Расколотый мир - Татьяна Гармаш-Роффе

Будучи человеком молодым и оттого неопытным, Игорь еще не знал, что вопрос «почему?» неправильный, потому что не имеет ответа. Правильным вопросом было бы: «Что за человек его мать?» И если бы найти на него ответ – даже такой короткий, как «эгоцентризм, граничащий с нарциссизмом», – то сразу бы все «почему» да «отчего» отпали сами собой…

Вопреки заверениям Мити дети проплакали почти всю ночь. Жилец возился за стеной, ходил по комнате, что-то бормотал, баюкал. Ближе к утру залаяла собака, на улицу небось захотела. Митя ходил в ванную, на кухню, обратно в комнату. Собака все лаяла. Наконец, судя по звукам, жилец собрался на выход. Николай Петрович, вконец измученный бессонницей и обидой на приятеля, выкатил из своей комнаты – якобы на кухню, водички попить.

Митя нес как раз одного из детей – он не рассмотрел, которого, – в коляску, стоявшую в прихожей. Николай Петрович сразу обратил внимание на то, что одет ребенок в другой комбинезон – старый, в пятнах, не чета тому, что накануне на нем был.

– Утро доброе. Что, уже уходите?

– Собираемся, – кратко ответил жилец.

Николай Петрович заехал в коридор, что возле туалета, и оттуда, вытянув шею, подсмотрел: второй ребенок, которого принес Митя, был одет точно так же, в старое и грязное барахло.

Пошумев на кухне стаканом и бутылкой воды – эти пластмассовые бутылки страшно трещали, что ему сейчас было на руку: вроде как он и впрямь пошел водички попить! – он вернулся в прихожую, притормозил возле коляски.

– Вы что же не спите, Николай Петрович? В такую-то рань?

– Заснешь с такими плаксами!

– Извините… У них зубы режутся… И обстановка незнакомая. Поэтому плакали. А так они спокойные вообще-то.

– Ты их сейчас к сестре повезешь, твоей подруги сестре?

Митя молча кивнул, одеваясь. Пенс крутился вокруг в предвкушении прогулки.

– Что ж ты их в одежонку такую неприглядную одел? Сестра недовольна будет.

– Они опи€сали свои.

– Ах вот оно что… А отчего это у них щеки такие красные?

– Диатез.

Митя явно был недоволен расспросами хозяина и торопился поскорее уйти.

– Доча моя, когда маленькая была, у ней тоже диатез был. Жена в череде ее купала. Трава такая, череда, знаешь?

– Нет.

Девочка вдруг потянулась к щечке и заскребла ее. Личико ее скривилось, и она захныкала. Митя, готовый выйти, остановился и растерянно уставился на ребенка.

– Отчего он бывает, диатез? Я запамятовал, давно дело было… – поинтересовался Николай Петрович.

– От некоторых продуктов…

– Ты что же, выходит, им негодные продукты дал?

– Я не знал, – сердито ответил Митя, подхватив сумку и взяв собаку за поводок.

– Как же так, смотри, что натворил, – указал Николай Петрович на ярко-красную полосу, оставленную ноготком Лизы на щеке. – А мамаша ихняя тебя не предупредила? Вот ведь молодежь, никакой ответственности у вас нет!

– Николай Петрович… Вы не могли бы тут побыть две минуты с детьми? Я только сумку спущу и собаку.

– Отчего ж не побыть… А как же они у тебя все в твоем «Вольво» поместятся?

– Как-как… Сложу коляску, и поместятся! Я сейчас вернусь.

Дети моментально приготовились плакать, едва за Митей закрылась дверь. Николай Петрович замахал руками и фальшиво засюсюкал: «А вот птички летят, птички, тю-ю, полетели!»

Малыши засмотрелись на жестикуляцию инвалида и благополучно провели несколько минут, в которые Мити не было.

Вернувшись, он вежливо поблагодарил Николая Петровича, выкатил коляску из квартиры и был таков.

Инвалид послушал у двери и, убедившись, что лифт поехал вниз, направился в комнату жильца. Что-то неладно было во всей этой истории. И он желал понять, что именно, чтобы припереть наконец Васяна к стенке. Чтоб тому и возразить было нечего!

В квартире царила тишина. Алексей заглянул в спальню: Саша лежала ничком, уткнувшись в подушку. Он приблизился. Кажется, спит…

Вышел на цыпочках: сон – это то, что ей крайне необходимо сейчас и чего ей будет недоставать, без сомнения, пока дети не найдутся.

Альтернативы формулировке «пока дети не найдутся» Кис не допускал даже мысленно. Такого не может быть. Не может, и все тут.

За дверью Игоря тоже царила тишина. Алексей прошел на кухню. На столе лежали два листа, исписанных рукой его секретаря. Лежала и распечатка фоторобота. Алексей никогда не видел Степана, но фоторобот оставил у него ощущение неточности, неопределенности, зыбкости. Он взял листки, заполненные крупным, твердым почерком, и пробежал их глазами. Затем поставил чайник, соорудил себе бутерброд – с тех пор как в квартире на Смоленке обитал Игорь, снимая у детектива комнату, в холодильнике постоянно водилась еда, и его белое просторное нутро больше не напоминало пустыню.

…Ее шагов он не услышал, она была босиком. Только когда она обхватила его сзади, прижалась щекой к его шее, он понял, что жена проснулась. Он хотел было повернуться, сжать ее – то ли оградить от случившейся беды, то ли перенять эту беду, забрав ее на свои плечи, – но мелькнула смутная мысль, что делать этого не следует. Этим жестом он выдаст собственное отчаяние, а именно отчаяние им сейчас совсем ни к чему! Нужно собраться, сконцентрироваться и работать. Думать!

– Сашка… – тихо произнес он. – Родная…

Ответом ему был прерывистый вздох за спиной.

– Пойди еще поспи. Тебе нужно.

– Я не смогу, Алеш… Как хорошо, что ты приехал…

Он взял ее ладони, прижатые к его груди, и, поцеловав поочередно каждую, повернулся к ней.

– Тогда давай работать.

Чайник закипел, Алексей заварил чаю, сел. Александра ничего не хотела – ни пить, ни есть. Села напротив и уставилась на него с готовностью «работать». Слово это, кажется, действовало на нее магически.

– Начнем с фоторобота. Я не улавливаю в этом портрете конкретное лицо, Саш. Что-то не получилось?

– Не получилось. Я только в первый раз видела его засветло, и то уже в сумерках, – в тот день я вышла с детьми на прогулку раньше обычного… После чего видела его только в темноте, ведь в пять вечера уже темно… И всегда капюшон на голове, а снизу шарф прикрывал подбородок, холодно же было… И потом, если честно, я не разглядывала его. Пойми, мы же гуляли рядом – шли за коляской, – и было бы странно, если бы я вдруг повернулась к Степану и принялась изучать его лицо, понимаешь? Я только иногда бегло взглядывала, и все…

– Не страшно, Сашенька.

Это было страшно на самом деле, потому что ускользал один из немногих шансов найти похитителя. Шанс этот все равно был невелик, даже с отличным фотороботом, а с неточным портретом он совсем сводился к нулю…

Но Алексей не стал об этом говорить жене. Он еще раз просмотрел пометки Игоря, сделанные им вчера.

– По кличке собаки ничего не нашли?

– Пока нет. Но я думаю, что и клички вымышленная, Алеш… Как и его имя, как Историко-архивный институт…

– Почему?

– По поводу института – у него пробелы в знаниях. К несчастью, я только задним числом поняла, как объяснить его паузы в наших разговорах об истории…

– Игорь записал это, я уже понял, – сдержанно произнес Алексей. Он не хотел, чтобы Александра снова винила себя. – Что еще?

– Отчего не получился фоторобот, Алеш? Отчего этот парень надвигал на лоб капюшон и прикрывал шарфом низ лица? Погода и впрямь холодная, но… Алеш, молодые парни любят попижонить! Они ходят без шапки даже в минус двадцать градусов, а у нас пока холод тянет на минус шесть-семь… Посмотри на Игоря: ни шапки, ни шарфа! Вернее, шарф он носит, но не прячет в него лицо! А Степан… – она осеклась. – Ну, будем пока называть его так, надо же его как-то обозначать… А Степан прятал, и это не случайно! Он с самого начала планировал похищение детей! И потому с самого начала знал, что его будут искать! Только почему НАШИ ДЕТИ, Алеша? Почему?! Из-за моей статьи??

– Саша.

Он именно так это и сказал: ни вопросительно, ни восклицательно – просто произнес ее имя. Этого хватило, однако, чтобы Александра взяла себя в руки.

– Все, работаем, – сказала она.

Он согласно кивнул.

– И все же, отчего ты решила, что кличка Пенс вымышленная? Собака ведь отзывалась на нее?

– Она и на кличку Пылесос реагировала. Дело в том, что собаки отзываются не столько на кличку, сколько на знакомый голос со звательной интонацией. Крикни своей собаке хоть «Придурок!» – она откликнется. На хозяйский голос.

Кис вспомнил одно дело, где собака отзывалась на слово «Дуреха», что и стало вскорости ее кличкой.[5] Саша была права.

– Но знаешь о чем я подумала? Не исключено, что кличка Пенс является модификацией настоящей клички, близкой по смыслу. По ассоциации. Не идет этому красавцу-сеттеру имя Пенс! Я даже спросила Степана, отчего он так своего пса унизил… Может, его настоящее имя Фунт? Или, еще лучше, Стерлинг?