Жена моего мужа - Дарья Донцова

– Нет, – быстренько сказала я, – у Кеши совершенно другой размер. Лучше поезжайте завтра с утра в магазин и купите все, что нужно. Считайте, что это мой подарок Гере.

Часов в одиннадцать вечера в дверь поскреблись. В спальню вошел Кеша с большим пакетом.

– На, – сказал он, протягивая «биг-мак», – Маньке уже дал, бабки совершенно несъедобное заказывают, так и с голоду умереть можно.

Полная благодарности, я вцепилась зубами в булочку и спросила:

– Кешкин, зачем Макс просил куриный окорочок?

– Съесть хочет, – удивленно пояснил Аркашка, – все адвокаты подзащитных кормят, а ножку очень удобно проносить, опять же калорийная еда.

Проглотив последний кусок восхитительной котлеты, я блаженно закрыла глаза. Иногда на сложные вопросы существуют самые простые ответы!

Глава 9

Утром прошла прямо на кухню. Выпью здесь кофе и съем спокойно бутерброды с изгнанными ветчиной и сыром. Но такая мысль пришла в голову не мне одной. У буфета маячила Манюня с куском буженины.

– Смотри, – хихикнула я, – сейчас бабульки увидят розовые джинсы и топик!

Маруська горестно вздохнула:

– Жуть! Представляешь, всегда с такими жить?! Как только другие дети бабушек выносят, не пойму! Знаешь, Мусик, я не пойду через парадную дверь, вылезу наружу прямо из окна.

Не слушая причитаний кухарки Катерины, Маня быстренько запихнула в рот последний кусок буженины и выпрыгнула в сад. Через секунду ее растрепанная голова показалась над подоконником.

– Только не волнуйся! Приеду поздно, около десяти. После академии зайду к Хейфецам.

Катька сокрушенно вздохнула:

– Ваши гости такие странные. Сегодня к завтраку опять овсянка на воде, на обед – молочный суп, а на ужин паровые котлеты с морковкой. То-то Аркадий обрадуется.

Это точно, просто как на подбор такие блюда, которые сын даже нюхать не может. Я тихо допивала кофе, когда в коридоре раздались шаги. Встречаться с одной из свекровей? Ни за что! Я моментально выпрыгнула в окно и, пригибаясь, как под обстрелом, побежала в гараж. Поеду еще раз к Семену, надеюсь, мужик проспался и Адка уехала снова на дачу.

Сеня был абсолютно трезв и даже не попытался изобразить радость при моем виде.

– Ну, чего еще надо? – пролаял он, загораживая вход.

– Будешь хамить, расскажу Аде, как скучаешь в ее отсутствие, – пригрозила я.

Неверный муж вздохнул и посторонился. Из вредности не стала надевать предложенные тапки, а прямо в босоножках протопала на кухню.

– Говори, зачем явилась, или теперь каждое утро станешь приезжать? – съехидничал мужик.

Я собралась достойно ответить, но тут мой живот немилосердно заболел.

– Сейчас объясню, – пообещала я, спешно скрываясь в туалете.

Дом у Воробьевых старый, квартиру строили в конце семидесятых. Планировка стандартная, и туалет прилегает к кухне. Что, согласитесь, не очень приятно! Кто-то завтракает, а кому-то надо совсем наоборот. Да еще между пищеблоком и уголком задумчивости архитекторы зачем-то спланировали окошко. На мой взгляд, просто верх глупости.

Не успела я удобно пристроиться, как в дверь позвонили. Сеня потопал к выходу.

– Адка? – раздался его недоумевающий голос. – На поезд опоздала!

Тяжелые шаги прошлепали на кухню, потом Аделаида сказала:

– Небось рад, что один остался?

– Ты чего? – возмутился Сеня. – Намазалась, как проститутка, где взяла такое идиотское платье?

– Сейчас узнаешь, – пообещала женщина.

– Нет, – заорал вдруг мужик, и следом раздался легкий хлопок, будто открыли бутылку вина.

Быстрее кошки я влезла на унитаз и глянула в окошко.

От увиденного чуть не грохнулась в обморок. Сеня лежал навзничь на полу, как-то странно выкрутив левую руку. Под головой медленно растекалась черная, глянцевая лужа. Над телом, растопырив ноги, стояла весьма довольная Ада. Она и впрямь слишком сильно накрасилась для солнечного июньского утра. Полное, крупное тело обтягивало кричаще-красное платье-стрейч. Сидело оно на женщине туго, как презерватив. В руках милая жена сжимала пистолет.

Онемев, я наблюдала, как Аделаида абсолютно профессиональным движением бросила револьвер на пол. Потом хмыкнула и, напевая, двинулась к двери. Высокие каблуки подчеркивали довольно широкую и плоскую ступню. Что-то в облике женщины показалось мне странным. Пока я, обалдев, стояла на унитазе, госпожа Воробьева протопала к двери и… ушла.

Я ринулась на кухню. Мужик лежал абсолютно неподвижно. Схватив его за плечи, повернула каменное тело и ахнула. Между бровями виднелась аккуратная дырочка. Ада стреляла, как снайпер, и помочь Сене уже не представлялось возможным. Стараясь не вляпаться в кровавую лужу, я отступила к порогу, потом позвонила Александру Михайловичу.

Ждать бригаду в одном помещении с трупом, когда туда может вновь явиться убийца-психопатка? Ну уж нет!

Выйдя на улицу, я закурила и плюхнулась на скамейку около молодых мамаш. Девчонки поморщились, но ничего не сказали. Потом одна возобновила прерванный моим появлением разговор:

– А эта Воробьева все-таки страшно безвкусно одевается!

– И не говори, – откликнулась вторая, – старуха совсем, скоро пятьдесят, а красное платье нацепила в обтяжечку.

– Подчеркивать, что все обвисло!

– Да уж, в ее возрасте поскромнее следует прикид выбирать! Куда с такой жопой стрейч натягивать.

Мамаши продолжали злословить, я курила, не ощущая никакого удовольствия.

Дежурная бригада прибыла на микроавтобусе. Последним вышел эксперт Женя, старый приятель.

– Салют, Дашута! – бодро закричал «Пинкертон». – Кто там у тебя – висельник, утопленник?

Я промолчала – ну совсем не смешно. Следом подрулили «Жигули», и из них выбрались полковник и незнакомый парень в штатском. Плотной группой мы вошли в квартиру.

– Очень мило, – пробормотал Женя, – аккуратно и красиво. Ну, Дарья, чего трогала?

– Только Семена перевернула, думала, жив.

– Был Сеня и весь вышел, – констатировал Женька, натягивая резиновые перчатки.

Я громко ойкнула.

– Ну, – грозно спросил Александр Михайлович, – чего визжишь, открывательница трупов!

– Поняла, что показалось странным. На Аде были перчатки, такие же, как у Женьки, резиновые, белые…

– Постой, постой, – оборвал приятель, – давай по порядку. Зачем пришла, кто такая Ада?

Вздохнув, я принялась рассказывать правду. Вернее, почти правду. Свою засаду в туалете и сцену убийства описала очень точно, а вот на вопрос о цели визита к Семену сказала: – Он ближайший друг Макса, хотела посоветоваться с ним, как быть теперь с конторой? Максим ведь хозяин, бизнес пока не конфисковали.

Раз десять сыщики заставили повторять рассказ на разные лады. Потом взяли отпечатки пальцев и повели в управление.

Секретарша Александра Михайловича, милейшая Настенька, увидав меня в центре группы сердитых мужчин, вздохнула и спросила:

– Опять труп нашли?

Но меня уже втащили в кабинет, усадили на стул и забыли. Сотрудники входили и выходили, пошел третий час бессмысленного сидения, когда наконец на пороге возник Женька.

– На, – весьма нелюбезно сказал дружок, сунув пластиковый стаканчик с холодным растворимым кофе и бутерброд с обсохлым сыром.

– Представляю, как вы относитесь к задержанным, если свидетеля чуть голодом не уморили, – сообщила я, принимая отвратительные дары.

– Сажаем в бетонный мешок и бьем резиновым шлангом по почкам, – не остался в долгу эксперт.

Но тут дверь снова отворилась, и в кабинет ввели Аделаиду. На этот раз на женщине красовалось просторное платье в мелкий коричнево-белый цветочек. Щеки и губы потеряли ужасающую окраску, но все равно я узнала жену Семена с первого взгляда.

– Она? – спросил вошедший Александр Михайлович.

Я кивнула.

– Будем оформлять очную ставку.

– Да что здесь происходит? – закричала Аделаида.

– А то, – пояснил один из мужиков, – что, когда убиваешь супруга, сначала проверь, нет ли в доме посторонних! Дарья Ивановна находилась в туалете и наблюдала момент выстрела.

– Вы с ума здесь посходили вместе с этой идиоткой! Первый раз ее вижу.

– Второй, – поправила я, – первый был вчера, когда с дачи приехали.

– Я не убивала Сеню! – закричала Ада. – Ну к чему мне стрелять в мужа, с которым живу почти двадцать пять лет? Меня в Москве с шести утра нет, первой электричкой в Кратово уехала.

– Ты ее видела? – спросил полковник.

Я кивнула:

– Очень хорошо, только тогда на ней было красное блестящее платье-стрейч. И накрасилась по-идиотски: щеки – малиновые, губы – морковные. А на ногах – босоножки на здоровенном каблуке.

– Нет, только посмотрите! – со слезами в голосе закричала Аделаида. – Надо же так врать. Да у меня нет красного платья, тем более стрейч! Разве можно с такой фигурой носить вещи в обтяжку? Каблуки не надеваю никогда. Поглядите, рост – почти метр восемьдесят. Всю жизнь в тапках хожу.