Фотографическая карточка - Голи Смарт

Утром мистер Фоксборо встал вовремя. Выпив чашку чаю, съев яйцо и расплатившись, он поехал на железнодорожную станцию в омнибусе,[8] который Джо Марлинсон, вопреки своему желанию, вынужден был завести.

Фосдайк, напротив, долго не вставал. Хотя он не отдавал никаких приказаний, горничная взяла на себя смелость постучаться в его комнату в десять часов — время позднее для Бенбери, но ответа не получила. Эта девушка, зная по опыту, что мужчины после вечерних пирушек долго спят, ни о чем не беспокоилась до двенадцати часов. В полдень она вновь постучалась в дверь комнаты городского секретаря. Вот неудобства подобных местечек — в провинциальных гостиницах Англии и Америки вам не дадут выспаться. В Лондоне же и Париже вас не станут беспокоить два или три дня; там понимают космополитов, которые не могут ни вставать, ни ложиться в определенные часы. Горничная не получила ответа и опять ушла с неудовольствием. Она не беспокоилась о здоровье Фосдайка — девушка любила, чтобы ее комнаты были убраны до полудня, а сон мистера Фосдайка нарушал установленный порядок.

Пробило два часа, а мистер Фосдайк все спал. Горничная вновь постучалась, и на этот раз так, как стучится тот, кто имеет на это право, но ответа не последовало, и в комнате не раздалось ни малейшего звука. Тут девушка встревожилась и решилась рассказать обо всем хозяину. Джо Марлинсон, узнав об этом, вытаращил от удивления глаза. Хозяин гостиницы, всегда встававший рано, не мог понять, как можно так долго спать. Старик предположил, что с мистером Фосдайком случился обморок. Горничной было приказано постучаться еще раз, и, если ответа не будет, доложить хозяину.

Девушка, исполнившая приказание, вскоре вернулась, чтобы сообщить о том, что ничего не изменилось. Выражение ее лица ясно говорило о том, что она опасается несчастья. Сам старик Марлинсон, не на шутку разволновавшись, поднялся на лестницу и начал барабанить в дверь так, что от этого стука проснулись бы даже двенадцать спящих дев. Не получив ответа, он дернул за ручку, но горничная заметила ему:

— Напрасно, сэр, дверь заперта, я уже пробовала ее открыть.

Замок был самый обычный, без задвижки, и по приказанию хозяина слуга Уильям Джибонс, ударив пару раз ногой в дверь, выбил ее. Шторы были опущены, и сначала ничего нельзя было разглядеть. Всех охватил невыразимый ужас; мертвая тишина указывала на то, что они лицом к лицу столкнулись с какой-то страшной трагедией. Старик Марлинсон поспешно вошел в комнату и поднял штору у ближайшего окна; крик горничной нарушил тишину.

На полу, у другого окна, с улыбкой на губах лежал полураздетый Джон Фосдайк. Из груди у него торчал старинный кинжал. Стул и письменный стол, стоявшие у окна, были опрокинуты, но других признаков борьбы не было. Оружие, очевидно, причинившее смерть Фосдайку, не вызвало сильного кровотечения; только спереди рубашка была немного запачкана.

Несколько секунд старик Марлинсон стоял в оцепенении. Убийства, к счастью, не часто случаются в гостиницах, и при таком трагическом происшествии старику никогда не приходилось присутствовать. Первым опомнился слуга Уильям Джибонс, чрезвычайно здравомыслящий человек.

— Я полагаю, сэр, — сказал он, осторожно приподняв голову мертвеца и удостоверившись в невозможности сделать для него что-либо, — надо сбегать за полицией и послать за доктором.

— Да, конечно! Полиция, доктор… — повторил Джо Марлинсон. — Пока заприте эту комнату и никого в нее не пускайте. Придвиньте стол или что-нибудь другое к двери, замок ведь сломан.

Отдав эти приказания, старик вернулся к себе и стал думать, что ему делать дальше. Результатом его размышлений стала телеграмма к доктору Ингльби.

«С мистером Фосдайком случилось нечто серьезное. Прошу приехать с первым поездом. Джозеф Марлинсон, гостиница „Веточка хмеля“, Бенбери».

XI. Сайлас Ашер

Инспектор Трешер, начальник бенберийской полиции, был проницательным и деятельным человеком. Как только ему сообщили об убийстве в гостинице «Веточка хмеля», он незамедлительно отправился туда. Когда инспектор прибыл на место преступления, в комнате убитого уже собрались доктор Денкомб — городской врач, Джозеф Марлинсон, Уильям Джибонс и старшая горничная Элиза Сольтер. Доктор Денкомб выразил свое мнение кратко и решительно: мистер Фосдайк был мертв уже несколько часов. Доктор аккуратно извлек кинжал из раны, что привело к небольшому кровотечению, и, торжественно сообщив присутствующим, что это оружие послужило причиной смерти, передал его инспектору. Это был маленький восточный кинжал, какие продают в Каире, Константинополе, Алжире и даже в Лондоне. Их часто покупают туристы, чтобы использовать в гостиных как разрезные ножи для книг.

— Насколько я могу судить до вскрытия, этим оружием убитого поразили в самое сердце, что и привело к немедленной смерти, — объявил доктор, и на этом его участие в деле пока закончилось.

А вот для инспектора, напротив, все только начиналось. Взяв показания у всех постояльцев гостиницы, он узнал о том, что мистер Фоксборо приехал в субботу и что он ездил в понедельник в Бомборо на открытие театра. Ему рассказали, как во вторник к мистеру Фоксборо приехал ужинать мистер Фосдайк, как они беседовали на повышенных тонах, и как рано утром в среду мистер Фоксборо расплатился и уехал. Мистер Марлинсон, слуги, горничная, — все сошлись во мнении, что преступление совершил «номер одиннадцатый», и самому инспектору Трешеру трудно было подозревать кого-то другого. Когда осматривали комнату убитого, то обнаружили, что его часы и кошелек в целости и сохранности, — следовательно, не грабеж являлся причиной преступления. Мистер Фосдайк приехал именно к мистеру Фоксборо; между ними не было согласия — это явствовало из показаний хозяина и слуги Томаса. По их мнению, господа общались очень натянуто, словно по принуждению. Кроме того, до слуги донеслись гневные возгласы и одно выражение мистера Фоксборо, сказанное со значением: «Игра в моих руках, и таковы мои условия». Но все-таки эти слова не давали права прийти к такому заключению, что тот, кто их произнес, встал среди ночи и убил своего гостя; а на убийство указывало то, что ключ от комнаты исчез. Если бы это было самоубийство, то ключ остался бы в замке или нашелся бы где-то в комнате. После первого осмотра доктор заявил, что Фосдайк мог сам убить себя, но это маловероятно. Дальнейшие расспросы слуг показали, что Фоксборо взял билет в Лондон. Слуга Уильям Джибонс ездил с ним на станцию в омнибусе и видел, как Фоксборо садился в вагон. При нем был небольшой дорожный чемодан, который господа обычно берут, когда отправляются в путешествие на несколько дней. На этом раннем поезде обычно ездят люди, занятые в торговле, и он не останавливается нигде, кроме Лондона.

Узнав, что Марлинсон телеграфировал доктору Ингльби в Бомборо, инспектор Трешер после некоторого размышления послал телеграмму в Скотленд-Ярд, так как арестовать Фоксборо должна была лондонская полиция. Известие об убийстве уже, конечно, распространилось по всему Бенбери и произвело на всех тягостное впечатление, ведь бомборский городской секретарь был более или менее известен всем именитым гражданам; а трагическая кончина известного человека всегда приводит нас в трепет. На бульварах собирались горожане и вполголоса обсуждали подробности убийства, хотя о них было известно весьма мало. Тех, кто по воле случая видел таинственного незнакомца из гостиницы, расспрашивали с особым пристрастием. Уильям Джибонс не знал, куда ему деться от неожиданно свалившейся на него популярности и приглашений выпить эля. Бенбери никогда прежде не заботился об утолении жажды Уильяма, но теперь все будто сговорились.

Марлинсон же отказывался отвечать на вопросы и, очевидно, был очень недоволен тем, что это страшное преступление осмелились совершить в такой старинной и известной гостинице, как «Веточка хмеля». Его настолько переполняло негодование, что сожалениям о бедном мистере Фосдайке не было места.

Вечером в Бенбери появились два новых человека: доктор Ингльби, услышавший об убийстве своего старого друга от Филиппа Сомса, когда ждал поезда на бомборской платформе. Тот же, в свою очередь, узнал о случившемся от кондуктора, прибывшего из Бенбери. Кондуктор этот привез Сомсу охотничью собаку, что и объясняло присутствие Филиппа на станции.

— Я должен поехать в Бенбери, но я вернусь со следующим поездом, — сказал доктор Ингльби, — из того, что вы рассказываете мне, я вижу, что мое присутствие там бесполезно, я буду нужнее в Дайке. Но умоляю вас, Филипп, миссис Фосдайк не должна случайно узнать об этом страшном известии, а теперь, когда оно дошло до Бомборо, оно может дойти и до нее. Вам надо отправиться в Дайк и сообщить ей об этом. Я поручаю вам дело не из приятных, но я знаю вас с самого детства — вы золотой человек. Может быть, лучше сначала сообщить обо всем мисс Хайд. Она умная девушка и не растеряется в такой неожиданной ситуации. А теперь прощайте, придумайте сами, как лучше сказать, но сказать непременно надо.