Курица в полете - Екатерина Вильмонт

— Не простила меня?

— Не в этом дело. Просто ты меня бросил в самый трудный момент. Может, если бы ты не спер тогда бумажник…

— Знаешь, Элюня, у меня было время надо всем этим подумать, но судьба есть судьба… Может, если бы я не спер тот бумажник, вся моя жизнь сложилась бы по-другому… Я ведь завязал, Элюня; Совсем!

Я теперь добропорядочный человек, у меня свое дело, семья, дети… А у тебя есть семья?

— У меня нет семьи и не может быть детей после той истории, — довольно жестко проговорила Элла. — А чем ты занимаешься?

— Я ювелир. И притом высококлассный.

— Пустили козла в огород, — усмехнулась Элла.

— Да нет, — улыбнулся он. — Просто я на зоне встретил одного мужика, он тоже был ювелир, но по образованию минералог, он все-все знал о драгоценных камнях и рассказывал о них такие сказки и поэмы, что я заразился… Потом мы вместе были на химии. Его бросила жена, сын не желал иметь с ним дела, и он отнесся ко мне как к сыну.

Потом мы с ним работали в одной кооперативной фирме, он учил меня. У меня оказались способности к этому делу. Потом он уехал к сестре в Израиль — а я женился на его племяннице и тоже уехал за ним. И мы вместе открыли свое маленькое дело, оно стало быстро расти — и вот теперь у него большая фирма, а у меня венский филиал… Я небедный человек, и у меня чистая совесть. Вот так, Элюня! Ну а ты?

— Я юрист, Витя, занимаюсь авторским правом.

— Это не скучно?

— Да нет. Иногда бывает ой как весело! Живу одна…

И вдруг она поняла, что не может и не хочет оставаться в этом городе.

— Витька, ты можешь кое-что для меня сделать?

— Все, что скажешь! — горячо откликнулся он.

— Помоги мне поменять билет, я по-немецки ни в зуб ногой, говорить с матерью на эту тему не могу, а если поставить ее перед свершившимся фактом…

— Ну это как нечего делать! У тебя билет с собой?

— Нет, он дома.

— Значит, завтра?

— Если можно!

— А почему ты вдруг решила? Из-за меня?

— Нет, из-за нее! Но главным образом из-за себя! Мне у нее душно! Я тут всего два дня…

— А приехала на сколько?

— На месяц!

Он расхохотался:

— Ничего себе, это за два дня она так успела тебя достать?

— Я не хочу об этом говорить…

— Хорошо! Но ты можешь на меня рассчитывать. Только имей в виду, что, например, на завтра или послезавтра билетов может просто не быть…

— Я понимаю.

— Замечательно, Элюня, но я хочу Тебя тоже попросить кое о чем.

— Слушаю!

— Давай завтра побудем вместе, а? Я покатаю тебя по окрестностям, мы погуляем, поговорим…

— Хорошо! Но сначала билет.

— Как скажешь. Где мы встретимся? Ты где живешь?

— Ватмангассе.

— Где это?

— Тринадцатый бецирк.

— А! Хочешь, я за тобой заеду? Ну, скажем, в половине десятого? — — Хорошо. Запиши мой телефон.

— И ты мой. С ума сойти, Элюня… Сколько ж мы не виделись?

— Двадцать лет, всего ничего. Знаешь, Витька, я иногда представляла себе нашу встречу…

— И я…

— Но что это будет так… И в Вене… Странно, да?

— Знаешь, я уж давно перестал удивляться.

Жизнь еще и не такие сюрпризы подбрасывает.

Но мне все-таки надо еще это осмыслить. Если бы эта полоумная не испугалась кота, я бы мог тебя просто не заметить. А она завизжала, я оглянулся и… Как в кино…

Он проводил ее до стоянки такси, поцеловал на прощание. В ней ничто не шелохнулось. Она просто была рада, что он жив, что у него все хорошо, что он поможет ей завтра… Но ее больше не трясло от его прикосновений, золотые пчелы не летали перед глазами, а вот она сама вдруг ощутила, что курица, кажется, собралась в полет — для начала в Москву, домой, а там будет видно!

Мать была дома.

— Ну наконец-то! Почему ты не отвечала на звонки?

— Я не слышала, — совершенно искренне ответила Элла. Она вытащила из сумки мобильник и обнаружила, что он полностью разрядился. — Странно, я его, кажется, заряжала вчера.

— Боже, какая ты несобранная. Ну как провела время?

— Отлично, мама! Только устала.

— Эллочка, у нас сегодня визит…

— Какой визит?

— Придет один человек, я хочу тебя с ним познакомить.

— Какой человек?

Мать слегка залилась краской.

— Ну он мой большой друг и давно хотел с тобой познакомиться.

— Мама, это твой любовник, что ли?

Она поморщилась:

— Ну я же сказала, друг…

— Бойфренд?

— Называй как угодно! — поджала губы мать.

— Но я же не говорю по-немецки.

— Он вполне прилично говорит по-русски.

— Это дело другое. А когда он придет? Я успею хоть немножко отдохнуть?

— Да-да, — он придет в девять.

— Может, надо что-то приготовить? — по привычке предложила Элла.

— О нет, мы выпьем вина. Он после шести не ест.

Парочка, баран да ярочка, подумала Элла.

Но после встречи с Витькой она ощущала странную легкость, ей было на все наплевать.

Бойфренд явился ровно в девять. Это был очень высокий, худой и элегантный господин лет за шестьдесят, с близоруким взглядом голубых, слегка навыкате, глаз и приятными старомодными манерами. Мать, причесанная, подтянутая, подкрашенная, выглядела потрясающе. Даже не скажешь, что я ее дочь, скорее младшая сестра, удивленно подумала Элла. Но какова, не успела одного похоронить, как уже новый претендент. Только я-то ей зачем?

Они чинно сидели в гостиной за столом красного дерева.

— У вас очень красивая дочь, моя дорогая Мика. В ней столько жизни, приятно, весьма приятно познакомиться с вами, душа моя! — на очень приличном русском заявил господин Вебер. — Вы похожи на вашу замечательную матушку!

Элла понятия не имела, что надо отвечать на такие речи, и потому помалкивала.

— Элла, душа моя, какая сейчас жизнь в России?

— Трудно сказать, — промямлила Элла.

Господин Вебер подлил ей вина. Вино было превосходное.

— Скажите, душа моя, в каком сейчас состоянии балет в Большом театре? Я, видите ли, старый балетоман, знал раньше всех ваших звезд, и прежде всего несравненную госпожу Плисецкую.

Но кроме нее там были и другие изумительные балерины — Рябинкина… Елена Рябинкина, мне она безумно нравилась, но как-то рано сошла… Максимова, Кондратьева, Бессмертнова, Тимофеева — целое удивительное созвездие, это не говоря о мужчинах… Васильев, Лиепа, Фадеечев, Годунов…

Ах, какая грустная судьба у Годунова… А кто сейчас блистает в Большом?

— Я не знаю, — честно призналась Элла, весьма далекая от балета. — Говорят, замечательно танцует Николай Цискаридзе… Но я не видела, только по телевизору…

— О, мне жаль вас. Это такое удовольствие! Помню, я всегда был приверженцем московской школы танца, а покойный Лео — петербургской, тогда ленинградской… Советую, идите в балет — и вам гарантированы часы настоящего счастья!

— Да, наверное, вы правы, — промямлила Элла.

— Она загубила свой талант, что называется, зарыла в землю, — сказала вдруг мать. — Училась играть на скрипке, и не где-нибудь, а в одесской школе имени Столярского, откуда вышли лучшие музыканты. Я видела ее звездой, а она выбрала такую скучную, такую приземленную профессию…

— Ну не всем же быть звездами, — пожала плечами Элла и порадовалась в душе, что скоро уедет отсюда. Слишком уж явно мать демонстрирует свое разочарование в дочери. Слишком явно!

— О, совершенно согласен с Эллой! — постарался замять неловкость господин Вебер. — Не обязательно быть звездой, главное — быть счастливой, не правда ли? Мне очень нравится ваша дочь, Мики! Она такая красивая и непосредственная… Мы с вами, Элла, непременно пойдем в балет, когда приедем в Москву с вашей мамой. У нас есть такие планы. Я заранее закажу по три билета на все интересные спектакли!

— Это будет свадебное путешествие? — спросила Элла, благо мать в этот момент вышла из комнаты.

Он мило рассмеялся:

— О женщины, от них ничего не скроешь!

Я давно люблю вашу маму, она удивительная женщина!

— Скажите мне честно, это из-за вас она стала меня искать?

Он слегка покраснел:

— Нет-нет, что вы… Я тут совершенно ни при чем… Но я, разумеется, хотел с вами познакомиться, ведь у меня нет своих детей, мы немолоды оба, и кто знает, как обернется жизнь. Надо же кому-то все оставить… Но Мики давно хотела вас искать…

— Спасибо за откровенность, — шепнула Элла.

Наверное, меня как наследницу забракуют, со смехом подумала она. Если меня забраковали как дочь…

Впрочем, и я ее как мать тоже забраковала. Значит, мы квиты! А этот Вебер симпатяга. Он, похоже, дружил с ее покойным мужем, любил ее — и вот дождался своего часа… Что ж, у каждого свои радости!

Когда господин Вебер ушел, Элла сказала:

— Поздравляю, мама, он очень милый.

— Ты ему тоже понравилась. Он сказал, что ты на редкость привлекательная женщина. — В голосе матери слышалось нескрываемое удивление.

— Знаешь, мама, у нас говорят — часть мужчин любит полных женщин, а другая — очень полных!