Декоративка. Книга 1 (СИ) - Грин Агата

— В твоих руках она может стать сокровищем, Шариан… Почему ты не хочешь оставить ее себе?

Уголок моего рта дрогнул, и я чуть было не ляпнула, что он просто меня боится.

— По закону ты распоряжаешься новоприобретенной собственностью ов-вена, Гадо, а не я, — ответил Шариан. — А если откровенно… слишком она бешена. Не справлюсь с такой.

— Ты, ведун, не справился с ней? — подозрительно прищурился толстяк.

— Эти дикари бывают очень упрямы.

Мне пришлось закусить губу, чтобы не засмеяться. Ах, Шариан, ты мне льстишь…

— Бешеная дикарка, которую не смог приструнить ведун… — проговорил задумчиво Гадо. — Такая не годится для продажи. Разыграем ее между мэнчи. Давно им не перепадало молодых девок.

— Верное решение, друг мой.

Гадо кивнул мэнчи, и те подошли ко мне. Один взял меня за руку, другой невзначай провел рукой по бедру, и все трое смотрели так похотливо, что на моей коже оставались ожоги. Еще бы, ведь я теперь не неприкосновенный товар, а товар, который можем им достаться…

Уверенность сразу схлынула. Я не для того красовалась перед ни-ов нагишом, чтобы меня решили разыграть как приз между нищими озлобленными мэнчи!

Красивых декоративок покупают богатые ни-ов — а я красивая! Я должна была пойти на продажу! По высокой цене! Чтобы меня мог купить только обеспеченный образованный человек! Этот обеспеченный должен был в меня влюбиться и выполнять мои капризы!

Но мэнчи… это не входило в мои планы! Это неправильно! Это… это беспредел! Перед моим внутренним взором возникло печальное лицо Креты в синяках, и я похолодела.

— Мэнчи? — ошарашенно проговорила я. — Вы что, с ума сошли?! Меня — отдать мэнчи?

Шариан вздохнул и посмотрел на Гадо. Толстяк хмыкнул:

— Ишь наглая какая.

— Говорю же — дикарка, — снова вздохнул ведун.

— Это вы дикари!

Ни-ов рассмеялись, после чего толстяк заметил, что время не ждет, у него сегодня еще инспекция мэнчи. Шариан достал из комода чистую рубашку, вручил мне, и указал на стул, где я оставила вещи, которые сняла перед ванной. Я подошла к стулу, отвернулась и стала торопливо одеваться. Руки дрожали, как и нижняя губа.

Они шутят, это шутка…

Пока я одевалась, ни-ов обсуждали, сколько я стою. За свои услуги — обучение языку и уход — ведун попросил пять золотых, и добавил, что нужды в золоте у него нет, зато есть нужда в дружеской услуге. Наклонившись к толстяку, Шариан шепотом изложил просьбу. Выслушав просьбу, Гадо рассмеялся, но отказывать не стал.

Я к тому времени уже оделась и обулась, и не забыла накинуть на плечи теплую шаль. Толстяк с помощью своих мэнчи поднялся со стула и, многозначительно поглядев на ведуна, пошел к двери. Шариан открыл перед ним дверь и пошел провожать к двери.

Меня подтолкнули вперед, в коридор… Не так часто меня водили по этому коридору, и дом я так и не смогла изучить за все это время, но все равно казалось, что этот дом — безопасность, а за дверью — неизведанный опасный мир. Я с немым страхом уставилась на входную дверь, у которой любезничали ведун и распорядитель общественной собственности. Шариан сам накинул на плечи Гадо подбитый темно-коричневым мехом плащ.

Дверь открылась, впуская холодный воздух.

Я замерла, как домашняя кошка, которую собираются вывести на улицу. Меня подтолкнули вперед… Я не стала оглядываться на Шариана — много чести! — и сосредоточилась лишь на двух важных задачах: как не замерзнуть при явно минусовой погоде и не поскользнуться в своих легких кожаных ботиночках на схваченных первым льдом камнях, которыми была умощена площадь.

Гадо пошел медленно — иначе и не получится с его комплекцией; двое мэнчи придерживали его за руки с двух сторон, чтобы распорядитель случайно не упал. Третий мэнчи держал меня за руку, хотя я в «поводыре» не нуждалась. Я оглянулась на дом Шариана, в котором прожила два месяца. Серый, узкий, плотно вписанный в улицу меж других домов, он показался мне в эту минуту уютным и родным. Пусть это была моя тюрьма, но тюрьма знакомая, и довольно комфортная. К тому же в этом доме живет Кирил, отрада моего ниэрадского существования.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я стала смотреть по сторонам. За время моего заключения город стал казаться еще более серым и унылым. Возможно, когда выпадет снег и прикроет следы разрухи, он станет чуточку наряднее, а пока что представляет из себя скучную бесцветность. Я посмотрела в небо; молочно-белое полотно его намекало на скорый снегопад. Вот уже и зима на подходе…

Я шмыгнула уже замерзшим носом; люди, что прогуливались по площади, посматривали на нас с любопытством, но сама я никого не могла рассмотреть. Когда я шмыгнула носом еще раз, Гадо остановился, обернулся на меня и, смерив взглядом, велел тому мэнчи, который меня вел, взять меня на руки, под плащ.

С довольной ухмылкой мужик распахнул полы плаща и взял меня на руки; похудевшая за последнее время, я не была тяжелой ношей. От мэнчи шел плотный мужской запах, а еще ядрено несло потом, но он был теплый, а его плотный плащ сразу меня согрел. Да и не надо было больше беспокоиться о том, как бы не споткнуться и не упасть на скользкой площади.

Я расслабилась, пригрелась, даже немного задремала… Дрема прошла, как только руки мэнчи поползли не туда, куда надо, и сжали то, что не следует. Я дернулась в руках наглеца и рявкнула:

— Пусти! Пойду сама!

Он в ответ стиснул меня еще сильнее.

— Пусти, сказала!

— Что там еще? — недовольно произнес Гадо.

— Дикарка дерется, — ответил мэнчи, не выпуская меня из рук.

Распорядитель приблизился к нам и гаркнул:

— Прекрати!

— Пусть отпустит меня! — потребовала я, глядя в лицо Гадо.

— Ты смеешь говорить со мной? — мягко произнес он. — На первый раз я тебя простил, дикарка, но второй раз заслуживает наказания. Хочешь идти сама — иди. Без обуви.

Он кивнул своим прихвостням и те быстро стащили с моих ног обувь, так что я осталась в одних только чулках.

Я так удивилась этому, что даже не стала сопротивляться. Он серьезно?

— Иди, — железным тоном приказал распорядитель.

Меня спустили на грешную землю. Ступни обожгло непереносимым холодом, и я судорожно вздохнула — первый и единственный раз. Ничего, вытерплю… Шерстяные чулки это лучше, чем ничего.

Гадо шел медленно, и нам приходилось под него подстраиваться. Мои ноги быстро окоченели, так что я довольно скоро перестала их ощущать, разве что иногда, когда попадался камешек, чувствовала что-то. Я ступала, как могла, осторожно, чтобы не порвать чулки, и тщательно следила за тем, чтобы ни единый вздох или стон не сорвался с моих губ. Не хочу их развлекать…

Если после этой прогулки я заболею и умру или мне придется ампутировать ноги — виноват будет Гадо. Хороший же в этом ов-вене общественный распорядитель! Если он наказывает так провинившихся женщин, то немудрено, что этих самых женщин здесь так мало!

Наконец, мы дошли до пункта назначения — трехэтажного дома, огороженного надежным забором, над входом в который висела яркая вывеска: золото на красном. Я даже не стала пытаться прочитать ее. Двое охранников поприветствовали распорядителя звучным: «Ви здраво!» и пропустили нас.

Наконец, наконец, мы оказались в теплом месте… Я прикрыла глаза. Испытание закончено… Хоть бы эта прогулка не оказалась для меня роковой. К Гадо подбежал длинный тощий парень; сноровисто сняв с распорядителя плащ, он спросил, перенасыщая голос почтением:

— Чего желаете, господин распорядитель? Согреть вам вина?

— Пожалуй, — протянул Гадо и с интересом посмотрел на мои ноги. Чулки поистерлись, но не порвались: я берегла их как могла, пока шла. — Понравилась прогулка, дикарка?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Очень.

Усмехнувшись, распорядитель сказал парню:

— Не грей вино, принеси в кабинет.

Тот кивнул и, повесив плащ в шкаф, умчался за вином. Мы же последовали за Гадо дальше по коридору, и к лестнице. Подняться по лестнице стало для меня еще одним испытанием: мои ступни одеревенели от холода и казались негнущимися деревяшками. Хоть бы все с ними было хорошо… хоть бы…