Шесть часов одной пятницы - Макс Лукадо

Воспоминания согрели его. Воспоминания о смехе за обеденным столом. Воспоминания о теплой

постели. Воспоминания о вечерах, когда они с отцом, сидя на пороге, слушали убаюкивающее пение

сверчков.

"Отец". Он произнес это слово вслух, глядя на свое отражение.

"Говорили, что я похож на тебя. А сейчас ты бы даже не узнал меня. Как я мог все это потерять?"

Он встал и пошел.

Дорога домой показалась ему длиннее чем тогда, когда он шел по ней в последний раз. Тогда он

шел с высоко поднятой головой и не смотрел по сторонам: ведь он такой стильный. А сейчас он не

смотрел на людей, потому что от него воняло, его одежда была рваной, волосы — взлохмачены, ноги

— грязны. Но его это не волновало, потому что впервые в жизни его совесть была чиста.

Он шел домой. Он шел домой другим. Уже не требуя то, что ему принадлежит, он был согласен на

все. "Дай мне" превратилось в "помоги мне", и его бунт сменился покаянием.

Он пришел, прося все, и ничего не имея взамен. Он не имел денег. Он не имел оправдания. Он не

имел представления, как сильно его отец тосковал о нем. Он не мог представить, что его отец сотни

раз стоял у ворот, ожидая его, улучив минутку между ежедневными делами. Юноша не мог

35

представить, что сотни раз беспокойный сон его отца прерывался, и среди ночи отец шел в комнату

сына и сидел на его постели. Сын ни за что не поверил бы, что его отец часами сидел на пороге у

пустого кресла-качалки, высматривая и всем сердцем желая увидеть знакомую фигуру, походку, лицо.

Когда паренек оказался у поворота, за которым был его дом, он еще раз повторил про себя

слова, которые собирался сказать:

"Отец, я согрешил против неба и против тебя". Он подошел к воротам и взялся за ручку. Он уже

повернул ее, но вдруг остановился. Внезапно его идея вернуться домой показалась ему глупой. "Что

толку?" — задал он себе вопрос. "Какие у меня шансы?" Он опустил голову и развернулся, чтобы уйти.

Вдруг он услышал шаги: шлеп, шлеп, шлеп — сандалии. Кто-то бежал. Сын не оглянулся, чтобы

посмотреть кто это. Скорее всего, это слуга бежит, чтобы прогнать меня, или моему старшему брату

интересно, что это я делаю дома. Он ускорил шаг.

Но голос, который он услышал, не принадлежал ни слуге, ни брату, это был голос его отца.

"Сын!"

"Папа?"

Сын развернулся, чтобы открыть ворота, но отец опередил его. Сын увидел отца... На щеках отца

блестели слезы, а руки распахнулись от востока до запада, приглашая сына вернуться домой.

"Отец, я согрешил". Слова затихли, когда юноша уткнулся лицом в плечо отца.

Двое плачут. Целую вечность стояли они обнявшись. Слова были не нужны. В ответ на покаяние

было дано прощение.

Сын вернулся домой.

______________________________________________________________________

Если бы я мог изобразить эту сцену, то, прежде всего, я нарисовал бы простертые руки отца. Да, из его глаз текут слезы, улыбка сияет, но его руки зовут нас домой. Представьте эти руки: сильные

пальцы, мозолистые ладони. Руки распахнутые, как широкие ворота, не оставляющие вам никакого

другого выбора, кроме как войти.

Интересно, когда Иисус рассказывал эту притчу о любящем отце, использовал ли он руки? Когда

он дошел до этого момента истории, распахнул ли он руки, чтобы проиллюстрировать его?

Догадался ли Он о мыслях тех слушателей, кто думал: "Я не смогу пойти домой, даже после этой

жизни"? Видел ли он домохозяйку, опустившую взгляд, или бизнесмена, покачивающего своей

головой и говорящего: "Я не могу начать сначала. Я слишком все запустил"? Распахнул ли Он руки

пошире, говоря: "Да. Да, ты можешь. Ты можешь вернуться домой"?

Сделал ли он это, я не знаю. Но я знаю, что он сделал потом, Он распростер свои руки так сильно, как только смог. Он распахнул Свои объятия до боли широко. И чтобы доказать, что эти руки всегда

будут раскрыты, Он позволил прибить их гвоздями. И раны от гвоздей на этих руках — по сей день.

ГЛАВА 12

______________________________________________________________________

РЫБА И ВОДОПАД

Легенда о благодати

ПУТЕШЕСТВИЕ

Давным-давно, когда не существовало времени и реки не имели названий, жила-была рыба.

Рожденная в бурлящих каскадах горных каменистых источников, эта форель рано познала

страсть игры. Вода была ее домом. Она плавала туда-сюда и для нее не было ничего легче. Иногда она

набиралась смелости и переплывала речной перекат, быстро отталкиваясь от камня к камню.

Каждое утро она была свидетелем того, как солнце поднимало темный занавес ночи. Это было

своего рода приглашением порезвиться в чистых водах. По мере того, как солнце медленно

взбиралось все выше и выше, становилось теплее, и тепло убаюкивало рыбу, ее движения

36

замедлялись, и она могла смотреть сквозь толщу воды на высокие деревья, которые качались у потока

и на пушистых посетителей, которые пили воду, а затем исчезали.

Но если днем она играла, то ночью у нее было достаточно времени, чтобы думать. Этой молодой

форели недостаточно было знать то малое, что знала она, и поэтому она держала свои глаза

открытыми в то время, когда другие спали. Где берет свое начало этот поток? Куда он течет? Почему

он протекает здесь? Почему я нахожусь здесь? Она задавала такие вопросы, над которыми другие

даже не задумывались. И она прислушивалась, ожидая получить ответы.

Но однажды она услышала рев.

Ночь была такая ясная, что луна видела свое отражение в воде. Рыба, прервав свои

размышления, вдруг услышала звук. На самом деле звук был всегда, просто она его не замечала.

Рев. Рокот реки слышался под водой. Вода дрожала от этого рокота. Внезапно рыба поняла, почему вода постоянно двигалась.

Кто издает этот звук? От кого исходит такой шум?

Она должна была это узнать.

Она плыла всю ночь без остановки, движимая желанием узнать. Рев все нарастал. Он становился

громче. Этот грохот одновременно пугал и притягивал форель.

Она плыла до тех пор, пока звезды не погасли и галька не приобрела свой настоящий цвет. Когда

у рыбы уже не осталось сил, чтобы плыть, усталость превозмогла любопытство и она остановилась.

Форель уснула.

ВСТРЕЧА

Солнце пригревало спину форели. Во сне она снова играла. Она быстро двигалась между

камнями, отважно играя с водой, позволяя поймать себя. Ей снилось, что она дома.

Потом она проснулась и вспомнила о своем паломничестве.

Она услышала рев. Судя по звуку, она была уже почти у цели. Форель открыла глаза и вот перед

ней — стена белой пены. Кругом водовороты. Вода падает, затем взлетает тысячами брызг.

Она никогда не видела ничего подобного.

"Я взберусь вверх и посмотрю что там".

Она плавала у подножия водопада. Но рыба хотела плавать там, наверху. Она приложит все свои

силы, чтобы взобраться наверх. Но стремительный поток воды был слишком сильным. Неустрашимая, она плавала до тех пор, пока не выбилась из сил, а потом уснула.

На следующий день она решила попробовать запрыгнуть наверх. Она нырнула поглубже, под

самую пену. Она погружалась все ниже и ниже. Она плыла до тех пор, пока вода не стала спокойной и

темной, а рева почти не было слышно. Здесь она развернулась, чтобы плыть вверх.

Она усердно работала плавниками, пытаясь набрать скорость. Она всплывала все выше и выше, все быстрее и быстрее. Она проплыла спокойные воды и начала высоко парить в воздухе. Она парила

так высоко, что была уверена в том, что приземлится на вершину водопада. Но не тут то было. Она

еле-еле поднялась над пеной, а потом упала.

Я попробую еще раз. Она снова поплыла вниз. И снова стала проталкиваться вверх. И снова она

летела. И снова упала.

Она попыталась сделать это еще раз. И еще раз. И еще раз. Она хотела добраться до вершины

водопада. Она хотела получить ответ на свой вопрос.

В конце концов, наступила ночь, и луна заступила на дежурство над уставшей молодой форелью.

На следующее утро форель проснулась полная сил, она строила новые планы.

Она нашла тихую заводь в стороне от подножия водопада. Она смотрела сквозь прозрачную

спокойную воду вверх. Здесь вода медленно течет между камнями и ей придется плыть против

легкого течения. Форель успокоилась, довольная своей мудростью. Упрямо, не отходя от избранного

курса, она продвигалась вперед, ведь именно для этого она и была рождена.

Она старалась изо всех сил целый день. Она продвигалась вперед, взбиралась вверх, падала, взбиралась и падала, взбиралась и падала. Наконец, когда ее мышцы уже молили об отдыхе, она почти