В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски - Александр Сорочинский

Все разборки с ним оставляли на «потом», и занимались выяснением отношений уже в Москве. Зато после возвращения из экспедиции претензии высказывали ему почти все полевики. Во время дружеских пирушек практически каждый участник экспедиции почитал своим первейшим долгом выяснить с ним отношения и свести счёты. Поэтому почти все вечеринки не обходились без потасовок с его непременным участием. Наверное, поэтому он активно не любил послеэкспедиционных застолий в Москве, и под множеством благовидных предлогов старался отклонить лестные предложения об участии в очередной московской неформальной встрече с распитием горячительных напитков. Впрочем, такому развитию событий с ним кроме должности сильно способствовали далеко не лучшие личные качества Виктора: нечестность, неискренность, «забывчивость», хамство (с кем возможно), трусливость, – которые невозможно было скрыть от товарищей по работе в условиях изолированного небольшого коллектива в полевых условиях.

Отряды Гагарина и Плетнёва занимались бурением скважин небольшим мотобурами в пойме реки, а отряд Проскурина, в который направили нас, должен был отбирать пробы воды из источников, дававших начало притокам Подкаменной Тунгуски, и по профилю из самого притока, то есть, приблизительно через километр от истока до впадения в Подкаменную Тунгуску. Экспедиция работала здесь третий год и официально занималась поиском нефти. То есть, в конечном итоге своей деятельности мы должны были сдать на химический анализ образцы грунта, отобранные из пробуренных скважин, и пробы воды из бьющих из-под земли ключей, являющихся истоками ручьёв. Эти ручейки, сливаясь воедино, давали начало очередному притоку Подкаменной Тунгуски. Мы искали следы тяжёлых углеводородов.

Из сдаваемых нами на анализ проб, одна шла на общий химический анализ, одна на наличие в её составе тяжелых углеводородов. На какой вид анализа уходила третья проба – не знал никто из сотрудников партии, она считалась контрольной. В названии нашего института присутствовали слова «ядерной гео…». Это помогало в заказе вертолётов и самолётов. Потому что, напротив названия нашего НИИ сразу ставили галочку и старались выделить нам технику в первую очередь. Возможно, третья проба уходила на выявление следов радиоактивности.

Наш отряд был единственным, чьи маршруты пролегали далеко в тайгу. Иногда, если приток был крупным по расходу воды и протяженности, нам приходилось уходить в тайгу двухдневным маршрутом, с ночевкой. В один такой маршрут ближе к концу сезона довелось сходить и мне в компании с Колей.

Прямо на берегу реки, у фактории Ошарово расположился «машинный зверинец» – кладбище механизмов. Когда-то здесь работала разведочная нефтяная партия глубокого бурения, которая была оснащена так, что обладала технической возможностью бурить скважины глубиной до одной тысячи метров и более. Несколько пробуренных этой партией законсервированных нефтяных скважин мы встретили в своих таёжных маршрутах. Видимо, добыча нефти из этих скважин на момент бурения, по каким-то причинам, была нерентабельна.

После окончания запланированных работ, использованную технику, а именно: бульдозеры, автомашины, тягачи и какие-то вспомогательные механизмы, по-видимому, выгоднее было бросить здесь. Вывозить вертолётами по частям на «большую землю» весь этот тяжеленный металлический «зверинец» было, наверное, очень дорого. Вся техника и была брошена на ровной небольшой площадке, на берегу Подкаменной Тунгуски. Единственное, что сделали буровики после окончания работ – свезли всю технику в одно место, где она уже успела покрыться ржавчиной, и даже частично поросла травой, пробивающейся сквозь отверстия и щели металлических деталей механизмов.

Наша партия с первого сезона снимала в Ошарово несколько частных домов для размещения своих сотрудников. В одном из домов была расположена столовая, в которой питалась, до заброски на рабочие стоянки, вся партия, а после заброски – её лабораторная и камеральная группы. В задачи вспомогательных служб входили: первичный лабораторный анализ отобранных проб грунта и воды, и предварительная камеральная обработка полученных результатов прямо в поле. Это делалось для того, чтобы в случае необходимости, можно было оперативно подкорректировать ход полевых работ. Приехать сюда за недостающими данными было практически невозможно до следующего сезона. Я уж не говорю про стоимость такого приезда!

В экспедиции официально числились две поварихи. Одна из них – Анна Митрофановна – была очень жалостливой и всегда готова была накормить не только нас – сотрудников партии – но и редких проезжих охотников, и их собак. Иногда весёлые ребята из нашей экспедиции подшучивали над её сердобольностью. Мне довелось услышать просьбу к ней пожилого сезонного рабочего – «бича» Виктора, заядлого рыбака: «Митрофанна! Покорми моих червяков. Они у меня уже два дня ничего не ели, вишь как похудали!» Она и эту просьбу восприняла серьёзно, всплеснула руками: «Ох, милый, да конечно покормлю! А что они у тебя едят?». Виктор задумчиво, пытаясь сохранить серьёзность, произнёс: «Да кто ж их, Митрофанна, знат, энтих тунгусских червяков? Вот разве попробовать дать им какой – нито кашки?». Анна Митрофановна радостно воскликнула: «Конечно, надо дать им разваристой кашки! Пойду, сварю». Она встала было со скамейки возле столовой, но тут раздался дружный хохот присутствующих геологов. Виктор тоже начал добродушно смеяться, обнажив все четыре оставшихся зуба и тряся чёрной с проседью бородой. Анна Митрофановна недоумённо огляделась, всё поняла и тоже начала улыбаться. Она не обиделась на розыгрыш Виктора и громкий смех молодых повес.

Вторая повариха – Нина Пантелеевна приехала сюда вместе со своим великовозрастным сынишкой – Витенькой. Его она устроила сезонным рабочим, а привезла с целью, наконец-то, женить. При каждом удобном случае, если рядом находилась возможная кандидатка на роль её невестки, Нина Пантелеевна начинала нахваливать сына: «Витька-т у меня удался: кудрявый красавец, умный, деловой, надёжный. Вот повезёт девке, котора будет его женой!».

Претендентки потихоньку, чтобы не обидеть повариху, прыскали в кулак, слушая перечисления достоинств Вити. При этом всем сразу вспоминался постоянно слюнявый рот и слегка выпученные глаза «красавца» с многого недопонимающим взглядом и отвратительным гыгыкающим смехом взахлёб, которым он пользовался всегда невпопад. Даже новый, «с иголочки» противоэнцефалитный костюм, выданный из жалости завхозом, Витя так ловко надевал, и так щёгольски, носил, что уже через час тот смотрелся на нём мятой засаленной грязной тряпкой. Поистине у Вити был талант придавать отталкивающий вид всему, к чему он даже случайно прикасался. Вот только почему-то этот талант не привлекал к нему людей, хотя и был оценен народом по достоинству ещё при жизни «героя»!