Принцессы оазиса (ЛП) - Бекитт Лора

От нечего делать женщина разглядывала улицу, по которой сновали арабы и где иногда появлялись белые. Здесь стояло несколько красивых домов в истинно мавританском стиле, где теперь жили французы. Растущие вокруг домов деревья бросали на землю густую тень, а в их ветвях щебетали птицы.

Внезапно бедуинка увидела европейку, которая шла по улице, ведя за руку девочку. Сперва Халима обратила внимание на женщину, чьи черные волосы были уложены в замысловатую прическу, а лицо покрыто золотистым загаром. Халима перевела взгляд на девочку. Хотя на той был сложный и странный наряд, в какие облачаются белые люди, а лицо окружала топорщившаяся ткань, напоминавшая пену (это был кружевной капор), можно было усомниться в том, что она принадлежит к европейской расе.

Бедуинка медленно, словно во сне, поднялась с земли и пошла навстречу. В ее теле застыло напряжение, а в глазах затаился страх. В какой-то миг взгляды женщин встретились, после чего француженка, мнгновенно почувствовавшая, кто перед ней, кинулась в сторону, не выпуская руки ребенка. Она не видела, что навстречу катится повозка, обычная для этой местности двуколка без рессор. Обычно эти коляски неслись с большой скоростью — так было и сейчас.

К счастью, девочку не задело, а вот женщина была сбита с ног и осталась лежать на мостовой. С повозки в ужасе соскочил молодой араб и принялся суетиться вокруг, повторяя «мадам, мадам». Девочка в растерянности стояла рядом.

В какой-то миг она натолкнулась на горящий взор Халимы, и та увидела в больших темных глазах девочки что-то чужое, как если бы в знакомое тело кто-то вселил другую душу.

Тем временем вокруг повозки, сбитой женщины и ребенка собрались люди; они скрыли их от взора бедуинки. Француженку подняли: она была жива и даже почти не пострадала.

Халима бросилась бежать. Она не смогла до конца осознать то, что ей довелось увидеть, и вместе с тем поняла самое главное, ибо хотя простые бедуины немногое способны облечь в слова, им дарована редкая интуиция, некое магическое чутье.

Ей было известно: Аллах всегда дает то, что ты просишь, но чаще всего — не так, как ты хочешь.

Женщина долго сидела на земле, то раскачиваясь из стороны в сторону, то замирая. Отныне Халима знала: не стоит пытаться ничего вернуть. Иначе будет хуже — для нее, Гамаля и Анджум. Она вспомнила бегство из оазиса, когда на них напали белые. Все это не являлось случайностью. Аллах позволил им уцелеть, им одним, и они не должны просить о большем. Им ни за что не одолеть эту женщину, чье лицо было таким властным, а взгляд слишком мрачным и глубоким! Надо внушить себе, что ничего не произошло, закрыть глаза и представить, что это был сон.

Бедуинки нашли Халиму на том месте, где и оставили. С ними была Анджум. Халима выглядела подавленной, безучастной. Она не обрадовалась даже сочным фруктам, которыми ее угощали женщины.

Девочка показала матери купленное на рынке и подаренное ей Идрисом ожерелье из стеклянных бусин, перемежавшихся с кусочками неотшлифованной ляпис-лазури. Халима ничего не сказала, но осуждающе покачала головой.

Когда они тронулись в обратный путь, Анджум очень хотелось оглянуться на море, к этому часу начавшее громко шуметь и переливаться волнами, но она знала, что оглядываться — плохая примета, а она желала еще хотя бы однажды вернуться сюда.

Вскоре город остался позади. Солнце спускалось все ниже и ниже; на землю ложились длинные, казавшиеся холодными тени. Когда наступили сумерки, Анджум почудилось, будто пустыня сомкнулась с небом.

Немного пришедшая в себя Халима заговорила с дочерью:

— Было бы неплохо, если б ты попросила Идриса об одолжении. Раз уж он так привязан к тебе, пусть похлопочет, чтобы найти для тебя работу в гареме своего отца.

Анджум вскинула испуганный взор.

— Зачем?

— Ради твоего будущего. Едва ли мы с твоим отцом сможем обеспечить тебя достойным приданым. Ты уже большая и способна трудиться. А еще ты сумеешь попасть в нужное окружение. И неважно, если придется начать с самой грязной и тяжелой работы.

Анджум знала, что через несколько лет сделается невестой. Жительница пустыни быстро расцветает, хотя столь же скоро блекнет. В тринадцать девочка уже может стать женой, а к шестнадцати сделаться матерью двоих детей.

— Почему у вас родились только мы с Байсан? — спросила она у матери.

При упоминании имени второй дочери Халима содрогнулась.

— До вашего появления на свет у нас умерло несколько детей, а больше Аллах не давал, — взяв себя в руки, просто сказала она.

И тут же подумала о том, что это к лучшему: едва ли они с Гамалем сумели бы прокормить столько ртов!

Больше мать и дочь не разговаривали. К утру вдали показались раскачивающиеся на ветру зеленые султаны пальм, чьи вершины отягощались большими желтыми гроздьями созревших фиников, и рассыпанные там и сям лачуги и шатры. Бедуины радостно зашумели, забили копьями о щиты, славя Аллаха, чья милость сопровождала их в пути.

Спешившись возле своего шатра, женщина и девочка думали о разном. Анджум была очень довольна поездкой и мечтала когда-нибудь ее повторить, а Халима, для которой это путешествие, вопреки молитвам Аллаху, обернулось странным, на грани кошмара видением, желала обо всем позабыть. Наверное, это было неправильно и дурно, но ей просто не оставалось ничего другого.

Глава шестая

Поездка в город несказанно укрепила дружбу Анджум и Идриса, хотя воспоминания о толпах народа и уличной круговерти очень скоро стали казаться девочке сном.

Сыну шейха нравилось рассказывать своей названной сестре о том, что знал он сам и чего не знала она. Он видел, что ей всегда интересно услышать что-то новое. Анджум буквально впитывала в себя все, что он говорил, и не стеснялась задавать вопросы.

Обычно они уходили на край оазиса, где впервые встретились и где беспрестанно дул ветер, приносящий великое множество колющих лицо песчинок, а кругом простиралась желтая равнина, на которой росли лишь пожираемые солнцем сухие, белые, словно покрытые рыбьей чешуей, кусты саксаула.

Однажды, когда Анджум, вновь охваченная приступом горечи, рисовала на песке какие-то бессмысленные знаки, Идрис взял у нее веточку и вывел что-то причудливой вязью.

— Что это?

— Изречение из Корана: «Достояние ближней жизни по сравнению с будущей — ничтожно» 5 .

— Что это означает? — полюбопытствовала Анджум.

— Истинная жизнь начинается в ином мире. Если твоя сестра сейчас там, то ей хорошо.

— Ты умеешь писать?

— Да.

Мальчик рассказал, как отец с раннего детства заставлял его выводить буквы острой палочкой на покрытой глиной дощечке.

Простые бедуины не знали грамоты, но Идрис был сыном шейха, о чем Анджум иногда забывала.

— Хочешь, я покажу тебе буквы?

Девочка вздохнула.

— Не надо. Я должна думать о другом.

— О чем?

Анджум было стыдно заговаривать с Идрисом о просьбе матери, но она была вынуждена себя заставить, потому что после того, как ее семья поселилась в Айн ал-Фрас, Халима забеременела. Девочка была и рада, и не рада этому. С одной стороны, у нее появится брат или сестра, но с другой — вскоре ее матери будет не до нее.

— Ты бы не мог найти для меня работу в гареме?

— Зачем тебе? — удивился мальчик.

Она не поднимала глаз.

— Потому что мы бедны, а это как-то помогло бы нам…

— Я не подумал об этом, — извиняющим тоном произнес Идрис и заметил: — Ведь я мог бы приносить тебе еду! Ты наверняка питаешься лепешками да молоком, а у нас бывает вдоволь мяса.

Анджум смутилась.

— Не надо.

Потом спросила:

— Когда ты отправляешься в школу?

Идрис нахмурился.