Посланник - Василий Головачев

Боль пронизала руку, шею, голову, в глазах потемнело, а в голове, где-то в глубинах черепных костей, раздался знакомый гулкий бас:

– Элиф! Лам!! Мим!!!

– Что?! – пролепетал Никита.

Гул и голос в голове утихли, зато что-то произошло с глазами: предметы в комнате обрели светящийся ореол всех оттенков желтого света, и лишь один из них засиял тревожным алым – керамическая ваза для цветов, стилизованная под древнегреческую амфору. Что-то сдвинулось в сознании Сухова, словно упал занавес сцены, и он увидел то, что скрывалось за плотным покрывалом. В следующее мгновение не реакция – инстинкт швырнул его на пол.

Ваза взорвалась, как граната!

Если бы Никита остался стоять – его изрешетило бы осколками, а так только два из них пробороздили спину, разорвав рубашку и кожу, да упавший стул ударил по шее.

В дверь позвонили, потом начали стучать.

Сухов, с трудом встав, доковылял до прихожей,

– Что вы там делаете? – запричитала соседка, полная, с жидкими крашеными волосами. – Пушку, что ли, испытываете? У меня картина со стены упала!

– Ваза разбилась, – сказал Никита осоловело. – Извините. Закрыл дверь, отрезав бушующий вулкан праведного гнева.

– То музыку включает во всю ивановскую, то железяки роняет, то гостей каких-то подозрительных приводит…

Вернувшись в гостиную, танцор собрал осколки вазы и стекла – разбились дверцы книжного шкафа, поставил на место упавшую настольную лампу и стулья, потом забрался в ванную, содрал с себя рубашку и попытался остановить кровь, сочившуюся из порезов на спине. За этим занятием его и застал Такэда. Присвистнул, оглядев спину:

– Ты что, с котами дрался?

– С вазой. – Ступор Сухова еще не совсем прошел, и рассказывал он о происшествии с философским спокойствием.

Глаза Толи превратились в щелочки.

– Я так и думал. Внедрение! А это означает, что я ошибался: в покое тебя не оставили и не оставят, узнаешь ты правду или нет. Каким манером тебе удалось увидеть опасность? Я имею в виду – красный ореол.

– Это нечто вроде… темного внутреннего зова, – нашел эпитет Никита. – Причем слышал я его второй раз, и оба – после прикосновения к звезде. А на пол меня бросил инстинкт, я ничего не успел сообразить.

– И все же Весть дает о себе знать. А ведь она не разговаривает с тем, кому не предназначена. Неужели твой душевный камертон начинает под нее подстраиваться?

– Да, вот еще что: сначала я услышал дикую фразу, – вспомнил Сухов. – «Элиф, лам, мим». Что это такое? Что за абракадабра?

– Это Коран. А еще Бунин. – Такэда полузакрыл глаза и медленно, растягивая слова, гортанно, так что у Никиты по спине мурашки побежали, процитировал:

Во имя Бога и Пророка,Прочти, слуга небес и рока,Свой бранный клич: скажи, какимДевизом твой клинок украшен?И он сказал: «Девиз мой страшен.Он – тайна тайн: Элиф. Лам. Мим».

Никита суеверно сплюнул через плечо.

– Ну и что сие означает?

– Не знаю, – слабо улыбнулся Такэда. – Я не большой знаток Корана.

– Тогда зачем твоя Весть процитировала мне именно эту фразу из Корана? Смысл?

– Смысл ты должен найти сам, а когда найдешь – тогда и начнется настоящее приобщение к Пути, хочешь ты этого или не хочешь. Пока же прими совет: прислушивайся к голосу Вести почаще, это поможет тебе избежать многих опасностей.

– Значит, тот старик вручил мне настоящий волшебный дар?

Такэда отрицательно качнул головой.

– Это не дар, это почти проклятие! Дай тебе Бог выдержать его тяжесть, не сломаться и преодолеть все невзгоды!

Никита, бледнея, невольно глянул на коричнево-розовую звезду, добравшуюся на плече до четырех родинок в форме семерок.

Такэда понимающе вздохнул.

– Ты и после этого будешь требовать, чтобы я тебе все рассказал?

Танцор сглотнул вязкую слюну, сильно сдавил пальцами переносицу, но, когда поднял глаза на друга, взгляд его был тверд. Скорее всего, в нем заговорило самолюбие, но Толя хорошо знал, что и оно – большая сила для увлекающихся натур.

– Говори все. Лучше с умным потерять, чем с глупым найти.

– Спасибо, – серьезно кивнул инженер. – Но ты все-таки эгоист, Кит.

– Почему?

– Потому что я уже говорил: информация, которую ты услышишь, увеличивает опасность существования не только для тебя, но и для твоих друзей и близких. А о Ксении ты даже не вспомнил. И о маме тоже.

– Что… что с ними?!

– Пока ничего. Но многое в дальнейшем будет зависеть от тебя, от того, насколько правильно ты будешь действовать. О Ксении не беспокойся, она уехала, далеко, и по сути вырвалась за пределы круга устойчивого интереса… м-м… злых чар, к тому же она экстрасенс. А вот маме ты должен уделять внимания больше.

Никита, к лицу которого прихлынула кровь, отвернулся. Через минуту, справившись с гневом и стыдом, глухо проговорил:

– Где она?

– Она сама даст о себе знать. И вы встретитесь… если ты сможешь стать властелином обстоятельств. Но дорога трудна, далека и опасна.

– Путь?

– Нет, всего лишь дорога к Пути.

Помолчали. Сомнения в душе обоих – хотя и по разным причинам – вспыхнули с новой силой, но оба постарались скрыть их друг от друга. Никита перевел разговор на прежнюю тему, хотя думал о Ксении. Она уехала, ничего ему не сказав!

– Значит, Весть – это какое-то сообщение?

– Закодированная информация, которой нет цены! Как для тебя, так и для тех, кто за ней охотится. Если научишься не только слушать ее, но и расшифровывать…

– То что? – не выдержал Никита, видя, что Толя не собирается продолжать.

– А не знаю, – наконец ответил инженер. – Может быть, станешь колдуном, магом, может быть, сумасшедшим. Подходит такая судьба? Собирайся.

– Куда? – растерялся танцор.

– Ко мне. Здесь рассказывать ничего не буду, а дома у меня есть кое-какие секреты, позволяющие сохранить разговор в тайне.

– А спина? Может, перевяжешь?

– Засохнет. Одевайся, и пошли.

Такэда не торопился, затеяв тяною – чайную церемонию; как и все японцы, он боготворил ритуалы. Никита тоже любил пить чай, однако на этот раз еле выдержал, снедаемый любопытством. В одиннадцать вечера они наконец перешли в рабочий кабинет инженера, и Толя включил компьютер, коротко бросив:

– Генератор шума.

Никита не понял, и Толя терпеливо пояснил:

– Он создает электромагнитные помехи в широком диапазоне, так что нас не подслушаешь даже с помощью лазерного звукоснимателя.

Уселись в низкие удобные кресла для гостей, расписанные драконами. Никита вдруг почувствовал страх, как перед прыжком с тройным сальто на твердом полу. Такэда понял его чувства, кивнул.

– Да, Никки, мне тоже не по себе, но можно ведь и не начинать исповедь. Кто знает, может быть, все образуется само собой?

– Не тяни душу, – хрипло ответствовал Никита. – И так белый свет не мил. Хуже не будет.

– В том-то все и дело, что будет. Но коли сказал «а», пора говорить и «б». Начну издалека. Будет что непонятно, спрашивай сразу.

Итак, ты, наверное, знаешь, что наша Вселенная, по современным представлениям, родилась около двенадцати-пятнадцати миллиардов лет назад в так называемом Большом Взрыве. Ученые-космологи теоретически доказали, что взрыв этот проходил две стадии: инфляционную – эру сверхбыстрого раздувания и экспоненциальную, после фазового перехода вакуума, в результате чего Вселенная теперь напоминает мыльную пену, где каждый «пузырек» – ученые называют их доменами – гигантская область пространства со своими свойствами и набором физических констант. Наша Земля и Солнечная система вместе с другими звездами и галактиками торчит где-то в одном из таких доменов, занимая ничтожную часть его объема. Успеваешь охватывать?

Никита отмахнулся. В свое время, в юности, он начитался популярных брошюр по космологии – его всегда прельщали большие масштабы – и хорошо разбирался в терминологии.

– Тогда идем дальше. На самом деле наша Вселенная выглядит несколько иначе: все ее «мыльные пузырьки» сидят один в другом, как матрешки, а не взаимодействуют между собой по той простой причине, что время в каждом «пузырьке»-домене течет под углом ко времени в соседнем. Образовался своеобразный объемный веер, каждая пластина которого есть слой Вселенной со своим временем, и называется этот многослойный конгломерат – Веер Миров.

Такэда участливо глянул в помутневшие глаза танцора.

– Тяжело? Или поехали дальше? Даниила Андреева ты явно не читал.

– Продолжай, – с усилием выдавил Никита. – А насчет Андреева – каждый любит читать то, что любит.

– Резонно. Итак, Веер Миров раскрылся, и в каждом из его пластин-слоев, или хронов, началась своя эволюция, согласуясь с теми законами физики, которые определялись наборами физических констант. Во многих Мирах появилась жизнь, не во всех, но во многих, а в некоторых эволюция разума достигла такой стадии, когда носители интеллекта стали, по сути, Богами в своем хроне, ну, или, скажем, сверхтворцами; я привык к термину – Владыки.