Тафгай. Том 9 (СИ) - Порошин Влад

— Слушай ты, ухарь, — зло прошипел я, — запомни, в порядочном обществе без доказательств предъяву не бросают. Ты уверен, что это я команду обворовал? Нет? Вот и заткнись. И валите отсюда, пока я вас всех здесь не поломал и не сложил штабелями в один братский сугроб!

— Пошли мужики, — криво усмехнулся Гаврила, — потом с ним потолкуем. Он теперь с нашего «Машзавода» долго никуда не денется.

— Давай-давай, шевели батонами, — хмыкнул я в спину этой сопливой братве, которая с чувством собственного достоинства медленно пошагала на центральную улицу Ленина.

К этому моменту ребята и девчонки, за которых я заступился уже все стояли на ногах и о чём-то тихо перешёптывались.

— Не ходите, дети, ночью по улицам гулять, — усмехнулся я и направился к тому домишке, где мне одинокий дедуля по просьбе местного участкового сдал крохотную комнату.

— Постойте! — крикнула одна из девушек. — Подождите! А вы можете меня и мою подругу проводить до дома. Вдруг эти опять привяжутся. Меня, кстати, Вика зовут, — широко улыбнулась очень симпатичная молодая барышня.

— Иван, — крякнул я, покосившись на парней, у которых, по всей видимости, этой ночью с продолжением культурной программы выходил полный облом.

— А меня Надя, — представилась вторая не менее симпатичная девчонка. — Вы здорово дерётесь, Иван.

— Я не дерусь, я защищаюсь, — проворчал я и добавил, — показывайте дорогу, провожу.

А сам подумал, что впервые за этот жуткий 1974 год мне попались на глаза нормальные человеческие женские лица. Ведь сразу после матча с «Лос-Анджелес Кингз» меня поместили в «Бутырку», а спустя две недели, зачитав приговор, отправили на три года работать в «леспромхоз», затерянный в дремучей уральской тайге. С одной стороны, наказание могло быть и гораздо суровее, а с другой для профессионального хоккеиста, находящегося в рассвете лет, отлучение от любимой игры — это и есть самое страшное наказание.

Местечко, где мне пришлось пилить брёвна и валить лес называлось Вая. И хоть в этом посёлке, расположившемся на берегу Вишеры, имелся и свой клуб и наличествовал женский пол, но повальное пьянство и следующее за алкоголем половое распутство, доводили местное население до самого настоящего скотского состояния. Создавалась такое ощущение, что народ в этом богом забытом месте работает, чтобы потом все деньги пропить, и пьёт, чтобы был стимул работать.

Исключение составляли лишь несколько немецких семей, переселённых из Крыма ещё в 30-е годы. Жили они своим тесным мирком, разговаривали между собой только по-немецки и в отличие от остальных практически не пили. И дома этих немцев разительно отличались от других построек посёлка. Они имели высокие плотные заборы, крытые добротной крышей дворы, а во дворах у этих «куркулей» мало того что был настелен дощатый пол, так там стоял идеальный порядок. И было больно видеть, в каком запустении находились те хлипкие хибары, где проживали русские. В огороде кроме картошки у них ничего не росло, а дворы были завалены грязью и хламом. И если немцы держали коров, свиней, овец и гусей, то русские подчас вообще не имели никакой живности.

— О чём вы, Иван, задумались? — весело спросила меня Виктория, когда мы, дружно скрепя валенками по снегу, миновав здание какой-то школы, направились в сторону частного сектора.

— Когда на голову человека валятся неприятности, то он думает только об одном — за что ему это всё? — улыбнулся я. — Где я провинился? Что натворил?

— И вы уже наши ответа на свои вопросы? — захихикала Вика.

— Мне за несколько последних лет очень часто и по-крупному везло, — буркнул я. — А теперь, по всей видимости, судьба решила вернуть долг. Баш на баш.

— А можно поинтересоваться, что это за история с американской командой? — скромно пролепетала вторая девушка Надя.

— Слышали такое название — «Москва Ред Старз»? — хмыкнул я.

— Извините, Иван, мы с подругой в спорте ни бум-бум, — прыснула от смеха Виктория.

— Тогда объяснять буду на пальцах, — улыбнулся я. — Товарищ Брежнев осенью прошлого 1973 года поручил создать первую советскую команду в НХЛ. НХЛ — это заокеанская хоккейная лига. И на меня, как на большого специалиста в тамошнем хоккее, возложили эту почётную обязанность. Команду по приказу партии и правительства я естественно собрал. И до злосчастного нового 1974 года мы шли на первом месте в чемпионате НХЛ. И вдруг, по неизвестной мне причине, идея участвовать в чемпионате товарищу Брежневу разонравилась. Нас по-быстрому закрыли, а меня назначили виновником этого.

— То есть деньги у команды вы не крали? — спросила Надя.

— Конечно, нет, — хохотнул я. — Неужели я похож на человека, который ворует у своих лучших друзей? Хотя в таком виде, пожалуй, похож, — замялся я, почесав небритый подбородок и посмотрев на телогрейку, которая в этом году мне заменяла и куртку, и пальто, и модную американскую дублёнку. — В общем, меня за незаконные операции с валютой и за незаконное открытие иностранных счетов выслали в посёлок Вая.

— То есть вас наказали за то, что там, в США, разрешено? — догадалась Надежда.

— Бинго! — обрадовался я. — В яблочко.

— Ну, хорошо, — неожиданно ревниво заворчала Виктория, покосившись на подругу. — А как вы, спустя почти год, оказались здесь в Александровске?

— А я раз в неделю писал письма в Кремль, чтобы мне разрешили вернуться в Горький, где тоже есть свой леспромхоз. И где я бы мог и брёвна пилить для строительства развитого социализма и играть в хоккей в классе «Б» за горьковский «Полёт». У меня в Горьком живёт друг, и он уже почти обо всём договорился.

— Неужели письма подействовали? — спросила Надя.

— Нет, — усмехнулся я, — думаю, что мою писанину никто не читал. Однако судьба вновь улыбнулась мне. В сентябре этого года сборная СССР проводила серию матчей против сборной ВХА. И в шестой игре прямо на глазах нашего генерального секретаря канадский защитник Рик Лей жестоко избил Валерия Харламова.

— Я знаю, кто такой Харламов, — подняла правую руку Виктория.

— Молодец, садись пять, — улыбнулся я. — Так вот, какой-то журналист взял и написал, что если бы на льду находился Иван Тафгаев, то есть я, то такого безобразия просто бы не произошло. Не знаю, каким чудом, эта статья попала на стол правительства, но в начале декабря мне разрешили переехать в этот благословенный городок. И самое главное теперь я смогу играть в хоккей. Правда, здесь нет команды, выступающей в классе «Б», придётся играть на первенство области, но и это уже кое-что.

— А мы уже пришли, — объявила Надя, когда мы остановились около скромненькой избушки, из трубы которой шёл слабенький дымок.

— Тогда я вас поздравляю, — прокашлялся я, — мы с вами соседи. Я живу в следующем доме у Аркадия Иваныча, от которого постоянно пахнет самогонкой и чесноком.

— Это потому что он этим самогоном спекулирует, — хохотнула Вика. — Иван, у нас к вам есть одна очень большая просьба — наколите нам дров для бани, если, конечно, вас это не затруднит. А то мы — девушки слабые…

— К сожалению, с колкой дров я знаком исключительно теоретически, — соврал я. — Но если есть топор и берёзовая чурка, то, наверное, что-то одно может разрубить что-то другое. — Я заметил озадаченные лица девушек и, улыбнувшись, добавил, — завтра после тренировки наколю.

На следующий день в воскресенье 15-го декабря я впервые после матча с Лос-Анджелесом вышел на настоящее хоккейное ледяное поле. Кстати, хоккейную коробку местные умельцы установили на обычном футбольном стадионе, поближе к единственной зрительской трибуне. Я покосился на эту далеко не выдающуюся конструкцию и намётанным взглядом определил, что на пике хоккейного ажиотажа сюда может вместиться максимум человек пятьсот-шестьсот. Из-за чего я непроизвольно тяжело вздохнул, ведь после 18-тысячников играть для трёх Иванов — это то ещё испытание, и покатил против часовой стрелки.

Кстати, в посёлке Вая я тоже пытался хоть как-то поддерживать спортивную форму. Летом в свободное от работы время собственными руками построил на пустыре с невысокими бортами деревянную площадку размером 10 на 10 метров, сконструировал деревянную рамку ворот, на которую натянул часть рыболовной сети, и каждый вечер допоздна щелкал и бросал клюшкой шайбу по этим самопальным воротам. Поэтому абсолютно все местные бухарики считали меня чокнутым. Зато местные мальчишки иногда вместе со мной гоняли шайбу по этой маленькой хоккейной площадке. А спустя две недели, когда начальник леспромхоза отправил меня с ночёвкой на сенокос, один алкаш в пьяном угаре спалил этот укромный хоккейный уголок. Не скрою, обидно было до слёз: и наказать алкаша нельзя, вдруг с одного удара помрёт, и восстанавливать коробку бессмысленно, опять ведь сожгут.