Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов

В стане ополченцев вовсю стучали в било, из шалашей и палаток выскакивали радостные парни, приветливо размахивая руками:

— Ура, князь вернулся!

И ярость Дарника стремительно пошла на убыль. Рука сама засунула клевец обратно за пояс. Ополченцы плотным кольцом охватили князя с его оптиматами. Никто из них в эту минуту даже не сознавал, что у них в заложниках княжеская жена и что они угроза для всего Липова. Тем не менее улыбки при виде мрачного лица Дарника быстро сбегали с их лиц.

Рыбья Кровь не спешил со словами, просто потому, что у него их не было. Наконец спрыгнул на землю и подошел к коновязи, возле которой стояли тонкие шесты, заменяющие в поединках лепестковые копья и короткие палки, обозначающие парные мечи.

— Ну, многому без меня научились? — Князь жестом указал ополченцам на короткие палки.

Те с готовностью разобрали их. Дарник забрал у ближайшего малого его палки и знаком вызвал в круг против себя первую пару бойцов. Следующие полчаса были мощным выплеском всей нереализованной княжеской злости. Молниеносных три-четыре удара, и парни отлетают, держась за ушибленные бока. Кивок головы, выходит следующая пара и получает такую же короткую взбучку. На шестой паре палки Дарника пришли в негодность, и он взялся за шест. Теперь пары лесовиков выходили с тем же оружием и снова не могли нанести князю ни одного телесного удара, а сами их получади предостаточно. Скоро Рыбья Кровь просто гонялся по центру стана за своими противниками, а те под общий хохот пытались хоть чуть-чуть от него увернуться. Смеялись все: дружинники и воеводы, ополченцы и подошедшая княжна со своими служанками. Уж слишком это напоминало не состязание, а простое наказание нашкодившей ребятни.

— Ничему-то вы не научились, — проговорил Дарник, останавливаясь. — Потом приду смотреть, как стреляете. Коня княгине!

Приказ был отдан ополченцам, и тут же откуда-то вывели оседланных княжеских лошадей и даже помогли служанкам забраться на них.

По дороге в город Корней попытался пошутить над незадачливыми вояками, но Дарник так глянул на него, что шут сразу отстал на десяток шагов. Всеслава, едучи рядом, пытливо косилась на мужа, не зная, чего от него ждать.

На срочной княжеской думе воеводы и тиуны отчитывались о своей работе, но всех больше всего интересовало: как наказывать ополченцев?

— Это решать Всеславе, — определил князь.

— Для них лучшее наказание будет на ратном поле, — рассудила княжна. — Ни мне, ни моим девушкам на них жаловаться не за что.

— Значит, так тому и быть, — приговорил Дарник.

— Но среди них есть один главный зачинщик, без которого они бы так дружно не действовали, — заметил злопамятный Меченый.

— Хорошо, я разберусь с ним, — пообещал князь.

Зачинщика звали Карась, это был малорослый узкоплечий паренек, не умеющий ни читать, ни считать. Дарник сначала даже не поверил, что именно он сперва задержал ополченцев в липовском посаде, потом не велел им обижать горожан и, наконец, призвал пламенно служить княжне. Но короткая беседа с глазу на глаз, и все стало на свое место — невзрачный паренек оказался прирожденным хитрованом, способным угадывать любые события на два-три хода вперед и чье находчивое слово почти всегда перевешивало выкрики задиристых здоровяков. Особенно поразило князя, что Карась распорядился седлать коней княжны еще до полученного княжеского приказа, да и сам бесстрашный приход в одиночку на закрытый суд чего-то да стоил. И от князя главный зачинщик беспорядков вышел полноправным сотским ополченцев с приставленным учителем, который спешно должен был научить его читать, писать и считать.

Затем настал черед разбираться с дядей Всеславы.

— Похоже, этот дядя намерен стать твоим наместником вместе с Всеславой, пока ты будешь в походе, — предположил в личном разговоре Фемел.

Шелест являлся старшим братом князя Рогана, и именно он должен был княжить в Корояке. Однако сильное заикание сделало это невозможным, отведя Шелесту роль главного советника младшего брата, там, где можно было обсуждать все дела с глазу на глаз. И теперь его советы, очевидно, предназначались племяннице. Рыбья Кровь несколько раз видел Шелеста в Корояке, но тогда заикающийся князь произвел на него жалкое впечатление, подобно всему нездоровому и ущербному.

Тем же вечером у Дарника состоялся торжественный прием высокого родича. Шелест и не скрывал своего намерения:

— Т-твой Быст-трян, сло-ов не-ет, вое-е-евода хор-ро-оший. Но го-ород-дище уже превра-ати-илось в го-ород, и ему ну-ужно со-овсем дру-угое упра-авл-ление.

Дарник собирался дать самоуверенному гостю резкий отпор, но в ходе разговора передумал. Всеслава много раз просила отправиться в поход вместе с мужем, а присутствие дяди заставит ее остаться в Липове. Чтобы не слушать дальнейшее неприятное заикание, Рыбья Кровь сам поспешил все уладить:

— Я очень рад, что ты приехал из Корояка помочь своей племяннице управлять городом. Быстрян останется управлять дальними городищами и вежами, а вы вдвоем будете в Липове. Завтра я напишу список того, что надо сделать.

Быстрян таким поворотом в своем наместничестве был не очень доволен:

— А что, если они тут вдвоем дров наломают?

— Очень надеюсь, что наломают. Но ты не вмешивайся, что бы ни случилось! — распорядился князь. — Переедешь с гридями в Воеводину и будешь как раньше рассылать разъезды и дозоры во все концы.

Воеводина находилась в двух с половиной верстах от Липова, и с ее сторожевой вышки хорошо принимались и отправлялись все сигналы из города и обратно. Вместе с Быстряном захотел переехать в Воеводину и Фемел.

— А кто лучше тебя сможет все подметить и мне отписать? — возразил Дарник. — Кто будет напоминать княжне, что правит она, а не дядя?

В списке заданий для наместника значилось строительство селища-лечебницы на пятьдесят домов в пяти верстах от города для воинов-калек, второй каменной башни, перепись городского населения, добыча торфа в пойме Липы. Всеслава ворвалась в приемную палату к мужу, возмущенно потрясая этим списком:

— Ты хочешь выставить моего дядю никуда не годным наместником?

— Наоборот, Липов сильно устал от меня, нужна свежая кровь в управлении. У твоего дяди большой опыт, а ты нравишься всем липовчанам. Нападать на город никто не собирается. Справитесь без труда.

— Как справитесь? Ты оставляешь казну с тремя тысячами дирхемов. Хочешь, чтобы мы без тебя увеличили все поборы, а ты придешь с богатой добычей, все отменишь и будешь для всех хорошим.

Это уже походило на свару жены смерда со своим размазней-мужем.

— Если все так трудно, то почему тебе с твоим дядей до осени не отправиться в Корояк?

— Я могу туда отправиться и до следующей весны! — потеряв привычное самообладание, бросила княжна.

— Мне горько-горько заплакать? — ледяным тоном спросил муж.

Надувши губки, Всеслава молчала. Их бурная любовная ночь после освобождения княжны из «ополченского плена» так и осталась бурной любовной ночью, ничего не изменив в дневных отношениях. Как ни странно, обоих это прекрасно устраивало, потому что соответствовало их представлению об отчужденности княжеской жизни, когда надо себя затрачивать на чужие дела больше, чем на свои личные. Вот и сейчас, вместо того чтобы бурно, по-женски реагировать, Всеслава выдержанно перевела разговор на другое:

— Неужели ты думаешь, что хазары просто так нанимают тебя? Поднесут после победы кубок отравленного вина, и ничего потом не сделаешь.

— Это их законное право — избавиться от меня.

— У Нежаны вышло, что в это лето тебе грозит отрава.

— Да, отрава мне действительно давно не грозила, — сокрушенно покачал он головой. — Надо побыстрей найти место для погребального костра, а то поздно будет.

Княжна возмущенно смотрела на мужа, все еще не в силах привыкнуть к его похоронным шуткам.

За всеми этими разговорами Рыбья Кровь не упускал главного: сборов в поход. И хотя все продолжали ссылаться на неполную готовность, уже через три дня после его возвращения из Туруса полуторатысячное войско выступило из города по восточной дороге. Пройдя до первой развилки, оно разделилось надвое: оптиматы и хоругвь ополченцев с князем свернули налево на Малые Глины, а две четырехсотенных хоругви Меченого и Лисича двинулись по Толочской дороге на Остер.

Для себя Дарник поставил цель прийти в Черный Яр не позже полка Меченого, поэтому поспешал как мог. Непривычных к сорокаверстным переходам ополченцев сажали на повозки, колесницы и за спины легких конников, на стоянках боевыми занятиями не перегружали, кормили до отвала и заставляли следить за собственными ногами.

— За два месяца воинами не становятся, — глядя на все это, ворчал Буртым. — Зря ты их по другим сотням не распределил. Как только на них помчится лава конников, они все побросают щиты и пики и бросятся наутек.