Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства - Леонид Влодавец

— Стало быть, все из-за этого письма? Так надо думать?

— Именно.

— Ну хорошо, Галина Юрьевна, — осторожно сказал Леха, — вот сейчас покатили мы туда, допустим даже, что найдем там что-нибудь эдакое, интересное. А дальше что? Не думали?

— Не думала, я вообще теперь редко наперед думаю. Чему быть, тому не миновать. Тот шум, который вы у меня в квартире устроили, даром не пройдет. Мне теперь туда не возвратиться. А я, как ни странно, не волнуюсь.

— Мне тоже не больно безопасно домой ехать, — доверительно пробормотал Коровин. — Найдут меня там. А я ведь всех троих, что с вашим мужем к оврагу ездили, убил…

— То есть и Котла тоже? — спросила Галина. — Вы знаете, это кое-кому может понравиться…

— Как это? — опешил Леха.

— Да очень просто. Как я понимаю, кого-то сейчас устраивает, чтоб мой супруг считался пропавшим без вести или вообще бежавшим куда-то. Под это дело можно такого накрутить, что никакой УЭП не разберет и никакая налоговая полиция. С другой стороны, если б Сережа и все, кто были с ним, оказались убитыми, то это устроило бы других людей… Вот такая теперь жизнь.

— Это точно! — согласился Леха.

СНОВА У ОВРАГА

До 43-го километра доехали почти за полчаса. Едва промелькнул столбик с синим «флажком», Леха сбавил скорость. Действительно, совсем рядом со столбиком, метрах в пятидесяти, показался въезд на просеку. Не было никакой угрожающей таблички, типа «Въезд в лес на автомашинах запрещен», но вообще-то следовало подумать, прежде чем сворачивать. Митрохин с ребятами сюда на джипе заезжали, а не на «Жигулях». Будь Леха на своей машине — у него ее, правда, отродясь не было — он ни за что бы не сунулся в глубокую и размытую колею. Но машина ему не принадлежала, а потому Лехе плевать было, где ее бросать.

Тем не менее увяз Леха только у выезда на вторую просеку.

— Приехали, — сказал ой, открывая дверцу, — теперь пешочком.

Митрохина, конечно, неловко чувствовала себя в лесу на каблуках, но ходить босиком в тонком капроне по уже остывшей от лета земле было еще хуже. У Лехи тоже была привычка в это время года ходить по лесу не в ботинках, а в резиновых сапогах. Но не побежишь же в деревню, когда тут всего ничего пройти осталось.

Дошли до валуна и двинулись по тропинке мимо него. Как назло, Лехе все время лезли на глаза стайки волнушек. Как-то непроизвольно тянуло их пособирать, только вот корзинки не имелось… Но вообще-то Леха хорошо помнил, что не за волнушками сюда пришел.

— Мрачное место, — пробормотала Галина, ежась от сырости. — И очень противное.

Тропинка стала спускаться в овраг. С мокрых веток то и дело обрывались капли и падали за шиворот. Тропинка хоть и шла не прямо, а наискось по склону, все же была довольно крутая. Чтоб не оступиться, нужно было цепляться за кусты. Но все же до дна оврага, где тихонько журчал маленький ручеек, добрались благополучно. Наконец тропинка уперлась в два бревнышка, переброшенные над ручейком. Здесь, конечно, Галина сняла туфли и перебралась на другой берег босиком.

Теперь надо было лезть вверх. Это было потруднее. Тем более, что Леха помнил: то, что искал банкир, было где-то на склоне, в трех метрах левее тропы. То есть надо было не пройти мимо, все время поглядывать влево и при этом не свалиться. А сваливаться с крутого склона было неприятно. Там и камни кое-где торчали, и пеньки и прочие штуки.

Долезли до середины склона. Ничего похожего ни на трехзубую вилку, ни на значок «<» слева от тропы на глаза не попалось.

— Ну, куда дальше? — устало спросила Галина.

— Черт его знает, — пробормотал Леха, — если б еще знать, что он искал?

— Давайте схемку — посмотрим, — предложила Митрохина.

Схемку достали, глянули.

— Где-то здесь… — Леха потыкал грязным пальцем в бумагу. — Только «вилки» я пока не видел.

— Ладно, пойдем дальше! Прямо как в сказке; «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

«Вот упрямая!» — подивился Леха. Сам он особо не волновался, найдут или не найдут это самое «не знаю что». А вот то, что теперь он и в родной деревне не будет знать покоя, тревожило. Машина осталась на просеке, без трактора ее не вытащить, а ее, небось, уже ищут всякие там Паны и Бароны. И найдут наверняка. Сами же Лехины землячки могут подсказать. Если сегодня кто-то пройдет, на машину внимания не обратят. А вот если она и завтра, и послезавтра останется — доложат участковому. Участковый, само собой, осмотрит и звякнет в город, потому что машина с городским номером. Там быстренько выйдут на хозяев, обнаружат, что их ухлопали. В общем, до Лехи доберутся. И самое главное: хоть милиция, хоть бандиты — ему все плохо.

Но все равно, не хотелось перед этой бабой показывать, что он, Леха, совсем скис и сдох, ни на что не надеется. Может, она что-то такое знает, отчего какой-то выход обнаружится?

Пошли дальше вверх. Тропка обвилась вокруг большого, в полметра вышиной, пня. Леха и его спутница обошли пень, тропка стала подниматься по склону под другим углом.

— Смотрите! — Митрохина неожиданно обернулась и указала на пень, уже оставшийся позади.

— Чего? — Леха даже испугался.

— По-моему, вот это! — сказала Галина, возвращаясь к пню.

На стороне, противоположной от тропы, была старая, давным-давно посеревшая и не бросающаяся в глаза затеска. А на затеске просматривался темный знак, отдаленно напоминающий «<», вырубленный когда-то топориком. Одна только загвоздка: уголок показывал острием налево, но не для тех, кто поднимался по тропе вверх по склону, а для тех, кто спускался по склону вниз. Иными словами, не в ту сторону, куда Леха в течение всей дороги пялился, а в противоположную.

— А вот и «вилка»1 — воскликнула Митрохина. — Видите, вон там, сухая елка?!

Ну и ну! Точно! Леха даже удивился приметливости городской бабы и ее воображению. Уж ему-то ни за что не пришло бы в голову сравнить с вилкой то, что он увидел.

Метрах в трех от тропы стояло несколько елок, тесно прижавшихся друг к другу. Наиболее сильные уже вымахали в семь, а то и в десять метров в высоту, затенив и задавив тех, кто послабее. Эти неудачницы засохли, но падать им не давали цепко вросшие в склон оврага корни и мощные ветви-лапы соседок. Одна из елок, проигравших битву за жизнь, в свое время попыталась исхитриться и выбросила на одном уровне два боковых побега. Они не обвисали, как другие ветви, а поперли вверх, пока хватало силушек, параллельно основному стволу. Ну, и конечно, погубили его окончательно, поскольку отняли у основного ствола силы, заставив его поделить то, что он один добывал из земли, натрое… Приватизаторы хреновы! Так все втроем и засохли. Хвоя покоричневела и облетела, мелкие веточки высохли уже до серости, и тройной ствол, если пообрубать верхушки, действительно стал бы похож на трехзубую вилку или, точнее, на вилы.

— Ну, допустим, эта… — пробормотал Леха. — А дальше что?

— Посмотрим… — Галина, не жалея туфель да и ног тоже, сошла с тропы и приблизилась к елке-вилке. Леха — за ней.

Елки как елки, ничего необычного. Светло-коричневая хвоя устилает почву под ними, шишки валяются…

— Нет тут ничего, по-моему! — сказал Коровин.

Но Галина, не обратив внимание на это заявление, полезла в гущу елок. Ойкала, ежилась от уколов, но лезла. Леха вздохнул и полез тоже.

Протиснуться было не так-то просто. Уж очень густо росли елки. Между высохшими стволами стояли елки помельче, ветки, перекрещиваясь, загораживали дорогу.

Но самое главное, непонятно было, что между ними искать?

— Здесь что-то есть! — взволнованно сообщила Галина.

Леха, обломив несколько веток, пролез между стволами двух рослых елей, прошкрябался через гущу пожелтевшего маломера и очутился на небольшой, полтора на полтора метра, проплешинке.

— Смотрите! — Галина уперла свой острый каблучок в хвою на краю проплешинки и сильно надавила пяткой. Каблук мягко и бесшумно утопился в почву.

— А теперь здесь. — Митрохина переставила ногу в середину площадочки и снова нажала на каблук. Он уперся во что-то твердое.

— Камень… — неуверенно сказал Леха.

Галина отгребла ногой хвою. Под тремя-четырьмя сантиметрами сухих иголок обнаружилось нечто черное, матово-бугристое. Леха тоже взялся отгребать хвою. Меньше, чем через пять минут они увидели квадратную крышку, обмазанную толстым слоем черного смоляного вара. Края крышки плотно прилегали к осмоленным доскам, из которых была сколочена горловина люка. Вся эта конструкция заметно вросла в землю.

— Подковырнуть надо… — озабоченно произнес Леха.

Он нашел подходящую палку, подцепил край крышки.

Галина тоже ухватилась, и вдвоем они сумели выдернуть крышку из горловины. Крышка была сделана в виде ящика. Из четырех кусков доски-сороковки шириной примерно по двадцати сантиметров' была сколочена на шипах прочная квадратная рамка размером 70x70 сантиметров, а сверху, опять же на шипах, была прочно посажена сама крышка, площадью 80x80, сколоченная так же из сороковки на шипах. Смоленые доски были старые, но прочные. Ни гниль, ни древоточцы их особо не повредили. Очень может быть, что эти доски еще и креозотом пропитали.