Прощать любимым. Роман, основанный на реальных событиях - Антонина Евстратова

Больше всего, он был зол на Марию, за то, что она отговаривала свою подругу Клавдию выйти за него замуж. Затаив на неё злобу, он решил надругаться над ней.

Время было за полночь, когда Мария зашла в баню.

Наконец-то! – подумал горбун, – попалась ты мне! Долго же я ждал этого момента! – он незаметно пробрался в предбанник и затаился.

Через несколько минут Мария в костюме Евы вышла из парилки, но не успела она присесть на скамью, как он схватил ее и подмял под себя, но при этом, не издал ни звука.

Вначале, Мария не сразу поняла, кто на нее напал, стала отбиваться и ухватилась за горб.

– Горбун? Сейчас же отпусти меня, иначе пожалеешь!

Он молча лапал своими уродливыми пальцами её горячее от пара тело.

От прикосновения его рук ее передернуло. Она сбросила его с себя, вскочила, крепко ухватившись за его кривую, короткую ногу, выволокла из предбанника и потащила к обрыву по колючей бахче.

Он взревел от боли, но не проронил ни слова.

К великому счастью, а может, к сожалению, для горбуна, бахча осталась позади, но и огород закончился, а за ним сразу внизу был трехметровый скалистый обрыв.

Мария приостановилась, не выпуская из рук его ногу, – ну, горбун, что молчишь? Не спасла тебя твоя конспирация, горб твой все сказал за тебя! Надо же? – она ухмыльнулась, никогда не думала, что в нашей деревне живет насильник! – Урод! – она поставила свою ногу на его короткий живот, – проси прощения, не то сброшу в обрыв!

– Убери су… ногу! – грубо прохрипел он.

Марию будто всколыхнуло, в горле что-то заклокотало, – ты, чудовище! – громко выкрикнула она, – решил изобразить из себя мужчину! Самому то тебе не смешно? Да, как ты посмел, посягнуть на меня? – Она резко наклонилась к нему, захватила за короткие брючины и потянула, отчего пуговицы на брюках расстегнулись, и в одно мгновение, горбун остался без порток.

Он хватался за ее руки, пытаясь укусить, противно, как шут верещал и вырывался.

Но в то время с Марией не совладал бы сам дьявол, она приподняла его за холщовую рубашку и с высоты своих ног, бросила в обрыв.

– Лети, голубок! – она истерично засмеялась, лихорадочно трясясь, – еще раз прилетишь, убью! – крикнула она, и вдогонку бросила его штанишки.

Слышно было, как горбун шмякнулся об камни и громко простонал.

Марии противно было слышать его верещание, она вернулась в горячую баню и долго отмывала с тела прикосновение рук мерзкого урода.

Впервые, Мария почувствовала, что может, постоять за себя, теперь, ей не надо избегать косых взглядов и молча переживать то, что с ней случилось. Как ни странно, она не испытывала напрасных угрызений совести, бесплодных сожалений. Сердце ее было чисто, на душе легко и спокойно. Правда горе, которое с ней случилось, не забылось, но оно утратило прежнюю остроту – осталась только смутная неуверенность и недоумение, от которого порою глаза ее, наполнялись слезами.

После «любовной» встречи с Марией, горбун более месяца не появлялся ни в деревне, ни даже во дворе своего дома.

Настя, его сестра сказала: – Брат внезапно и серьезно заболел, и мать лечит его разными припарками.

О том, что произошло у него с Марией, он никому не обмолвился, но еще больше озлобился.

Зато Мария никого и ничего не боялась, тем более сплетен, которые окружали ее со всех сторон. Она была уверена, что найдет своего возлюбленного – отца Тони и все станет на круги своя.

Наконец, горбун поправился, и с рвением приступил к своим занятиям. Он заходил в правление совхоза, как к себе домой. Начальство поощряло его за любую информацию, поэтому он вел себя нагло, если кто-то ему не угождал, угрожал расправой. Таким образом, он снова решил жениться на Клавдии.

Отец Клавдии, Никанор Сысоев, работал конюхом, имел неосторожность взять лошадь без разрешения управляющего, и увез в больницу свою больную жену.

Каким образом горбун прознал об этом, неизвестно никому. Не теряя времени, он бессовестно предупредил Никанора: – Никому не скажу, что ты самовольно брал лошадь, если выдашь за меня Клавдию!

Никанор высокого роста, крепкого телосложения, посмотрел сверху в низ своими черными глазами на урода, он и так-то не считал его за человека, а после услышанного его будто приподняло и вывело из равновесия.

– Да ты, урод! – теряя самообладание, – за тебя мою Клаву? – он замахнулся на него.

Тот пригнулся и стал одним целым горбом.

– Какое чудовище! – он плюнул ему в горб и зашагал тяжелыми шагами в конюшню.

Горбун ничего ему сразу не сказал, а лишь ехидно ощерил зубы и хихикнул. – Сам прибежишь, умолять будешь, только я еще тогда подумаю, брать мне ее в жены или нет! – тихо проговорил он.

Никанор услышал, оглянулся на него, – если сделаю шаг назад, сравняю его с землей, а что будет дальше? А может, тюрьма даже и лучше, чем Клавдию отдать уроду!.. Ничего, поживем, увидим, Бог не выдаст, свинья не съест!

Рано утром следующего дня, к нему пришел высокий, подтянутый красавец со смуглой кожей лица, оно выражало упрямую решительность. – Здорово, дядя Никанор!

Он удивленно приподнял свои дугообразные черные брови, – а участковый, здорово! Что тебе, Николай? Ты же так просто не ходишь! – улыбнулся Никанор, показывая ряд желтых прокуренных зубов.

– Твоя, правда, дядь, по твою душу я! На тебя поступил донос!

– От кого? – удивился Никанор, снимая с головы фуражку, и вытер внутренней стороной вспотевшее лицо, теплый ветер мгновенно разворошил его черные густые волосы.

– От горбуна, дядь!

– Вот сукин сын! И носит же его земля, а? Это же надо, Николай, он снова пытается жениться на Клавдии!

– Да ты, что, дядь? – удивился участковый, расширив карие глаза.

– Да, Николай, я послал его куда подальше, так он решил, насолить мне, ну, не гнида, а!.. И что, он написал?

– Что ты ударил его и свидетелей указал!

– Ну, гнида! Зря я сдержался, надо было затоптать нехристя!

– Это еще не все, он написал, что ты на конюшне занимаешься самоуправством, используешь лошадей в своих целях!

Никанора передернуло, он плюнул на недокуренную самокрутку и бросил ее под свой сапог.

– Пусть докажет! – недовольно буркнул он.

– Да, дядь, – ты не поверишь, у него справка есть из больницы, когда ты свою жену привозил!

– Что в справке написано, что я привез жену на лошади?

– Нет, дядь, не написано, только число указано и все!

– Ну, вот видишь, может, я на себе ее нес!

– Нет, дядь, в такое никто не поверит!

Никанор почесал лоб. – Что мне делать, Коль?

– Не знаю, но горбун настроен подать на тебя в суд за рукоприкладство! А за лошадь, наверное, снимут с работы или штрафом обложат. Ты вот что, дядь, не мешкай, чем быстрее придешь в участок, тем лучше будет для тебя!

Никанор был зол на горбуна и деревенскую власть, что судили людей ни за что. Кто из этих откормленных чиновников может, понять, каково ему с больной женой? Не мог же он тащить ее в больницу на руках за пять верст! Он бросил на землю недокуренную самокрутку и растер ее огромным размером своего сапога с такой досадой и силой, будто затер горбуна в грязи.

Глава 14. началась Великая Отечественная

В семье Марии все было хорошо и спокойно. Деревенские сплетни ее уже не волновали, она ходила с высоко поднятой головой. После родов, она стала женственнее, ее красоте не было равных девушек во всем районе.

Волнистые светло-русые волосы спускались с узких плеч. Ей завидовали все женщины и девушки, мужчины и парни не упускали случая, чтобы не заговорить с ней. Марии, конечно, это нравилось, но она предпочла обходить всех стороной и смотреть на всех свысока. Она помогала матери с отцом по хозяйству и не переставала думать о встречи со своим любимым, мечтала об их счастливой жизни.

Никто не мог предугадать, что будет завтра.

А завтра началась Великая Отечественная Война. Двадцать второго июня, тысяча девятьсот сорок первого года, Германия напала на Россию.

Всех парней и мужчин, кто мог держать в руках оружие, отправили в район для формирования отрядов и обучения военному мастерству. Мужчин постарше сразу отправили на станцию, а оттуда на передовую.

Жутко было смотреть, как матери, жены, сестры и дочери прощались со своими сыновьями, мужьями, отцами и братьями. Никто не сможет, описать того, что происходило в тот час, все понимали и точно знали, что провожают своих дорогих навсегда.