарка для целителя - Кэролайн Роу

— Ваше преосвященство, вы полагаете, что ими движет желание вызвать поражение королевства?

— Я не думаю так, друг мой. Движет ими только стремление наполнить свои сундуки золотом. Кстати, один из делегатов от Паламоса сказал мне, что очень сожалел, узнав о вашей смерти, и спросил, нужен ли мне еще другой врач, поскольку у него есть юный родственник, который вполне мог бы занять эту должность.

— О моей смерти? — переспросил Исаак.

— Они нахлынут в город, чтобы заменить вас, — сказал епископ.

Часть третья

МАРТ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я не забыл столь прекрасного времени.

Воскресенье. 1 марта 1355 года

Предвечернее солнце согревало камни восточной стены двора и наполняло его светом. Юдифь и Ракель сидели, укрывшись от ветра, и спокойно работали иглами, близнецы играли в какую-то сложную игру, сложив на каменных плитах палочки и груду камешков. Неожиданно Юдифь отставила свое шитье, стукнув корзинкой, и огляделась.

— Не могу больше выносить этого, — сказала она.

— В чем дело, мама? — спросила Ракель. — Ты…

— Со мной все в порядке, — сказала Юдифь. — Мне не нравится двор. Как только солнце осветило углы, видно, что там давно не подметали. И кто захочет сидеть сейчас у фонтана? Как готовиться к пасхе, когда дом в таком состоянии? Ракель, приведи Ибрагима, Пусть наведет порядок.

— Сейчас, мама? — спросила Ракель. — До пасхи еще почти два месяца, и смотри, как низко опустилось солнце. Пока втолкуешь Ибрагиму, что от него требуется, оно зайдет, и ему нужно будет помогать Наоми. Кроме того, папа, вернувшись, очень разволнуется, обнаружив, что мы прибираем двор. Завтра вычистим его как следует — все мы.

— Я не буду убирать двор, — запротестовал Натан.

— И я не буду, — подхватила Мириам.

— Завтра может пойти дождь, — сказала Юдифь, поднявшись с удивительной при ее состоянии быстротой.

— Мама, дождь может пойти в любое время, — раздраженно сказала Ракель. — Если завтра будет ясная погода, займемся уборкой. А тебе сейчас следует отдохнуть.

— Ракель, я отдыхала по твоему настоянию всю вторую половину дня. Не хочу отдыхать, — сказала Юдифь. — Пойду прогуляюсь под вечерним солнцем. День для этого времени года приятный, нельзя рассчитывать все время на приятные дни. Пошли, Ракель. Ты выглядишь бледной.

— Если это так, — сказала Ракель, — то не от недостатка движения. Но, если хочешь, пройдусь немного с тобой.

При общем согласии, без спора, мать и дочь пошли по короткой улице к дому перчаточника Эфраима — им нужны были не перчатки, а его жена Дольса и его племянник Даниель. Оживленный разговор Дольсы и пылкая напряженность Даниеля притягивали их на разный манер, как вода притягивает мучимых жаждой животных.

Однако двору не суждено было быть убранным и на другой день. Юдифь с Ракелью нанесли визит — по мнению Ракели, слишком краткий — и, уходя, услышали за воротами Эфраима голос Исаака. И они вчетвером — Юсуф был со своим учителем — пошли вверх по короткому склону к своим воротам. Но на полпути Юдифь остановилась и оперлась обеими руками о каменную стену.

— Исаак, подожди минутку, — сказала она. — Мне нужно перевести дыхание.

Исаак коснулся ее правой руки и обнаружил, что она прижимает руку к боку.

— Можешь идти? — мягко спросил он.

— Через минутку, — ответила она.

— Мужественная девочка, — сказал Исаак. — Ракель, иди, пошли за повитухой. Я доведу твою мать до дома.

К тому времени, когда стемнело, в доме было полно женщин. Повитуха, Ракель, Наоми то находились в спальне вместе с Юдифью, то ходили туда-сюда между спальней и кухней. Лия увела близнецов в такой дальний угол дома, что их никто не слышал. Хасинта, маленькая кухонная служанка, несмотря на предложения идти спать, оставалась на ногах, готовила суп, поддерживала огонь, грела воду для мытья.

Исаак оставался в своем кабинете, негромко прочел молитвы, а потом предался размышлениям о жизни и смерти. Он знал, что, если Юдифь окажется в опасном состоянии, кто-нибудь — Ракель или повитуха, разумная, знающая свое дело женщина — придут за ним. Но когда услышал, что первая птица зашевелилась, дважды пискнув, поднялся в тревоге. Умылся в тазике с чистой водой, который всегда стоял в кабинете, прочел утренние молитвы и пошел на верхний этаж дома приободрить женщин. Чуть не споткнулся о Юсуфа, спавшего у его порога, завернувшись в теплый плащ.

— Простите, господин, но я не мог спать…

— Я тоже не мог, парень, — сказал Исаак. — Пошли, узнаем, есть ли какие новости. Уже светает?

— Восток начинает светлеть, господин. А луна освещает небо и двор. Она еще не бледнеет.

Когда они поднимались по лестнице к спальне, Юсуф услышал громкий крик.

— Бедная сеньора, — вздрогнув, сказал он. — Господин, сколько муки в этом крике.

— Нет, Юсуф, — сказал Исаак. — Я не слышу муки. Это крик торжества. Слушай.

Следующим звуком была возмущенная жалоба здорового новорожденного.

Ракель вышла в коридор, чтобы сообщить отцу эту новость, и едва не столкнулась с ним.

— Папа, — сказала она, — с мамой все хорошо, а мой братишка большой и уже полный жизни. Таких младенцев еще не бывало.

— Братишка?

— Да, папа. У меня появился еще один брат. Иди, поговори с мамой. Она хочет тебя видеть.

— Исаак, — сказала Юдифь. — Он красивый. Вылитый ты.

Врач протянул руки, и повитуха положила в них его новорожденного сына.

— Он в самом деле большой, — сказал Исаак. — Какая ты умница, дорогая моя.

— Мама права, — сказала Ракель. — Он похож на тебя. И если будет продолжать, как начал, станет таким же высоким и сильным, как ты.

— Вот почему я так уставала, — довольным тоном сказала Юдифь. — Носила в себе всю эту тяжесть.

— Я должна взять его и запеленать, как следует, — неодобрительно сказала повитуха. Взяла у Исаака младенца и аккуратно, плотно запеленала в чистую льняную ткань. Потом нагнулась и мягко положила его снова в руки Юдифи.

— Он большой, совсем как его папа, — сказала Юдифь и засмеялась. Глаза ее закрылись, и она заснула.

— Она очень устала, — сказала повитуха. — Когда ребенок такой большой, роды бывают долгими, трудными. Но, думаю, с обоими все хорошо.

— Вы были таким же большим, когда родились, сеньор Исаак, — неожиданно сказала Наоми. — Но у вашей бедной матушки не было той силы и мужества, как у сеньоры Юдифи. Я была тогда маленькой, но вы были первым младенцем, которого я видела рождавшимся, и никогда этого не забуду.

На другой день после рождения ребенка весь дом был в смятении — как армия без командования, генерал которой стал беспомощным от боевых ран. Юдифь спала, время от времени просыпалась, брала на руки ребенка и спрашивала, все ли хорошо в доме. Когда ее уверяли, что да, засыпала снова. На другой день она начала набираться сил; и вскоре снова взяла в руки бразды правления.

— А что будем готовить к родинам? — спросила Юдифь у Ракели. — Чтобы отметить рождение сына, особенно такого крепкого и так похожего на отца, нужно приготовить что-то особенное. Где Наоми?

И вечером накануне обрезания и наречения ребенка дом был уже ярко освещен свечами и факелами, столы были уставлены блюдами деликатесов.

Ребенка, уже заметно подросшего за десять дней, завернутого в тонкое, превосходно выделанное белое льняное полотно, внесли под восклицания восхищения и поздравления друзей и соседей — в большинстве своем искренние. Возможно, кое-кто из присутствующих считал, что врач получил чрезмерную долю богатства и счастья, но было не время давать волю злобе. Это была минута, когда младенца требовалось окружить коллективным пожеланием всех ему счастья и защиты от дурных воздействий — в том числе от наводящего страх дурного глаза.

На стол поставили серебряную чашу с водой, туда посыпали золотого песка и мелкого жемчуга; потом с большой осторожностью, молитвами и пожеланиями счастья искупали в ней младенца. Его появление на свет — как и любого здорового ребенка в общине — было причиной искренней радости. Все в комнате, за исключением детей, помнили голодные и чумные годы, когда многие новорожденные умирали. И даже в последние год-два немало детей появлялось на свет со слабым плачем и умирало через несколько дней или недель после рождения.

— Интересно, как его назовут? — прошептала одна молодая женщина.

— Тише, — сказала ее мать. — Узнаем завтра. Сегодня говорить об этом нельзя.

— Я просто подумала, что имена странная штука, — угрюмо сказала молодая. — Похоже, кое-кому они приносят только несчастье. Взять хотя бы… Кто это? — внезапно спросила она.

— Ты о ком? — спросила ее мать, оборачиваясь. — Никогда его не видела, — сказала она, удивленно глядя. — Сеньора Юдифь не ожидала дальних родственников.