Хирургическое вмешательство - Олег Серегин

Арья вздохнул.

— Ты при живом отце сколько времени бы взрослел?

— Да сколько угодно, — голос Женя тоскливо дрогнул. — Хоть сто лет, хоть двести. Я что, папку бы спихивать стал? Он… такой. Суперский. Папка. Был.

— А теперь?

— Не знаю.

— Сколько времени прошло с его… — и Дед, минуту назад игравший в жестокосердие, замялся, — с тех пор как ты…

— Месяц, — хрипло сказал Жень.

— И с тех пор ты бродяжничаешь?

— Ну… почти. Они же не могут, если в кумирне вообще пусто, — божонок поднял голову. — Они сразу… приперлись. Ну я и смылся.

— А сестра как же?

Жень сморгнул.

— У тебя должна быть сестра-близнец, — сказал Арья. — Мать Отваги.

Жень открыл рот и закрыл. Губы у него снова дрожали; участилось дыхание, вздулись неюношеские мускулы, как будто маленький бог отчаянно сражался с чем-то внутри себя.

— Где твоя сестра? — медленно спросил Арья, и Ксе увидел, что учитель бледнеет.

— Нету, — через силу ответил Жень и добавил сквозь сжатые зубы, — больше.

В окно светила луна. Только что хлестал дождь, но кончился, с ним стих и ветер, трепавший ветки; теперь было спокойно. Деревья оледенели в неподвижности, тучи разошлись, между ними проглянула синяя тьма Неботца, закутанная в призрачный лунный свет. Серые капли сгинувшего дождя едва поблескивали на оконном стекле, и в самом низу, на раме, дрожал и все не мог сорваться прилипший, иззелена-желтый березовый лист.

Голос Деда звучал простуженно и сипло, но, против обыкновения, Арья почти не заикался. Он припивал из блюдца чай, жевал бутерброд и говорил. История была длинная, говорить ему предстояло долго.

— Я человек старый, — предупредил он в самом начале, — бессонливый. Пару часиков завтра в самолете п-покемарю, мне и хватит. Ты сам скажи, когда соображать перестанешь, я тебя спать пошлю…

Дед оставался до утра; утром его на машине забирал Лья, а вещи его, оставшиеся дома, в Чертанове, — Юр.

Жень спал на диване в гостиной.

В окно светила луна, как светила и лет шестьдесят назад, когда кухня была коммунальной, и за окном тоже качались деревья, хоть и не те, что сейчас. Сандов евроремонт казался чужим и ненужным: изо всех щелей ползла булгаковская нечисть, и она внушала Ксе больше симпатии, чем хорошо одетые люди, которые далеко отсюда в большом светлом здании занимались составлением бизнес-планов, почему-то называя себя при этом жрецами.

— Все российское жречество, — говорил Арья, — впрочем, это не только к России относится… все жречество — это одна контора. П-подчиненная, заметим, официальным властям страны. Ч-чиновники, одним словом. А что такое чиновники, объяснять не надо. Мы тоже контора, не надо благих иллюзий, Ксе. Мы п-подчинены Минтэнерго, МВД, ФСБ… но есть разница.

Дед прихлебывал чаю, глядел, сощурившись, на Луну и продолжал:

— Разница в том, что стихийному богу нельзя приказывать. А значит, нельзя приказывать и нам. Мы как синоптики: можем совершенствовать методы, повышать точность, но только законченный идиот потребует с нас выполнения плана. Это даже в советские времена понимали, когда всюду только и речи было, что про план и пятилетку.

С возрастом он полюбил растекаться мыслию по древу. Ксе ждал информации и думал о девочке Жене, богине пятнадцати лет отроду: она, наверно, была очень красивой, как и ее брат. С голубыми глазами и длинными русыми косами.

…«Нету», — выдавил Жень. «Как нету? — ляпнул Ксе. — По всей Европе кумиры стоят», — и покрылся ледяным потом, поняв, насколько чудовищную сказал бестактность. «Кто к ним ходит-то, к тем кумирам…» — пробурчал Жень, пока Арья взглядом высказывал ученику, что он о нем, Лёше ушибленном, думает.

Шаман вспоминал, и душа у него была не на месте.

— …так вот, — продолжал Дед. — Парень физически не сможет избавиться от контроля. Но если его жрецы д-дошли уже до того… до чего дошли, то его станут выжимать хуже лимона. А он сопляк еще. Не выдержит. И если п-пантеон над Россией останется без их семьи… Мать, Мать, Мать! — лицо Арьи собралось в сплошные морщины, и послышался тихий и страшный смех, — ох, Ксе, был бы я дурак, решил бы, что это заговор. Уж очень гадостно все выходит. Но п-под самими собой сук пилить — это так по-нашему…

Дед был в курсе происходящего, но, как понял Ксе, лишь частично. Женю все-таки пришлось вытерпеть допрос, хотя говорил по большей части Арья: от божонка требовались только односложные ответы. Ксе мало что разбирал в их беседе и изумлялся тому, как Дед преспокойно сыплет научными терминами, а мальчишка не только понимает его, но даже не переспрашивает. Было немного обидно. Дед, сам мастодонт научной теологии, ученикам-шаманам ее давал скупо, а зубрить заставлял только то, что было необходимо для профессиональной деятельности. Об антропогенном секторе пантеона Ксе знал не больше, чем какой-нибудь бухгалтер с жертвенной гвоздикой.

«Спрашивать надо было, — грыз себя Ксе. — Интересоваться. Читать…»

Тем временем Арья задал очередной вопрос.

Жень ответил.

…В первый миг это даже показалось забавным — как вылезли на лоб дедовы глаза, а пальцы заскребли по груди почти театральным жестом. Секундой позже, когда вдох старика превратился в хрип, Ксе обалдел от страха.

У Деда сдало сердце.

Десятью минутами позже Арья уже просил прощения у насмерть перепуганного Женя — виновато и горько, все еще трудно дыша и мимо рук суя Ксе пустой стакан. Ученик переводил дух и искренне, горячо благодарил Матьземлю — за то, что извечная, за то, что дура, за то, что неподвластна людям. Он чуть было не метнулся вызванивать скорую, Дед казался совсем плох, но старый шаман вместо мольб о таблетке просто нырнул в стихию, впустив в себя ее безмысленное равнодушие. Земля успокоила; она успокаивала всех и вся, то была часть ее сути.

Жень косился на Ксе с кривой улыбкой: в голубых глазах стояла зыбкая муть.

«Мы этого не оставим», — сказал, наконец, учитель, и Ксе кивнул. Он чувствовал себя орудием справедливости: было страшно, но хорошо. Хорошо не в последнюю очередь потому, что за плечом точно во плоти стояли Неботец и Матьземля, а с ними все казалось далеко не таким страшным, как могло бы. «Мы этого так не оставим, — повторил Арья сипло. — Не потому, что просьба богини. Хотя главным образом п-поэтому… Но еще, — старик закрыл глаза, откинул голову на спинку кресла, — еще… потому что… П-потому что так просто нельзя».

Кусая губы, с истовой детской верой на него смотрел бог войны.

— Значит, так, — резюмировал Дед, доев бутерброды. — Насколько я знаю, шансов уйти на в-волю с концами у Женьки д-действительно нет. Хотя… чем шут не чертит, я никогда с антропогенным сектором т-тонкого мира не работал, не мое это к-как-то было всегда. Может, жрецы знают. Но надеяться, что объяснят и научат… — Арья махнул рукой.