Уильям Оккам - Александр Курантов

Пьер д’Орсонь с 1316 г. учил в Париже. В 1312 г. он побывал в Болонье, в связи с чем испытал заметное аверроистское влияние, текстуально зафиксированное у А. Майер (85, 267). Антитомистские тенденции положительно сказались на его гносеологических воззрениях, изложенных в «Комментарии к первой книге „Сентенций“ Петра Ломбардского» (99). В конечном счете Пьер д’Орсонь в какой-то мере восстанавливает честь номинализма, несколько заглохшего со времени И. Росцеллина.

Явным провозвестником оккамовского номинализма выглядит следующий текст Пьера д’Орсоня: «Очевидно, что аспект человечности и животности, поскольку он отличим от Сократа, есть продукт разума и не более чем термин» (99, I, d. 23, а. 2). Здесь содержится явный выпад против онтологизации универсальных аспектов. Индивидуационное начало францисканский епископ усматривал в самостоятельно существующей единичной субстанции, для которой он использовал термины «субстрат» и «абсолютное» (102, 2, 324). Субстрат он отличал от неопределенного единичного (individuum vagum), видя в нем источник возникновения универсалий как наиболее общих понятий (99, I, d. 35, р. 4, а. 1, р. 812 В).

Согласно Пьеру д’Орсоню, любой познавательный акт есть процесс, связанный с постижением определенной вещи как психологического бытия для познающего субъекта, причем последнее и есть созерцаемая форма. Чрезвычайно важное для схоластики понятие esse intentionale (интенциональное бытие) было введено Дунсом Скотом в отличие от esse in se (бытия в себе), которое обычно употреблялось для обозначения субстанциального бытия за пределами духа.

В плане ясно сформулированных номиналистических тенденций д’Орсонь употребляет термин dictio лишь в смысле языкового выражения, а раздел о значении (significatio) рекомендует изъять из компетенции логики и передать грамматике (там же, I, pr., р. 66 А). Он предлагает тщательно фиксировать различие между словом, выражающим вещь, и словом, выражающим понятие vox expressiva res и vox expressiva conceptus — 102, 3, 319). Примером первого может служить, скажем, слово «Тибр», примером второго — слово «содержание».

Номиналистические установки еще более окрепли в трудах Дюрана де Сан-Пурсена, получившего от современников «титул» «решительнейшего наставника». Кроме Авиньона он учил и в Париже, а также был епископом в Мо. В своем идейном развитии он прошел сложную эволюцию от полутомиста до убежденного антитомиста. Итоги этой эволюции нашли свое отражение в его «Комментарии к четырем книгам теологических „Сентенций“ Петра Ломбардского», напечатанном в 1576 г. в Антверпене (70).

Наперекор Фоме Аквинскому Дюран заявляет: «...познание не основывается на реальном уподоблении природе (realem assimilationem in natura) ...но оно базируется на соответствии между потенцией познания и познаваемой вещью» (70, I, d. 3, q. 1). В том же антитомистском духе он продолжает: «...общее не предшествует акту разума, но скорее само возникает с помощью этого акта» (там же, II, d. 3, q. 7). Согласно Дюрану, «общее, т. е. основание или интенция универсальности... есть нечто образуемое с помощью акта разума, посредством которого [акта] рассматриваемый предмет отвлекается от индивидуальных условий [своего существования]... общее не есть ни первичное интеллектуальное представление, ни нечто предшествующее относительно познания» (там же, I, d. 3, q. 5). Такая трактовка категории универсального своим острием была направлена против томистских представлений о так называемых врожденных идеях как специфической разновидности понятия всеобщего. В самом деле, о каких врожденных идеях может идти речь, коль скоро, по Дюрану, никакое общее нельзя трактовать как предшествующее познавательным актам? Критика Дюрана метко била по объективному идеализму Фомы Аквинского и в историческом плане была отражением извечного конфликта между материализмом и идеализмом.

Дюран так уточняет скотистское понятие интенционалыюго бытия, которое займет в дальнейшем надлежащее место в гносеологии Оккама: «Интенциональное бытие может приниматься в двояком смысле. В первом смысле оно понимается в аспекте противопоставления реальному бытию (esse reale), и таким образом, называют обладающими интенциональным бытием те объекты, которые суть не что иное, как предметы, образуемые с помощью действия разума, какими являются, скажем, род, вид и логические интенции» (102, 3, 293).

Дюран считает смутным (confusa) познанием такое, которое основывается лишь на употреблении имен, а отчетливым (distincte) — такое, которое состоит в оперировании с их определениями, почерпнутыми из опыта (70, IV, d. 49, q. 2). Очевидно, что эта дистинкция навеяна Р. Бэконом.

С каждым психическим феноменом Дюран связывает понятие об интенциальной (ментальной) наличности предмета, что приблизительно может быть описано как соотнесенность сознания с имманентной предметностью. В зависимости от способа отношения сознания к его предмету он выделяет три типа психических феноменов: представления (благодаря им образ предмета как бы «входит» в сознание), суждения (благодаря им вводится оценка утверждений о предмете как об истинных либо ложных) и стремления (благодаря которым предмет может стать объектом какого-либо волевого акта).

В трактовке принципа индивидуации Дюран занял позицию, аналогичную точке зрения Пьера д’Орсоня, которую позднее Ф. Суарез выразил так: «Любая единичная субстанция сама по себе или в силу формы своего бытия (per entitatem suam) является индивидуальной и не нуждается ни в каком другом индивидуационном начале благодаря форме своего бытия» (109, I, с. 5, s. 6, d. 1). Именно такое понимание начала индивидуации в эпоху Возрождения мы находим, в частности, у Николая Кузанского (91. III, а. 4).

Предвосхищая Оккама, Дюран в качестве синонима для индивидуального предмета (единичного объекта) использует такие термины, как «суппозит» (suppositum) и «индивид» (individuum) (102, 3, 293). Спецификой терминологии Дюрана является употребление иногда скотистского слова «персона» вместо «индивид» в применении не только к одушевленному, но и к неодушевленному предмету.

Антитомистская гносеология экстраполируется Дюраном в теологическую сферу и приводит к радикальным выводам, заставляющим вспомнить как Р. Бэкона, так и Д. Скота. Последнего в особенности потому, что Дюран хотел бы отделить эмпирическую науку от теологии непроходимым водоразделом, принципиальной пропастью.

Согласно Дюрану, нет никакого непосредственного воздействия бога на природные вещи; последние поэтому по своему составу не однородны с ним. Если от исследований явлений природы идти к богопознанию, то оно будет по необходимости крайне смутным. Дуализм бога и мира предопределяет принципиальное разграничение области веры и сферы науки. Связанная с внутренним опытом, теология не может претендовать на роль точной науки. Однако и наука не должна пытаться доказывать принципиально недоступные для нее тезисы откровения.