Бали: шесть соток в раю - Роман Светлов

Я размышлял, стоит ли бороться с внезапно пленившим меня наваждением. В прошлый приезд мне довелось видеть ее мужа — лощеного, уверенного в себе человека, занимавшегося строительством дорог. Позавчера познакомился с ее братом. Деловые отношения на Бали переплетаются с семейными, и из партнера по сделке я стал едва ли не гостеприимцем Марты и ее родственников. Это было непривычно и, похоже, обязывало меня к правильному поведению. Желание закрутить интрижку следовало выбросить из головы.

Надо оно, конечно, надо, только вот от одного вида Марты мое мужское естество приходило в волнение. Накатывало настоящее крестьянское чувство, идущее от земли, от пищи, от воздуха Бали. Моему телу была нужна эта женщина, как моим деньгам — несколько хороших акров на ее острове. Из-за Марты мысли о покупке земли приобрели для меня сексуальный оттенок. Сердце билось, к щекам приливала кровь, словно я думал о соблазнительной женщине.

Чтобы привести мысли и желания в порядок, я изрядно помучил себя в воде — пока не почувствовал, что каждый новый гребок отдается болью в плечах и спине. Разыгрался аппетит, мысль о завтраке по-балийски стала более чем актуальной. Вытершись полотенцем в своем бунгало и переодевшись, я направился в ресторан.

— Yes, sir, balinesian breakfast, — с удовлетворением повторил тот же официант.

Попивая кофе, я еще раз вспомнил события вчерашнего дня. После обеда мы вернулись на поля и бродили по ним, пока от гор не побежали вечерние тени. Самир показывал систему труб, по которым подавалась, а потом сбрасывалась вода. Горные источники вкупе с озером давали ее в избытке. По словам Самира, он каждый месяц контролировал ее химический состав, который, оказывается, менялся в разные времена года.

— Вкус риса — это земля, из которой тот набирает плоть, и вода, которую он пьет. Если вода поменяется резко, урожай может погибнуть или стать безвкусным…

Ближе к вечеру мы с Мартой покинули гостеприимного хозяина. Спартак отвез нас к Братану. Балийка сидела на переднем сиденье, я сзади и наискосок от нее. Мне была видна половина ее лица, небольшое ушко со скромной сережкой, украшенной жемчужиной, лакированная деревянная заколка, державшая собранные в пучок черные волосы. «Как же хорошо», — подумалось мне.

Близ Братана Марта пересела в собственную машину, где ее уже ждал водитель, а мы со Спартаком вернулись в Нуса Дуа, беззаботно болтая о всякой всячине.

Вечером я позволил себе бокал местного пива и несколько кусочков свежей рыбы, приготовленных в духе японского сашими. Затем сел на веранде, зажег свет и перечитал привезенные с собой бумаги, посвященные особенностям индонезийского законодательства. На следующий день была назначена встреча с юристом, который собирался прояснить нюансы договоров и предложить надежного нотариуса.

После завтрака я надел костюм и повязал галстук. Ткань была легкой, подходящей для балийской погоды, так что я мог без всякого ущерба для себя соответствовать стандартам официальных переговоров.

Спартак, как всегда, приехал заранее. На Бали деловые встречи проходят по особому ритуалу. Приглашающая сторона должна появиться на месте встречи раньше приглашенной. Не дай бог явиться в свой офис и увидеть важного для тебя посетителя, томящегося в приемной.

Зато приглашенный — если он равен по положению хозяину — может опоздать на час-полтора или вообще не явиться на встречу. Самое удивительное, что это не означает отказа от переговоров или сделки. Хотя извинения требуются в любом случае.

Особенностями балийского этикета злоупотреблять не хотелось. Мы со Спартаком выехали не мешкая и оказались совершенно правы. Близ аэропорта образовалась пробка, сквозь которую пришлось пробираться не менее получаса.

Юриста звали Гунтур Харимурти. Это был выходец с Явы, уже десять лет работающий на Бали и обслуживающий сделки с иностранцами. Как объяснил Спартак, Гунтур на яванском означает «молот». Юрист вполне соответствовал своему имени, будучи решительным и энергичным человеком.

Миновав Куту, на этот раз мы объехали Денпасар с запада. Офис юриста находился в поселке Сангех, неподалеку от леса обезьян, одного из самых посещаемых туристами объектов на острове. Меня удивило, почему Гунтур не выбрал для своего рабочего места какой-нибудь из городов в центре. Но мне объяснили, что юрист такого масштаба уже может не стремиться к офису на местной Уолл-стрит. Господин Харимурти принимал только тех клиентов, которых ему рекомендовали доверенные люди.

Я попал в их число.

Здание, где нас ждали, было самым большим и современным во всем поселке. На первом этаже располагался магазин с местными сувенирами. Второй занимало ателье Kodak. Офис Гунтура находился на третьем и по размеру не уступал ни магазину, ни ателье.

В приемной меня и Спартака встретила обольстительная секретарша — китаянка с длинными стройными ногами в обтягивающей черной юбке. Она улыбалась нам и совершенно очевидно была довольна жалованьем, работой и хозяином. Спартак остался в приемной, а я прошел в кабинет Гунтура, где меня уже поджидал Молот в компании Марата.

Яванец оказался смуглым, невысокого роста, лет сорока. Его волосы уже тронула седина, черты лица показались мне грубоватыми, взгляд — колючим и жестким. Я боялся, что встречу очередного милого и благодушного островитянина, разговаривать с которым будет приятно, но делать дело — невозможно. К счастью, мои ожидания не оправдались. Гунтур принадлежал к жестким прагматикам, обладающим настоящей бульдожьей хваткой. Рядом с ним Марат даже не пытался изображать из себя опытного бизнесмена.

— Рад знакомству, — произнес юрист, когда мы пожали друг другу руки и уселись в кресла с эргономичными спинками. — Кофе?

— Пожалуй, да, — согласился я.

— Я пью копи лювак, — заявил Гунтур.

Все побывавшие на Бали слышали о зверьках-виверрах, похожих на куниц или небольших лис с укороченной мордочкой. Их кулинарное пристрастие позволило виверрам занять привилегированное положение по сравнению с остальной фауной Индонезии. Ни мясо, ни мех виверр никого не интересуют. Местные жители охотятся за их… дерьмом. Виверры любят лакомиться кофейными ягодами. Зерна желудки зверьков не переваривают, и, очищенные таким специфическим образом, они оказываются извергнуты наружу. Дальше их моют, сушат, жарят — все как положено.

Кишечник зверьков выделяет какой-то фермент, который слегка меняет химический состав кофейных зерен. В итоге, на мой вкус, получается более сухой и строгий напиток, без карамельности и шоколадности, которые свойственны другим сортам индонезийского кофе. Если его приготовить правильно, не пережаривая, то удается ощутить вкус нуги (другие говорят — меда), но аристократическая горчинка доминирует в любом случае.