Лебединая охота - Алексей Николаевич Котов

как огромная гора и если бы рядом с ней не торчали колеса огромных арб, на которых она покоилась, и не мелькали огоньки внизу под ней, в наступающей темноте гора казалась бы настоящей.

Перед тем, как подняться в юрту отца, Сартак передал девочке котенка.

– Тут жди, – строго сказал он.

У входа в юрту, Сартак вдруг заметил Хо-Чана. Китаец лежал на циновке, укрывшись шерстяным одеялом и положив под щеку кулак. Он спал или притворялся спящим, но как только Сартак подошел ближе, китаец открыл глаза, привстал на локте и тревожно посмотрел на лицо мальчика.

Сартак остановился. Какое-то время мальчик и Хо-Чан рассматривали друг друга.

«Перешагнуть через него?» – подумал мальчик.

Для монгола такой поступок считался крайне унизительным, но Хо-Чан был китайцем и, наверняка не обиделся бы на Сартака.

– Твой отец не один, Сартак, – сказал Хо-Чан и виновато улыбнулся.

Начальник охраны кэбтэулов подошел к Сартаку, нагнулся и что-то сказал ему на ухо. Мальчик поморщился. Хо-Чан понимая, что глупо лежать, когда все стоят, и тоже встал. На измятом лице китайца светилась вымученная улыбка. Заметив котенка на руках стоящей внизу девочки, он все понял и даже вспомнил имя котенка.

– Бедный Ганжуур, – сказал он и покачал головой.

Начальник охраны отошел в сторону и сделал вид, что ему нет никакого дела ни до детей, ни до китайца, которого Бату оставил ночевать на пороге юрты.

Хо-Чан порылся в карманах и достал оттуда кусок раскрошившегося пирога. Он подозвал девочку, положил лакомство на доски, и показал жестом, чтобы она отпустила Ганжуура. Пока котенок жадно ел, Хо-Чан вытащил из кармана что-то небольшое и желтое, похожее на круглое колесико.

– Вот, смотрите, – сказал он детям.

В умелых руках китайца желтый круг вдруг вытянулся и превратился в шар, в котором тотчас вспыхнул огонек. Сартак едва справился с удивлением, а девочка улыбнулась не в силах оторвать взгляда от волшебного огонька. Страх в ее огромных глазах исчез и в них появилось любопытство.

– Я знаю, это китайский фонарик, – заявил Сартак. Он постарался сказать фразу пренебрежительно, как взрослый, но, как и девочка, по-детски не мог оторвать глаз от огонька.

Хо-Чан поставил фонарик рядом с Ганжууром. Девочка присела на корточки, а Сартак сел поджав под себя ноги. Желтый свет фонарика освещал крохотное пространство вокруг и затенял все другие огни огромного монгольского лагеря.

«Как в шатре сидим…», – мелькнуло в голове Сартака.

Он смотрел то на котенка, то на китайца, то на девочку. Маленький мир, освещаемый желтым светом фонарика, вдруг показался ему забавным и даже интересным. Хо-Чан успокоился, и его лицо стало умным и добрым. И даже грязная мордашка девочки с нелепым, коротким и вздернутым носом вдруг стала безмятежной и даже красивой. Ее светлые, спутанные волосы, падавшие на лоб и плечи, словно светились своим особенным светом.

Откуда-то издалека вдруг донесся раздраженный голос тетки Навчин. Она ругалась и называла Сартака злым бесенком. Тетка обещала крепко держать его, когда найдет, и когда мать Боракчин-хатун будет колотить его палкой.

Сартак поморщился и подумал о том, что ему очень не хочется идти домой. Когда Ганжуур наелся, мальчик взял его на руки и стал гладить по мягкой шерстке. Котенок благодарно замурчал, но стоило Сартаку ослабить чуть ослабить руки, котенок тут же прыгнул к девочке.

– Все равно мой будет! – сказал девочке Сартак.

Та послушно протянула котенка сыну Великого Хана.

– Ладно, держи его пока сама, – великодушно отказался мальчик.

Теплый мир вокруг желтого фонарика был уютным и мягким, и даже слова, которые произносил Сартак или Хо-Чан, звучали как-то особенно и были лишены привычной для Сартака резкой и грубой силы. Они звучали как журчание воды или шелест травы и как сладкая лепешка имели свой особенный, неповторимый вкус. Огромный монгольский лагерь полностью погрузился в тень, созданную светом крошечного фонарика.

Мимо фонарика порхнула неизвестно как пережившая выпавший снег ночная бабочка. Она исчезла, потом появилась снова, неуклюже ударилась о грудь Хо-Чана, и упала на доски настила. Все трое – Сартак, Хо-Чан и девочка чуть наклонились, стараясь рассмотреть неожиданную гостью. Бабочка лежала на спине и всеми силами старалась встать на лапки. В желтом свете фонарика она казалась желтой, черными были только ее тонкие лапки, которыми она шевелила в воздухе.

Сартак протянул к бабочке руку.

– Лучше это сделать вот так, – остановил мальчика Хо-Чан.

Он взял с настила соломинку и осторожно подсунул ее под спину бабочки. Бабочка, трепеща крыльями, тут же сползла с нее, и Хо-Чан не успел перевернуть ее. Вторая попытка мастера-китайца так же кончилась неудачей.

Глядя на руки Хо-Чана, Сартак забыл о том, что он и не думал переворачивать бабочку, а просто хотел взять ее в руки и рассмотреть поближе.

– Дай я попробую, ты не умеешь, – сказал Сартак китайцу, когда бабочка третий раз сползла с соломинки.

Мальчик переломил соломинку и осторожно, прикусив нижнюю губу, подсунул под крылья бабочки не одну, а две тоненькие опоры. Бабочка дернулась в сторону, но Сартак оказался быстрее, а его инструмент – более надежным.

– Есть! – засмеялся Сартак, когда бабочка вспорхнула вверх и едва не задела его крыльями по лицу.

Хо-Чан улыбнулся мальчику. Коротко, едва заметно улыбнулась и девочка.

Справившись с нелегкой задачей, Сартак вдруг почувствовал себя взрослым, и ему захотелось поговорить о чем-нибудь серьезным с мастером Хо-Чаном.

– Завтра будет большой бой? – спросил он.

Тот кивнул:

– Да, господин.

– Мы победим?

– Конечно, господин. Армия вашего отца никогда не знала поражений.

Сартак хотел сказать что-то еще, но его взгляд снова уперся в Ганжуура. Котенок ласкался к девочке, высоко поднимая голову под гладящей его рукой, и громко мурчал.

«И ко мне привыкнет», – решил Сартак.

Злой голос тетки Навчин стал ближе. Она называла племянника хитрой змеей и бестолковым ослом.

«Найдет – драться будет», – подумал Сартак.

Он еще раз осмотрел лица напротив себя: Хо-Чан, неплохо знавший сварливую тетку Сартака, стал проявлять признаки беспокойства, а в глазах девочки снова появился страх.

Сартак вздохнул. Ему не хотелось покидать желтый круг уютного света, ласкового котенка Ганжуура, волшебный фонарик и даже Хо-Чана, с которым можно было бы еще поговорить о взрослых делах.

– Ладно, я пойду… – нехотя сказал мальчик и встал.

Голос Навчин звучал уже совсем далеко, наверное, она уже заметила людей у входа в юрту Великого Хана, но, приближаясь к ней, стала кричать немного тише.

Сартак спустился вниз и зло крикнул в темноту:

– Иди, иди сюда, дура! Сейчас я сам поколочу тебя палкой, а еще скажу маме, что ты